Поэтому в треугольнике отношений «Европа — Россия — соседи России» не предвидится момента, когда Россия вдруг станет ближе Европе, чем Украина или любой другой наш общий сосед. Независимо от того, какой режим, какая власть, какая идеология в Москве, сосед России будет роднее Европе, чем сама Москва. Конечно, есть и открытие нового рынка, и все такое, но главная причина сближения Европы и Украины не во влечении Европы к Украине, а в отвержении Европой Москвы.
Поэтому неправда, что Европа спасает Украину от русского авторитаризма. Ее выбор в пользу любого из соседей, а не России, никак не зависит от того, кто сидит в Кремле и как он себя ведет. Тимошенко сидела в тюрьме, а ЕС все равно подписывал с Украиной соглашение об ассоциации. В Кремле может сидеть сам писатель Акунин, но Европа все равно не будет проводить свою границу ни по Тихому океану, ни по Уралу. Граница пройдет где-то в районе Днепра — чуть левее-правее. Каким бы демократическим, прогрессивным, реформаторским ни был режим в Кремле, симпатии Европы будут на стороне соседа, если он намекнет, что противостоит российскому расползанию, — не важно, ползет в данный момент или не ползет.
Для европейской семьи любой сосед России самим фактом, что он не Россия, будет предпочтительней. И нет такого политического режима в России, который бы это изменил. И Акунин в Кремле этого не изменит. Наша жизнь, возможно, поменяется к лучшему, но Европа будет вести себя все так же. И отчасти поэтому у нас в Кремле не Акунин.
Даже благожелательнейший Аверинцев, которого ну никак не заподозрить в антиевропейских, антизападных чувствах, лучший из русских европейцев, писал в одной из своих поздних статей в 90-е, что европейскому общественному мнению не стоило бы вести себя в отношении России, добровольно и благонамеренно прекратившей противостояние с Западом, как в отношении поверженной вражеской державы, вовсе не учитывая ни российской инициативы в прекращении вражды, ни ее благонамеренных усилий.
Если Европа хочет понять, почему у нас в Кремле Путин, а не Акунин, она легко найдет среди причин и вот эту самую.
И вот доказательство, что Европа говорит об Украине, а думает о России. Европа хочет, чтобы Украина оторвала себя от России за свой же счет.
В Европе отлично знают, что перетягивание Украины на свою сторону прочь от России — дорогое предприятие, но хотят, чтобы Украина оплатила это предприятие сама — на энтузиазме и вере в мечту.
А та Европа, о которой думает Украина, — семья равных, воспитанных и богатых, — это, конечно, мечта. Такой Европы не существует. И там есть богатые и бедные, и одни страны равнее других. Несколько подписей под бумагой со звездами не могут поменять ни человеческую среду, ни качество и количество населения, ни валовый продукт, ни соотношение долгов и резервов. Если рассуждать трезво — Лукашенко равнее в отношениях с Кремлем, чем греки с Меркель: попробовали бы греки посадить главу немецкого концерна, как Лукашенко посадил главу российского «Уралкалия».
Присоединение к ЕС не сделало ни одну страну Восточной Европы западноевропейской. Так же свободные выборы в СССР в конце 80-х не сделали СССР Америкой.
Все вещества состоят из одних и тех же протонов, нейтронов и электронов. Частицы — те же, а вещества получаются из них разными. Вещество не может просто так взять и стать другим. Мало найти у себя такие же протоны, как в Европе, и сказать: смотрите, мы Европа. Вот у нас тут, допустим, сера, или свинец, или мышьяк. А там, допустим, легкий и приятный кислород, дорогие и полезные серебро и золото. Нелепо утверждать на том основании, что частицы те же, будто и мы тут без пяти минут золотые. Чтобы выделился кислород, нужна реакция с выпадением всяких там солей-щелочей, а для золота реакции вообще не придумали, в лучшем случае добудем алюминий. И к России, и к Украине относится.
И все же европейская мечта для Украины полезна. Она создает общественный оптимизм, который очищает воздух и поднимает настроение в стране. Так это много лет работало в Восточной Европе, почему бы не сработать на Украине. Потом в Восточной Европе было и разочарование, но, во-первых, не везде, во-вторых, до него прожито много лет с хорошим настроением.
