— Ладно, — сказал он. — Есть что-нибудь, с чем я могу помочь?
— Нет. Думаю, я просто хотела проверить, что ты действительно здесь.
— Я здесь.
— Да.
— Это не изменится, Эвелин.
— Да. Сейчас я это понимаю. Думаю, я иногда могу быть немного медлительной в таких вещах. Я просто была не уверена, знаешь, во всем, что произошло. Но я все еще люблю тебя, — видимо, я возвращаюсь к выбалтыванию всего, что приходит в голову. Хотя, когда я с Дэвидом, это нормально. Я была в безопасности. — Это так.
— Я знаю, малышка. Вопрос в том, когда ты собираешься вернуться ко мне?
— Это очень сложно, понимаешь? Когда все развалилось в прошлый раз, было так больно.
Он горестно кивнул:
— Ты бросила меня. Полагаю, что это самое худшее, что я когда-либо испытывал.
— Я должна была уйти, но также... отчасти, думаю, я хотела сделать больно тебе так же, как ты сделал больно мне, — мне нужно было вновь взять его за руку, но я не чувствовала, что смогу. — Я больше не хочу мстить таким образом, не с тобой, больше никогда.
— В ту ночь я сказал тебе такие ужасные дерьмовые вещи. Мы оба страдали. Нам просто придется простить друг друга и отпустить все это.
— Ты ведь не написал об этом песню?
Он отвел взгляд.
— Нет! Дэвид, — вскрикнула я с ужасом. — Ты не мог. Это была ужасная ночь.
— По шкале от одного до десяти как сильно ты разозлена?
— Где один — развод?
Он пододвинулся нижней частью своего тела поближе, размещая свои ноги между моими. Между нами было расстояние не больше волоска. В таком положении я никогда не восстановлю дыхание. Никогда.
— Нет, — сказал он тихим голосом. — Ты даже не помнишь, как мы поженились, так что развод или аннулирование или как оно там, черт побери, называется, никогда не планировался. Этого никогда не было. В последний месяц я просто сказал адвокатам продолжать делать вид, что они этим заняты, пока я все осмысливал. Я забыл это упомянуть?
— Да, забыл, — я не смогла сдержаться и улыбнулась. — Так что тогда один?
— Один — настоящее. Мы, живущие раздельно и чертовски несчастные друг без друга.
— Это очень ужасно.
— Так и есть, — согласился он.
— Является ли эта песня в альбоме главной или ты засунешь ее куда-нибудь, где ее никто не заметит? Куда-то вроде B-стороны? Не включенная в список песен и спрятанная в конце?
— Давай представим, что мы говорим об одной из песен, именем которой будет называться альбом.
— Одной из песен? Как много в этом гениальном альбоме я услышу о нас?
— Я люблю тебя.
— Дэвид, — я пыталась сохранить сердитое выражение лица, но у меня не получилось. У меня не хватило на это сил.
— Ты можешь доверять мне? — спросил он, его лицо внезапно стало серьезным. — Мне нужно, чтобы ты вновь мне доверяла. Намного больше, чем просто песни. Настороженность в твоих глазах все время, черт возьми, меня убивает.
— Я понимаю, — я нахмурилась, соединив пальцы вместе за своей спиной. — Я буду доверять. И я научусь справляться с этими песнями. Правда. Музыка большая часть того, кто ты есть, и это огромный комплимент, что ты чувствуешь, что это важно для меня. Меня в основном просто дразнили.
— Знаю. И они не все о нашем расставании.
— Да?
— Да.
— Это хорошо. Я рада.
— Мм.
Я облизнула губы, и его глаза проследили за этим движением. Я ждала, что он преодолеет расстояние между нами и поцелует меня. Но ни он, ни я этого не сделали. По некоторым причинам было правильным не спешить с этим. Это должно было быть идеально. Все между нами было решено. Мы были так близко друг к другу, слушая низкий рокот его голоса, я могла бы остаться здесь на весь день. Но Руби будет интересно, что, черт побери, со мной произошло. У меня также было небольшое задание, прежде чем я вернусь.
— Мне лучше вернуться к работе, — сказала я.
— Хорошо, — он медленно отстранился. — В какое время мне забрать тебя сегодня?
— В семь?
— Звучит хорошо, — по его лицу пробежала тень. — Думаешь, я понравлюсь твоим родителям?
Я глубоко вдохнула и выдохнула.
— Я не знаю. Это не важно. Ты нравишься мне.
— Тебе?
Я кивнула.
Свет в его глазах был как восход солнца. Мои колени задрожали, а сердце затрепетало. Это было мощно, и красиво, и идеально.
— Тогда это единственное, что имеет значение, — сказал он.
