Антанта, высадив войска на территории Сибири и на Кольском полуострове, всемерно поддерживала Колчака не только оружием, обмундированием и другим военным снаряжением, но и деньгами. Александр Васильевич, ощущая поддержку Англии, Франции, США, как военный моряк, не мог терпеть самоуправства, разгильдяйства, недисциплинированности в армии. Он добился, что чехословацкий корпус в январе одна тысяча девятьсот девятнадцатого года был снят с фронта и отведён в тыл по приказу военного министра Чехословацкого правительства. В июле того же года он снял с должности командующего Сибирской армией генерал-лейтенанта Гайду Радолу. И навсегда вычеркнул из списков русской армии. Так, наводивший недавно страх на русских генералов, бывший капитан Чехословацкого корпуса Гайда был развенчан и растоптан Верховным правителем России. Правда, он ещё раз «засветился» на страницах газет, когда поддержал ноябрьское восстание оппозиционных Колчаку сил во Владивостоке.
*
Александр Александрович прибыл в Томск и встретился со своим другом Фильбертом. Они долго сидели за столом и обсуждали перспективы нового правителя России.
– Это хорошо, что в России появилась «железная рука» военного диктатора, – сказал Александр Фильберт. – Человек умный, требовательный и, главное, болеющий душой за Россию.
– «Железная рука» – необходимость! Но всё будет зависеть от того, своевременно ли она будет сжиматься в кулак для нанесения удара и раскрываться для рукопожатия или дружеского похлопывания по плечу. Я пытаюсь верить Александру Васильевичу, но не подкладывают ли под него Россию англичане и американцы? Не заставляют ли они адмирала любить Россию под их неусыпным оком? Чтобы не мог он её ни обнять, ни поцеловать, ни в постель уложить без их позволения! Такая любовь закончится крахом и для любовника, и для любовницы.
– Возможно, он ради поддержки согласился на такие условия. Но вести под диктовку Антанты Россию в неизвестность – ему никто не позволит! Ни большевики, ни эсеры, ни кадеты, ни народ русский! – сказал Александр Фильберт.
– Я не знаю, как к нему относятся партии, но чувствую, диктат демократы не воспринимают. Я хочу сказать о другом. Массовые расстрелы восставших рабочих в городах Сибири, военно-полевые суды никогда не будут прощены Колчаку нашим народом. Его «железная рука» молотом стучит по головам людей, а не тянется с рукопожатием. Я сейчас его осуждаю, но в условиях фронта я тоже стал карателем. На моей совести не одна загубленная жизнь. Я на войне понял, расправы над людьми ожесточают живых. В их сердцах не остаётся прощения. А живёт только жажда мщения, – подвёл итог Александр Сотников. – В армии я разуверился. Её боеспособность выражается сейчас жестокостью к военнопленным. Если хочешь мне составить компанию, то поехали в Омск. На будущей неделе я собираюсь сначала встретиться с Вологодским, а затем – с Колчаком по вопросам норильской экспедиции. Часть материалов у меня обработаны для представления Верховному.
После беседы с Вологодским Александр Сотников вместе с главой правительства направился к Колчаку.
Довольно просторная приёмная, где сидели секретарь и адъютант адмирала, напоминала капитанскую каюту военного корабля. В углу стоял огромный глобус, на стене висел барометр, макет яхты «Заря», на которой совершил плаванье у берегов Таймыра Александр Васильевич Колчак, будучи членом полярной экспедиции Эдуарда Толля, стеллаж со справочниками и стопками чистой бумаги. На широком столе календарь и два телефонных аппарата. У стола массивный сейф. Рядом с сейфом – девять стульев для посетителей. Адъютант зашёл в кабинет и доложил:
– Александр Васильевич, к вам на пятнадцать ноль-ноль Пётр Васильевич Вологодский с хорунжим Александром Александровичем Сотниковым!
– Просите ко мне! – сказал адмирал, поправляя воротник кителя.
Колчак вышел из-за стола, оказавшись почти одинакового роста с Сотниковым. Сначала протянул руку хорунжему затем Вологодскому. Рядом с адмиралом и хорунжим Вологодский казался исполином.
– Прошу садиться, господа! – пригласил хозяин кабинета. Он выслушал по-военному короткий доклад Александра Сотникова о необходимости разработки норильских залежей угля и меди и ведения гидрографических работ в устье Енисея и Карском море для проводки судов из Мурманского и Архангельского портов.