Нам же нечего обижаться, что Украина не идет к нам. Если мы сами не знаем, куда идти, как может кто-то захотеть идти к нам. Если Украина все-таки выберет нас — это будет конъюнктура, необходимость, прагматика, а мечты в этом не будет.
Может быть, если бы осуществилось у нас что-то вроде условной чубайсовской либеральной империи, что-то вроде местных США — многоязыкого разномыслящего пространства с хорошим образованием, высокой управленческой и политической культурой, свободным рынком и огромной личной независимостью, это могло бы сработать. Но такому пространству вот так сразу неоткуда взяться. Для этого нужно население совсем другого качества, с совсем другим представлением о собственной самостоятельности. Реакция выделения кислорода. А нынешним сульфуром в виде добавки православия в преамбулу Конституции кого заманишь? Это все для внутреннего потребления.
Нашему политическому руководству надо понять, что оно может раз за разом переигрывать и Европу, и даже Америку дипломатически — как это часто и происходит, но страны мечты, полюса притяжения из нас это не сделает. Так, присосаться и заработать.
Европе же нужно понять свое: если она хочет видеть другую Россию, русские должны быть точно уверены, должны точно знать, что к этой другой России не будут относиться так же, как к прошлой и нынешней. То есть — как всегда. Что не предпочтут нашим симфоническим оркестрам любой Афганистан, любой взбунтовавшийся против русских аул с шариатом.
А этого не добьешься заверениями в нотах по дипломатическим каналам. Это вся целиком атмосфера в европейском общественном мнении должна быть другой. Пока вместо европейской мечты Европа вечно предлагает России капитуляцию, ничего хорошего ни для Европы, ни для России, ни для наших общих соседей не будет.
УКРАИНСКАЯ СТАРУШКА ЕВРОПА
Я написал об эту статью за пять лет до Евромайдана и за два года до того, как партия «Свобода» прошла в парламент. Тогда ее с удовольсвием прочли и сами украинцы, и даже согласились: примерно так все и есть. С тех пор все обострилось, а сам сюжет подхвачен и упрощен пропагандистами. Но я публикую ее сейчас. По ней видно, что именно обострилось, ведь она написана, когда про обострение никто не думал.
На греческом острове Сирос, населенном пополам католиками и православными, я столкнулся с неожиданной культурной аномалией. Католики Сироса — греки, крещенные венецианцами, в чью республику входил остров, небогатые и не шибко ученые крестьяне, живущие по деревням в глубине острова и на горах. А православные — бежавшие с турецкого востока судовладельцы, капитаны и лоцманы — богатые и образованные, в XIX веке построили у моря Эрмуполи (Гермесоград), столицу кикладского архипелага, город особняков с классическими балконами, расписными потолками в нимфах, фортепиано в гостиных, гимназиями и оперным театром — уменьшенной копией Ла Скалы, куда приплывали с гастролями сопрано из оригинала. Бывшие же венецианские подданные выращивали кабачки и свеклу для бывших турецких и возили ее на осликах на рынок.
В нашей картине мира Запад с его культурной религией, благосостояние, гуманизм, вежливость, опрятность, просвещенность, прогресс и прочие прекрасные вещи существуют в одной упаковке. А Восток, православие, отсталость, бедность, невежество, бытовой консерватизм, опаска перед чужим, закрытость — части другого пакета, где, как в советском продуктовом наборе: одно идет в нагрузку к другому. Не будете брать? Тогда проходите, не задерживайте очередь.
Для простоты взгляда удобно объединить вместе все хорошее. Но и прежде не бывало, чтобы в нагрузку к шпротам давали исключительно икру. Твердые как камень конфеты «Школьные», это — пожалуйста, и сейчас «благо смешано со злом». И то, что «в нагрузку», подсунули хуже, чем ожидалось, прогорклое.
Распад привычных цепочек не хуже, чем на Сиросе, можно наблюдать на Украине. Западные области Украины декларируют свою принадлежность Европе, а восточные считаются частью советского, российского, темного, почти азиатского мира. Наша интеллигенция склонна с этим согласиться. Еще бы: жители западных областей Украины еще до Майдана и войны по всем опросам в два раза больше стремились в Европейский союз и на президентских выборах голосовали за проевропейских кандидатов. Они же искренне увлечены собиранием доказательств своей европейской принадлежности в прошлом. Хотя чего тут собирать — провинции Польши или Австрии, и так ясно, что провинции Европы.
