будете лицом официальным.
— Не пошлет. — уверенно сказал Жернаков. — В какое либо другое место, но не в Барнаул.
— Разъясните.
— Вы видимо не в курсе, но в Томской губернии два независимых друг от друга полицейских управлений. Одно здесь в Томске и второе в Барнауле. И мое начальство просто так меня туда не может направить. Если вы решите пойти этим путем, то вам надо в Барнаул ехать и там договариваться. И потом, если вам каким-то чудом удастся уговорить мое и барнаульское начальство, то мне-то за каким хреном пуп рвать и рисковать? Отчитаюсь, что никаких следов преступниками не оставлено. На том дело и заглохнет.
— Вот же…! — с некоторой долей восхищения ловкостью полицейского, сказал Хрунов. — Я к тому, что умеете вы на своем настоять. Ладно, я согласен на ваши условия и даже людей в помощь дам.
— Вы хотите сказать, что отправите своих громил за мной присматривать? Я вас правильно понял? — Павел Кондратьевич насмешливо прищурился и поднялся. — Ну что ж, прошу меня извинить, вынужден откланяться.
Пока Хрунов с Голубцовым растерянно молчали, Жернаков прошел к двери и, открыв ее, крикнул в зал:
— Любезный!
Опомнившийся Хрунов приподнялся и воскликнул:
— Постойте!
Подошедшего официанта жестом отправил назад:
— Вы неправильно меня поняли, Павел Кондратьевич. Я ведь действительно только вам в помощь.
Жернаков стоя у дверей обернулся:
— Это вы, господин Хрунов, меня неправильно поняли. Меня ваши проблемы не слишком волнуют, и без этих денег я обойдусь. Я полицейский, «легавый» по вашему, а вы мне в помощь предлагаете тех, кого я и мои подчиненные время от времени ловим. Если вам кажется, что я буду сотрудничать с бандитами, то вы ошибаетесь.
— Но вы же почти согласились!
— А вы, господин Хрунов, разве бандит? Или все-таки уважаемый предприниматель, меценат и почетный гражданин? Вы уж как-то определитесь.
Хрунов недоуменно слушал, наконец, осознав, что сказал ему сыщик, захохотал:
— Уел! Ладно, присаживайтесь, господин Жернаков. Будем договариваться.
Павел Кондратьевич немного постоял, раздумывая и пожав плечами, вернулся за стол. Начался второй тур переговоров. Хрунову и Голубцову пришлось согласиться на все условия, предложенные сыщиком. Если Голубцов еще пытался, что-то выторговать, то Хрунову было важно знать, кто под него копает. Деньги и те, что были потеряны в результате разгильдяйства Ефима и те, что пришлось заплатить сыщику за расследование были для него небольшие.
Он уже интуитивно пришел к пониманию, что не деньги главное в делах, вернее не только деньги. Информация — вот ключ к решению проблем, и если сыщик информацию нароет, то эти жалкие десять тысяч окупятся многократно, а то и жизнь спасут. Чувствовал он, что кто-то начинает к нему подбираться тихонько на мягких лапах, то там кусочек отщипнут, то здесь на ровном месте проблема образуется. И это ограбление в строку.
После ухода сыщика хряпнули с Ефимом по рюмашечке и, закусывая, Фрол Никитич спросил:
— Не обманет легавый?
— Не замечено за ним. Выполняет все, что пообещает. Помнишь Долгушина Ефрема… ну Зозулю.
— Зозулю помню. Его что, Ефремом зовут?
— Ефремом. Вот пообещал ему Жернаков, что тот будет тачку катать.
— И что?
— Катает, наверное, на Сахалине.
Хрунов коротко хохотнул оценив голубцовский юмор, потом сказал:
— Может все-таки пошлешь кого, чтоб присмотрели за ним.
— Не стоит. Если заметит, то посчитает, что мы условия не соблюли, и тогда хрен чего мы от него получим. А то и прибьет наблюдателя. Для него мы и наши люди бандиты, так что церемонится не будет.
— Во как! — удивился Хрунов.
— А чего удивляться. Он ведь из местных, а они сам знаешь, как к варнакам относятся. Прабабка у него не то вогулка, не то еще кто, известная шаманка, умерла совсем недавно, больше ста лет прожила. Прадед из казаков Жернаком прозывался. Сказывают, что крут был есаул Жернак. Да и дед его тоже здесь в губернии отметился. Отец в Петербурге университет кончил, сюда приехал. Ну а сам Жернаков в Казани отучился, здесь уже лет пятнадцать служит. Побаиваются его деловые. Он ведь и в помощники себе набрал таких же оголтелых. И то, что он согласился съездить в Барнаул, меня удивляет. Видимо у него какой-то свой интерес там есть.
Хрунов задумчиво почесал бровь, наконец, придя к каким-то выводам, сказал:
— Давай-ка Ефим еще по одной и домой. Уж больно хорош коньячок у Синельникова.
Когда выпили, Хрунов вдруг спросил Голубцова:
— Сколько твоих людишек Жернаков за мзду отпустил?
— В последнее время никого не стал отпускать, а так человек пять. Что это ты вдруг заинтересовался?
— Мыслю, не просто так он их отпускает, вербует кое-кого, а те потом стучат ему о наших делах.
— Да ну! Не может быть! Людишки все надежные не раз в делах проверенные.
— А я и не говорю про всех, а одного-двух наверняка завербовал.
— И что делать теперь? — расстроился Голубцов.
— А ничего пока не делай, но потихоньку выясняй, кто стучит. Выяснишь, от серьезных дел отстраняй, но убивать не вздумай, пусть по мелочи постукивает.
Выйдя в зал, Хрунов покрутил головой, разыскивая хозяина заведения, не обнаружив, усмехнулся и подозвал старшего официанта:
— Любезный, передай Илье Григорьевичу, что доволен Хрунов его заведением.
На следующий день в полдень от пристани отвалил небольшой пароходик с говорящим названием «Быстрый», принадлежавший Хрунову и, плюхая лопастями, устремился в сторону реки Обь. В хозяйской каюте расположились трое: Жернаков, собственной персоной и двое помощников. Все трое получили в управлении двухнедельный отпуск, для устройства личных дел, и сейчас, устроившись в креслах, инспектировали хозяйский погребец.
Петр Кузнецов, мужчина непримечательной внешности и неопределенных лет, открыв погребец и разглядывая стоявшие там бутылки, прокомментировал увиденное:
— А хозяин-то коньячок уважает. Вон его сколько, а водки всего две бутылки.
— Вот и доставай коньячок. Оскоромимся. — прогудел Пахомий Морозов, второй подчиненный сыщика. Он рылся в объемном саквояже, выкладывая на стол провизию. — Мне вон сколько снеди супружница в дорогу собрала. Все кудахтала, что неожиданно нас посылают, и она ничего не успевает приготовить.
— Ничего себе не успевает, да она тебя на неделю жратвой снабдила. — завистливо проговорил Кузнецов, доставая из погребца серебряные стопочки. — Паша тебе наливать или ты всухомятку есть будешь? — спросил он Жернакова, который перебирал какие-то бумаги:
— Наливай. — не отрываясь от чтения, проговорил Павел
