тут держало.
— Ты уходишь⁈
— В Гертнии война, Муша… А, кроме того, лисья морда перед уходом сказал мне кое-что, хотелось бы проверить, не сбрехал ли.
И Баграр пересказал мне финальный с лисом разговор.
— Ужас какой-то…
— Самое неприятное, что если он прав, навестить тебя раньше чем через три месяца я не смогу. Если, само собой, жив останусь.
— Да ёк макарёк!
— Это что такое?
— Не знаю, Аня так ругается.
— Запомню. Ладно, Мушенька, долгие проводы — лишние слёзы. Будь умницей.
И он ушёл. Не напрямую, а через какие-то серебристые промежуточные облака. Почему? Наверное, меры предосторожности решил усилить…
В дверь снова поскреблись:
— Маша, всё в порядке?
Девчонки! Я поскорей впустила их в комнату.
— Ты чего ревёшь? — строго спросила Аня. — Обидел кто?
— Баграр ушёл…
— Как ушёл? Куда? — не поняла Маруся.
— В Гертнию…
Пришлось им рассказывать всё с начала мы долго сидели, разговаривали, и даже немножко плакали. От переизбытка эмоций, видимо.
Утром я просыпалась тяжело. Голова как чугуняка, честное слово. Пришлось самой себя лечить. И снова — с завтрака как встали: «Не расходитесь, будьте любезны, каждый из вас в любой момент может понадобиться». Так и толклись в большой гостиной. От безысходности уже и в шашки, и в шахматы, и даже лото нам домоправительница притащила. Ну, не знаю, не очень в моём вкусе развлечение. К тому же, если вдруг вызывали кого-то из играющих, весь процесс сразу останавливался. По-моему, больше всех довольны были Маруся со своим Лёней, сидели в угли, книжки всё обсуждали да альбомы разглядывали. А на меня как-то тяжело Анина грусть-тоска действовала. Взяла я ручку, тетрадь, и вместо записей, которых от нас ожидали, начала картинки рисовать. Быстрые такие наброски.
— Машенька, а позволите ли полюбопытствовать, что это за сцена?
Да-да, вас-то, Иннокентий, я и ожидала — кому же ещё, как не вам интересоваться, всё в работе… Эта мысль, видимо, так явственно отобразилась на моём лице, что Кеша слегка покраснел:
— Простите.
— Да чего тут, — хмуро ответила за меня Аня. — Это — шалиньцы. Это мы на «Следопыте» летим. Это вантиец Катюню хватает, да, Маш? Я тогда в другую сторону смотрела, но похоже.
— Точно, — согласилась я. И тут меня в очередной раз пригласили побеседовать.
— Мария Баграровна, будьте так любезны, уточните ответы…
И вот на это, и вот на то, и вот тут ещё кто-то там в неизвестных мне кабинетах чего-то не понял… Нет, всё понятно, что кому-то надо, но мне лично ужас как надоело. Если так три недели будет продолжаться, я ж рычать начну.
Наконец-то: «Спасибо, можете идти».
Я вышла в коридор, а из соседней комнаты — такой же кислый Дмитрий Александрович.
— Я думала, — ехидно сказала я, — цесаревичи освобождены от занудных бесед.
— Если бы! — усмехнулся он и оглянулся через плечо с совершенно шкодливым видом: — А давай сбежим?
— Как — совсем?
— Нет, совсем — мне папа голову оторвёт. А вот на пару часиков…
— И куда побежим?
Дверь напротив открылась, и я (совершенно непроизвольно, честно-честно!) накрыла нас с Димой маскирующей тенью. Вышедший сотрудник прошёл мимо нас, скользнув незамечающим взглядом, и исчез за углом.
Дмитрий Александрович посмотрел на меня с недоумением.
— Маскировка! — хихикнула я. — Куда пойдём?
— Для начала предлагаю свалить из этого коридора. Пошли!
По лестнице уже звучали шаги очередных ведомых на мучения, Дима схватил меня за руку и на хороших скоростях рванул в противоположную сторону, увлекая меня за собой, как шарик на верёвочке. Мы добежали до дальней лестницы, по ней — наверх, на третий этаж, затаились на верхней площадке, как два сбежавших котёнка. Никто нас не окликал и не шёл следом.
— Пошли! — Дима толкнул дверь, отсекающую коридор третьего этажа.
— И что здесь?
— Просто жилые комнаты. Попроще, чем во этажом ниже. Я тут в гостях пару раз был. Наверху обычно детей селят, чтоб под ногами не крутились.
— Детский этаж, значит, м-гм.
Дима покосился, подозревая сарказм.
— Здесь есть зимний сад, можем там посидеть. Там должно быть тепло.
— Пошли. Всё равно я тут ничего кроме ужасной гостиной не видела, хоть на что-то посмотрю.
Зимний сад оказался совсем крошечным и весьма посредственным. Но всё-таки здесь была живая земля и растения, а ещё — удобная лавочка между двумя кустами суданских роз, чтобы сидеть вроде как в саду.
— А тут неплохо, — деловито огляделась я. — Отличное место, чтобы заняться… тренировками, — я максимально наивно похлопала глазами. — По сбору маны. А то у вас, ваше высочество, с этим всё хромает на все ноги.
Дима посмотрел на меня возмущённо.
— Что? — в ответ сделала «глаза» я. — Не думаю, что это стратегически дальновидно: полагаться на великий авось. А если само не насобирается? Звучит так же здорово, как надеяться, что еда сама в рот заползёт.
— Фу-у, — Дмитрий Александрович аристократически передёрнулся.
— Вот и я говорю: фу. А кое-кто упражнения не хочет делать.
Он посмотрел на меня грустными глазами и вздохнул. На поцелуи рассчитывал, как пить дать.
— И не надо вздыхать. Вот если у тебя всё здорово получится, я покажу тебе кое-что другое.
Другое упражнение, ха. Ну вот, глаза заблестели. Главное — мотивация!
ДЕВОЧКИ
Как вы себе представляете реализацию отличной, новой, можно сказать, революционной идеи с большой стране с давними традициями и развитым бюрократическим аппаратом? Совершенно правильно представляете.
Комиссию по организации Магической академии… Конечно, комиссию! Любому начинающему делопроизводителю понятно, что невозможно осуществить реализацию столь масштабного проекта без комиссии! Как же иначе⁈ Столько вопросов, согласований, столько утверждающих актов и приказов следует издать! А вопросы учёта и контроля? А архивация данных? А стенограммы заседаний?
Так вот, комиссию по организации Магической академии назвали «Специальной закрытой». Набрали в неё тех специалистов… которые были. Магов из действующих училищ, кое-каких экспертов из магоуправлений — в основном столичных, конечно. Столиц (включая прошлые, не желающие снимать венец славы) теперь было три, и профессионалы от магии едва не толкались локтями. Желающих много, мест, как всегда, мало. Внешне, однако, соблюдалась полная благопристойность и политес.
— Егор Вадимович, друг мой, и вас пригласили? Как я рад!
— Весьма, весьма, Семён Карлович, взаимно! Однако