Колчак оживился, его стальные серые глаза радостно заблестели:
– Давно не встречал такого пытливого и толкового молодого человека с государственным умом! Вам сейчас лет примерно столько же, сколько мне было, когда я ходил гидрографом на яхте «Заря» у берегов Таймыра. Я читал дневники первопроходцев, знавал Фёдора Богдановича Шмидта. Старик умер в 1908 году, Царствие ему небесное. Кое-что знаю о норильских горах. Нам сейчас так необходимы уголь для бункеровки судов в низовье Енисея и медная руда для армии. Я слышал о купцах Сотниковых, о кустарной плавке медной руды. Это целая легенда! Там у вас, в Дудинском, живёт мой спаситель Никифор Алексеевич Бегичев, бывший боцман «Зари». Не позволил мне утонуть в Ледовитом океане. Из трещины вытащил еле живого. Если бы чуть замешкался он, то ушёл бы я под лёд. Никифор у меня и шафером на свадьбе в Иркутске был. И на японскую мы вместе вызвались. Добровольно.
– Да, знаю я такого. Непоседа. Охотится. Ищет зверя, открывает новые земли. В море Лаптевых остров нашел! Назвал «Землей дьявола». А туземцы его кличут «Большим Бегичевым». Великодушный человек.
– При случае передавайте низкий поклон от Колчака. Были бы все россияне, как Бегичев, и стояла бы непоколебима наша держава. А вы, Петр Васильевич! – обратился адмирал к Вологодскому. – Помогите хорунжему подготовить толковое обоснование и расчеты стоимости гидрографических работ и завершения строительства Усть-Енисейского речного порта. Сюда же включите финансирование норильской геологоразведочной экспедиции. Дело государственное – денег не жалеть. На февраль поручите министерствам торговли и промышленности, а также морскому ведомству подготовить и провести в Красноярске совещание. На нём советую выступить с содокладом Александру Александровичу Сотникову.
– Правительство всё решит в срок! – ответил Вологодский, и первым поднялся со стула.
Адмирал и хорунжий встали одновременно.
Александр Васильевич пожал им руки и сказал:
– Желаю успехов в важном для России деле!
*
Александр Александрович встретился в институте теперь с уже горным инженером Николаем Николаевичем Урванцевым.
– Николай! Спешу сообщить приятную весть! На днях я вернулся из Омска, где был на приёме у Верховного по финансированию нашей экспедиции.
– Вот куда ты махнул, Александр Александрович! – удивился Урванцев.
– А что делать, коль наши томичи не помогли! Он, оказывается, Таймыр хорошо знает. Ходил в экспедицию с Толлем, будучи ещё лейтенантом. Он поддержал мои стремления. Прошу тебя дать предложения по составу экспедиции, по необходимому оборудованию, спецодежде, транспорту, провизии. Выезд из Томска – в июне, возвращение – в октябре, – сказал Сотников.
Урванцев взволновался. Он снимал очки, протирал стёкла и снова надевал. И так несколько раз! Будто пытался разглядеть лицо Сотникова и проверить серьёзность его сообщения:
– Это серьёзно?!
– Адмирал не может быть несерьёзен, тем более в таком важном государственном вопросе. Он оказался практичней наших университетских профессоров! За десять минут моего доклада он понял всю важность изучения норильских залежей и снаряжения туда экспедиции! – убедительно ответил Александр.
– Ну, слава богу! Наконец начинается настоящее дело! – радостно потирал руки Николай Николаевич. – Я всё подготовлю и ещё раз обмозгуем вместе. Один экземпляр расчётов направим в Омское правительство, а второй оставим у себя для решения дел по организации экспедиции. И ещё, Александр, ты мне расскажешь о вариантах доставки экспедиции к горам по летней тундре.
– Вариант один – оленьи упряжки по болотистой тундре. Второй – это лошади! Но для них тундровые топи гибельны, как и болотный гнус. Теперь запомни, я уже живу в собственном доме, не на Бульварной, а на улице Артиллерийских казарм, номер девять. Это рядом с артиллерийским училищем. Так что, при надобности, заходи.
Александр Александрович сел за подготовку содоклада на Красноярское совещание. Волновался, старался ничего не упустить важного при освещении вопроса. Он обратился с письмами в Енисейские казённое и частное пароходства с запросом о количестве рейсируемых в низовье пароходов, потребляемого ими угля и перевезённого груза в навигацию. Особо выделил просьбу об информации о строящемся Усть-Енисейском порте.
Николай Урванцев обработал часть записей Александра и описал коллекцию минералов, дав обоснование ценности и важности Норильского месторождения. Изучив поданные ему материалы, Александр начал писать текст, приводя их к единой стилистике. Писал легко, с радостным упоением тем, что начинается воплощение великой мечты деда Киприяна. Перед мысленным взором возникал то могучий Енисей с десятками мощных дымящих морских пароходов, бункерующихся норильским углём, то многолюдные рудники с медеплавильными печами у подножья Норильских гор, то кирпичные дома вместо тундровых чумов, в которых живут долгане, нганасаны, юраки. И это всё двигалось, шевелилось, жило благодаря его стараниям, сумевшего увлечь правительство богатствами родного ему низовья.
