в доме как надо шло. Как же он мог не прийти, не предупредить тебя о том, что шалить здесь нельзя?
– Я и не собиралась.
– Но он-то этого не знает? Веди себя хорошо, по квартирам не шатайся, людей не пугай, и он больше тебя стращать не станет.
– Не стану, – подтвердил голос с кухни.
– Мое почтение, Кузьмич, – поприветствовал я старшего подъездного, личность суровую, но справедливую. – Обещаю, эта дама будет вести себя достойно.
Ответа не последовало, вместо этого брякнула крышка сахарницы. Не сомневаюсь, что утром в ней останется лишь пара кусочков рафинада. Кузьмич был невероятный сладкоежка, это являлось его единственной слабостью.
– Все, спим, – я зевнул и показал Жанне на окно, где ночная темнота сменилась предутренней серостью.
– А в душ? – удивилась девушка.
– После. – Я рухнул на диван. – Нет сил. Все – утром. Да. Ты, если что, меня часов в десять толкни. Дел как грязи.
– Так как же мне тебя толкнуть? Я же призрак.
– Ну, как-то исхитрись, – проваливаясь в сон, пробормотал я. – Все, меня с вами нет.
– Сааааш, – ворвался в мой спокойный сон тихий девичий голос. – Сааааш! Вставать пора! Десять минут одиннадцатого уже!
– Не пора, – промычал я, поворачиваясь на другой бок. – Мне надо сон досмотреть.
– А мне тебя разбудить. Сааааш! Тебя работа ждет!
– Изыди. Я безработный. Я гнойный прыщ на теле трудового народа и примкнувших к нему офисных служащих. Да блиииин!
Последний возглас был произнесен уже не сонным, а нормальным голосом. Оно и не странно: на меня только что вылили целый ковшик холодной воды.
– Вавила Силыч! – возмущенно произнес я. – Вот от тебя не ожидал.
– Это все она, – потыкал пальцем подъездный в сторону Жанны. – Говорит, ты так велел. Ну а чего мне ей не верить? Она хоть и нежить, но девка вроде неплохая. Слово держит, по квартирам не шастает, Кузьмича нашего вчера испугалась, а он такое любит. Ну а что шея маленько подкачала… Так и с нас, знаешь ли, картины не писать!
– Жанна! – перевел я взгляд на девушку.
– Это все ты, – тут же заявила она. – Да-да, и не смотри на меня так. Что было сказано? «Исхитрись». Я проявила сообразительность, вот исхитрилась. Ты проснулся, результат достигнут.
Мертвячка и подъездный переглянулись, после уставились на меня и в один голос произнесли:
– Сам виноват!
– Вы репетировали? – опешил я.
– Нет, – помотал головой Вавила Силыч. – Я ж говорю – вроде справная девка. Можно с ней общий язык найти. И уж она всяко лучше твоего балбеса Родьки. От нее вреда меньше и шума тоже. Да! Он вообще где?
– В деревне остался. Огород копает, деревья белит, мусор сжигает. – Я подумал и добавил: – Наверное.
– Наверняка нет, – заявил подъездный. – Больно ленив.
– Есть такое, – подтвердила Жанна. – Ему пока пинка не дашь – не забегает. Если, ясное дело, ему самому чего-то не нужно. Вот тогда да, тогда он только так движ дает!
– Особливо коли разговор про пожрать да поспать, – поддакнул ей Вавила Силыч.
– Спелись, – констатировал я, недовольно глянул на мокрую подушку и встал с дивана. – Плохо мое дело.
Ну а окончательно меня добила пустота в холодильнике. Нет, там не то чтобы ледяная пустыня раскинулась, но и еды особой не имелось. Я прямо свое банковское прошлое вспомнил, тогда подобный пейзаж для меня являлся если и не нормой вещей, то не редкостью точно. Когда из-за нехватки времени, а когда и из-за отсутствия денег.
А самое главное, вроде только-только в магазин ходил? Куда еда делась? Ведь два полных пакета припер из «Дикси»? Ладно сахар, здесь Кузьмич постарался, но остальное-то? Не мог же Родька в одну рожу столько стрескать за столь короткий отрезок времени?
Хотя… Мог. Он – мог. Всегда меня это удивляло: сам маленький, а снеди в него очень много входит. Ну очень.
Я отправил в рот сиротливый кусочек колбасы, оставшийся от недавно еще целого батона, и, жуя его, отправился в комнату. Раз уж пошла такая пьянка, совмещу, что ли, приятное с полезным.
– Слышь, Александр, хочешь, я сейчас к подружке твоей схожу, у нее харчей займу? – предложил Вавила Силыч, сочувственно глядя на меня.
– С чего это вдруг? – изумился я, зная принципиальность подъездного. Он скорее себе руку отгрызет, чем вот так просто у кого-то начнет продукты тырить. Ладно еще для себя, такие вещи у них, насколько я знаю, проходят под грифом «вознаграждение за труды праведные», но чтобы для кого-то?
– А что такого? Вы с ней люди не чужие, свои. Опять же, ей вчера харчей навезли видимо-невидимо, она все одно их все не съест, большей частью выкинет. Представляешь, она их даже в холодильник не убрала, хозяйка бедовая! А там же и копчености всякие, и мясо, и еще невесть что. Ну и потом, все одно она не помнит, что у нее есть, чего нет. В дым пьяная наша красавица вчера была, еле до дома ее довели. Стыдобища! До сих пор дрыхнет, я к ней заглядывал перед тем, как сюда прийти. И ночью наведывался, смотрел, чтобы на спину не перевернулась. Не ровен час захлебнется!
– Чем? – заинтересовалась Жанна, поймала взгляд подъездного и понимающе кивнула. – Аааа! Туплю.
– Раз так, чего бы и нет? – легко согласился я. – И правда, Маринка все равно это добро в мусорное ведро отправит. Даже не дожидаясь того момента, как продукты испортятся.
– Почему? – опять влезла с вопросом Жанна.
– Как проснется, пойдет на