– Что же вы теперь слёзы льёте, гражданочки! Вы что, не могли удержать родственника от лечения бандитов?
– Как удержать? Он врачеватель! Его долг помочь страдающему – больному или раненому, независимо, красный он или белый. Все раненые одинаково стонут: хоть большевик, хоть эсер, хоть кадет, хоть беспартийный. Пришли домой, взяли его на прицел и повели лечить.
– А почему он ушёл, оставив население без лечения?
– Вас испугался! Знал, что расстреляете за помощь красным! А красные, если бы он не пошёл с ними, пустили пулю в лоб за дезертирство, хотя он у них не служил, – сказала жена. – А как бы вы поступили на его месте?
– Я бы остался нейтральным! Ушёл бы в тайгу и отсиделся.
– Но он как фельдшер оставался нейтральным и лечил бы и белых, и красных, – ответила жена. – Он не мог оставить свою земскую больницу.
– Значит, вы не признаёте вины мужа? Тогда мы берём вас под стражу, как заложников. И считаем, вы содействовали мятежным красным отрядам. А в условиях военного времени вы подлежите расстрелу! – строго сказал хорунжий.
Тёща лекаря упала на колени:
– Неужели у тебя матери нет, сынок? Почему ты такой жестокосердный? Вы же не должны воевать с беззащитными женщинами!
– Мы воюем со всеми, кто встаёт на нашем пути. И мы покажем в назидание всей деревне, что любая поддержка красных бандитов будет караться расстрелом.
Женщины в один голос завыли, проклиная всё на свете: и фельдшера, и время, когда они приехали в эту деревню, и красногвардейцев, и Белую гвардию.
– Деревня ждала вас! Думали, порядок наведёте. А вы, как и красные: не ваш, стало быть, враг! Почему я должна подчиняться вам или красным, или чехословакам? Как гражданка, должна быть подотчётна только законной власти, а её пока нет! А вы штыками власть не удержите. История давно нас этому учит, а вы её плохо знаете! – дерзко сказала дочь фельдшера.
Сотников понимал, она права. Как права и та часть России, которая ждёт Учредительного собрания. Да он и сам знает, что служит неавторитетному Временному Сибирскому правительству, возглавляемому Вологодским. Его же сегодня-завтра может отправить в отставку Сибирская областная Дума. А он сам депутат её. Но идёт Гражданская война, когда один, оставшийся в живых или прощёный по великодушию, может завтра, не задумываясь, пустить тебя в распыл. В Гражданской войне не бывает прощения.
Он позвал ординарца.
– Подготовь формулировку – и сегодня же в расход. Да подумай, где их можно выставить на глаза всех селян.
На завтра, на площади в центре села, на высоком заплоте были посажены на кол три голые женщины. Селяне собирались толпами, пытались снять трупы, но кавалеристы разгоняли толпу.
– Любуйтесь и мотайте на ус, но снимать запрещено. Пусть сидят три дня за поддержку красных! – крутился у заплота вооружённый всадник.
На второй день эскадрон ушёл, а вернувшийся фельдшер похоронил свою родню и опять ушёл в тайгу к красным.
Через день эскадрон возвратился в село, выкопал из могил трупы и по приказу Перепрыгина снова посадил на те же колья.
Мухи облепляли разлагающиеся тела, ветер разносил смрад по деревне. Селяне шептались о невиданных доселе зверствах Белой гвардии. Александр чувствовал, как ожесточается сердце, как нетерпимее он воспринимает инакомыслие, не прощает тех, кто встаёт поперёк его пути. А как сердце могло полниться любовью к людям, если всё Забайкалье было покрыто сетью застенков, где умерщвлялись люди?
Части чехословацкого корпуса с белогвардейскими войсками Восточного фронта поддержали генерала Семёнова. Под их натиском полки Красной армии тридцатого августа были выбиты из Верхне-Удинска, а двадцать шестого – из Читы. Войска Даурского фронта откатились на восток.
В начале сентября в Читу вступили войска Семёнова, а вслед за ними – японские интервенты. Опираясь на штыки японцев и чехословаков, Семёнов девятнадцатого января одна тысяча девятьсот девятнадцатого года создал правительство независимой Монголо-Бурятской республики и установил массовый террор и насилие, проводимые им самим, баронами Р. Унгерном и А. Тирбахом. Жертвами террора стали десять тысяч коммунистов и беспартийных. Одиннадцать застенков забирали жизни инакомыслящих. Только в районе Андриановки каратели Семёнова без суда и следствия расстреляли одну тысячу шестьсот человек. В застенках Бадмаевском, Макнавеевском, Даурском каждую ночь в течение года палачи приводили в исполнение смертные приговоры.