Глава 21
Моим родителям он не понравился. Большую часть ужина присутствие Дэвида они игнорировали. Каждый раз, когда они откровенно обходили его вниманием, я открывала рот, чтобы возразить, и нога Дэвида под столом толкала мою. Он легонько качал головой. Я сидела и закипала, к этому моменту мой гнев уже разросся до невероятных размеров. Все давно вышло за рамки неловкого, хотя Лорен делала все возможное, чтобы заполнить молчание.
Со своей стороны Дэвид полностью выложился, одев серую рубашку с рукавами, доходящими до его запястий. Она скрывала большую часть его татуировок. Черные джинсы и простые черные ботинки завершали его стиль «встреча-с-родителями». Учитывая, что он отказался наряжаться для зала, заполненного голливудскими знаменитостями, я была впечатлена. Он даже сделал прическу, как у Джеймса Дина. На большинстве мужчин мне бы такое не понравилось. Дэвид был не большинство. Откровенно говоря, он выглядел чертовски потрясающе, даже с исчезающими синяками под глазами. То, как он любезно общался с моими родителями, несмотря на их ужасное поведение, только укрепило мою веру в него. И мое чувство собственного достоинства, оттого что он решил быть со мной. Но вернемся к разговору за ужином.
Лорен детально поделилась всеми своими планами насчет занятий на предстоящий семестр. Мой отец кивал и внимательно слушал, задавая уместные вопросы. Нейт, влюбленный в нее, был просто за пределами самых смелых мечтаний моих родителей. Девушка уже давно была фактически частью семьи. Они не могли быть довольнее. Но более того, она, казалось, позволила им взглянуть на их собственного сына по-новому, замечая в нем изменения. Когда Лорен говорила о работе Нейта и его обязанностях, они слушали.
Между тем, хоть Дэвид сидел всего лишь по другую сторону стола, я по нему скучала. Так много надо было сказать, что я не знала с чего начать. И мы же уже обсуждали большую часть этого? Так в чем проблема? У меня появилось странное ощущение, что что-то от меня ускользает. Дэвид переехал в Портленд. Все будет хорошо. Но это не так. Скоро начнутся занятия. Потенциальная угроза плана все еще нависала над моей головой, потому что я ей это позволила.
— Эв? Что-то не так? — папа с озабоченным лицом сидел во главе стола.
— Нет, папа, — сказала я, улыбаясь сквозь стиснутые зубы. Нигде не упоминалось, что я еще не определилась на его счет. Я подозревала, что он списал это на гнев девушки с разбитым сердцем или на что-то подобное
Папа взглянул хмуро, сначала на меня, затем на Дэвида.
— У моей дочери на следующей неделе начинаются занятия.
— Ах, да, — сказал Дэвид, — она говорила об этом, мистер Томас.
Мой отец изучал Дэвида поверх очков.
— Ее обучение очень важно.
Я запаниковала, когда кошмар начал разворачиваться прямо на моих глазах.
— Папа. Прекрати.
— Да, мистер Томас, — произнес Дэвид. — У меня нет намерений прерывать ее учебу.
— Хорошо, — папа сцепил руки перед собой, приготовился читать лекцию. — Но дело в том, что молодые женщины, воображающие себя влюбленными, имеют ужасную тенденцию не думать.
— Папа...
Папа поднял руку, чтобы остановить меня:
— С самого детства она планировала стать архитектором.
— Хорошо. Хватит.
— Что если ты отправишься в турне, Дэвид? — спросил мой отец, продолжая, несмотря на мои протесты. — Поскольку это неизбежно случится. Ты ждешь, что она все бросит и последует за тобой?
— Это будет решение вашей дочери, сэр. Но я не планирую делать хоть что-то, что заставит ее выбирать между мной и учебой. Независимо от того, что она захочет сделать, у нее будет моя поддержка.
— Она хочет быть архитектором, — решительным голосом сказал папа. — Эти отношения уже дорого ей обошлись. Ей отменили важную практику, когда произошла вся эта ерунда, что существенно отбросило ее назад.
Я выразила несогласие, поднимаясь со стула:
— Достаточно.
Папа посмотрел на меня так же, как первый раз на Дэвида, враждебно и как будто я нежеланный гость. Он смотрел на меня так, будто больше не признавал.
— Я не позволю тебе портить свое будущее из-за него, — выкрикнул он.
— Из-за него? — спросила я, ужаснувшись его тону. Гнев разрастался во мне весь вечер, заполняя меня. Неудивительно, что я едва прикоснулась к ужину. — Человека, по отношению к которому вы весь прошедший час вели себя грубо? Дэвид — последний человек, который ожидал бы, что я брошу что-то важное для меня.
— Если он заботится о тебе, тогда пусть оставит в покое. Посмотри на вред, который он причинил, — на лбу моего отца вздулись вены, когда он тоже встал. Все остальные смотрели в оцепенении. Можно было сказать, что большую часть жизни я провела отступая. Но все то не имело для меня значения, не по-настоящему. Здесь все было по-другому.
