— Самолет у нас есть, “Суворов” рассчитан как раз на двоих. Я поведу, вы, Петр Аркадьевич, за пассажира. Отсюда до датских островов — всего пятьдесят верст, чуть больше, чем от Франции до Англии.
— Но… мы можем упасть в море!
— У нас есть пробковые жилеты. Кроме того, остающиеся могут нанять местных рыбаков и отправить их широкой дугой вслед за нами, чтобы гарантированно подобрать в случае аварии.
— А если мы собьемся с пути?
— Дания строго на севере, полетим по компасу. Двигатель новый, помощнее прежнего, за три часа работы я головой ручаюсь, за это время мы даже до Копенгагена долететь сможем, а уж до островов-то всяко доберемся.
— Может, тогда вдоль побережья?
— Вот как раз вдоль побережья три часа и уйдет, а потом все равно через широкий пролив, верст двадцать. Да и кто может поручится, что за эти три часа немцы не придумают чего, чтобы нас посадить? Да хоть миноносец с пулеметами в пролив подгонят… А тут — через пять минут после взлета мы на свободе.
Уговаривал я собравшихся битый час, да так и не уговорил. Одно дело — впереди, на лихом коне (многие в молодости служили, да и вообще геройство на войне уважаемое занятие), а тут — на палочках и тряпочках над холодной Балтикой, уповая на керосинку. Непривычно и страшно. Столыпин заявил что, мол, поздно, и пошел в привезенную с нами походную церковь молится.
Ну а мне что делать? Хоть сам улечу, все какой-никакой канал связи помимо германцев. Собрал вещички, оставил премьеру записку и часа в четыре ночи вышел типа прогуляться от бессонницы. Сопровождал меня бурчащий без остановки Самохвалов. Начальник охраны был категорически против любых авантюр с самолетом.
— Политика — это всегда риск — не соглашался я с Петром Титовичем — У меня будет просьба. Как бы не обернулись наши дела, постарайтесь тайно вывезти Танееву. Я очень беспокоюсь об Анне.
Нагулявшись, я пошел потихоньку в сторону нашего поезда.
Он так и стоял в тупичке впритык за станцией — после открытия ветки и до окончания переговоров больше никакого движения не планировалось, — я без шума разбудил техников и велел не суетясь снова готовить самолет, погруженный обратно после полетов Танеевой. Тащить посреди ночи самолет на поле, с которого взлетала Анна я посчитал слишком стремным, будем действовать по плану.
Где-то через час, когда мы спустили центроплан на среднюю платформу и уже крепили крылья, в поезд пришел Столыпин. В пальто, перчатках и шапке на уши — ночью гулять холодно, а летать еще холоднее. Да-да, летать, принял он мой план, прочитал записку и пришел. Ну, пальто мы с него сняли и выдали кожаную одежку одного из технарей, подходящую по размеру. Самого же хозяина летной формы, наоборот, обрядили в премьерское и отправили для отвода глаз гулять дальше.
В шесть утра, за час до рассвета, самолет стоял на старте и в него заливали последние канистры бензина.
— Ну что, Петр Аркадьевич, с богом?
— На него одного и уповаем, — перекрестился Столыпин и полез в самолет — Вывезешь — дам орден. Любой на выбор
— Ишь, медаль!.. Большая честь!.. — процитировал я Филатова, улыбаясь -
У меня наград не счесть:
Весь обвешанный, как елка,
На спине — и то их шесть!..
Столыпин засмеялся, напряжение спало. Я оглядел премьера.
Черт, он же весит раза в два больше Танеевой… нет, самолет должен выдержать, мы же предполагали еще и пулемет с боезапасом и бомбы, так что запасца грузоподъемности должно хватить.
— От винта!
Техник крутанул лопасть раз, другой… движок схватился и взрыкнул, обдав станцию густым белым выхлопом, а потом поймал нужные обороты и заработал ровно. Сейчас, минутки три хотя бы прогреем и вперед…
— Хальт! Хальт!
Вот тебе и прогрел — от парка к нам, громыхая саблями о сапоги неслись люди в прусской форме, полицейские или военные времени выяснять не было.
— Ну, с богом! — и я тронул самолет вперед.
Сейчас самое главное не свалиться с узенькой платформы, она всего на полметра шире колесной базы и я сосредоточился на уходящей вдаль колее, следя, чтобы она приходилось ровно напротив стойки остекления — других способов контролировать прямолинейность разбега у меня не было.
Уже когда мы удачно пробежали полпути, из пристанционной будки на другом конце платформы вывалился, напяливая на ходу мундир, железнодорожник и тоже заорал “Хальт!” Мало того, он кинулся нам наперерез — не иначе, спросонья, самолет пусть и легкий, но руками его не остановить, еще и пропеллером порубит.
Я бросил отчаянный взгляд на закрылки, поддал газу и метрах в двадцати от идиота взял ручку на себя. Ну, давай, граф Суворов, не подведи!
Самолет задрал нос и поднялся в воздух, разве что вздрогнув в самый последний момент — как потом рассказали свидетели, железнодорожнику перепало колесом по голове, отчего он сразу и окончательно проснулся и сел на задницу прямо на рельсы.
Но мы взлетели! Чуть не задели вершины деревьев, опасно близко подступавшие к станции, но взлетели! Я набрал сотню метров высоты и, когда разворачивал самолет носом на сервер, увидел, как на земле бегут и суетятся новые фигурки и показал Столыпину рукой вниз. Он слегка перегнулся через борт но сразу же откинулся обратно и постарался сесть поглубже, да еще натянул шлем на глаза. Это что же, он высоты боится. но все равно полетел? Уважаю.
Собственно полет прошел без приключений — ноу-хау из будущего позволили нам сделать аэроплан, опережающий нынешние лет на пять, если не больше. Я держал курс на север, изредка сверяясь с компасом, движок ровно гудел, внизу бежали мелкие волны, на востоке серело небо… Сорок минут и впереди показался вытянутый в нашу сторону полуостров с мелью, дугой уходящей влево. Еще через пять минут мы увидели домики прибрежного поселка. Дания это или нет, а садиться надо, хотя бы для того, чтобы понять, где мы.
Я постепенно снижался, выглядывая место на полях за домиками, когда заметил, что к флагштоку в центре поселка вышел человек со свертком под мышкой. Он, не обращая внимания