Поредел в боях дивизион Александра Сотникова. Иван Перепрыгни доложил командиру, что среди кавалеристов идёт ропот о конвоировании ими военнопленных и участии в карательных операциях.
– Говорят, мол, мы прибыли на фронт воевать со стоящим перед нами противником, а не с женщинами, детьми, стариками. Тем паче, с военнопленными. Глаза слезятся от этих бесчинств. Может, такое же творится у них дома, где остались матери, жёны, дети!
– Они правы, Иван! Я уже замарал свою честь и честь дивизиона перед простыми людьми! Сам не смог устоять от рубки – нервы подвели! И дивизион подставил! Теперь постараюсь уклоняться от приказов комполка по участию в карательных операциях да и дивизиону пора на отдых и переформирование. Как депутата областной Думы приглашают на заседание, а я не могу выехать. Казачий круг просит моего согласия на выборы повторно атаманом Енисейского казачьего войска. Я уже один раз ответил отказом, а они опять настаивают. Боюсь, чтобы фронт не ожесточил кавалеристов моего дивизиона. От Первого Енисейского казачьего полка осталось две трети личного состава. Жизни казаки положили в бою, с кем? С германцами или с японцами, или с чехами? Да нет же! С такими же мужиками, как мы с тобой. Прошло у меня желание воевать со своим народом, лишать жизни своих братьев-славян. Это же самоуничтожение России. Готовь со штабом документы на нашу замену. Мне сообщили, в июле Иванов-Ринов избран атаманом Сибирского казачества. Думаю, он пришлёт замену и нашему Первому Енисейскому казачьему полку и моим кавалеристам.
Из штаба Верхне-Удинска Сотников отправил телеграмму в Минусинск, где проходил казачий круг.
«На телеграмму председателя круга выбор меня временным войсковым атаманом вторично вынужден не отказываться по сообщаемым кругу причинам точка.
Прошу командировать областную Думу кандидата Шахматова.
Телеграмма от 25VIII —1918 года/
Атаман Сотников».
Сотникова с кавалерийским дивизионом и Енисейским казачьим полком вскоре отправили на отдых и переформирование к месту прежней дислокации.
В октябре одна тысяча девятьсот восемнадцатого года адмирал Александр Васильевич Колчак вместе с английским генералом Ноксом прибыли в Омск. Колчака назначили военным и морским министром Временного Сибирского правительства.
Восемнадцатого ноября при поддержке кадетов, белогвардейских офицеров и интервентов он произвёл переворот и установил военную диктатуру, приняв титул Верховного правителя России и звание Верховного главнокомандующего. Арестовали членов Уфимской эсеро-меньшевистской директории, а её Совет министров передал власть адмиралу Колчаку.
По указанию Антанты ряд контрреволюционных правительств и атаманы казачьих войск признали Колчака главой внутренней контрреволюции в России. Был учреждён Совет Верховного правителя России, в состав которого вошли: Вологодский, Пепеляев, Михайлов, Супин, Лебедев. Во главе губерний поставили губернаторов, восстановили старые царские законы.
Став Верховным правителем, Колчак объявил свою политическую программу:
«Я не пойду ни по пути реакции, ни по гибельному пути партийности. Главной своей целью ставлю создание боеспособной армии, победу над большевизмом и установление законности и правопорядка, дабы народ мог беспрепятственно избрать себе образ правления, который он пожелает, и осуществит великие идеи свободы, ныне провозглашенные по всему миру».
Адмирал, далекий от политики, лучше других разглядел оскал красного террора: «Идет не только партийная распря, ослабляющая собирание страны, но и длится Гражданская война, где гибнут в братоубийственной бойне тысячи полезных сил, которые могли бы принести Родине громадные и неоценимые услуги… Только уничтожение большевизма может создать условия спокойной жизни, о чем так исстрадалась Русская земля. Только после выполнения этой тяжелой задачи мы все можем снова подумать о правильном устройстве нашей державной государственности».
В ответ на установление военной диктатуры Колчака в декабре одна тысяча девятьсот восемнадцатого года произошли восстания рабочих в сибирских городах Омске, Канске. В январе одна тысяча девятьсот девятнадцатого – в Бодайбо, Енисейске, Кольчугине, Тюмени, Красноярске и снова – в Омске. Выступления жестоко подавлены войсками Колчака. Суровый, но влюбчивый в женщин, адмирал железной рукой наводил порядок и в армии, и в гражданских организациях. Были введены повсеместно военно-полевые суды, определившие единую меру наказания – смертную казнь.
