Затем, г. Гольдштейн спрашивает, отчего не действует «огромное» (?!) количество серы, находящейся, например, в яйце, «огромное» количество кремневой кислоты или поваренной соли, находящейся в хлебе, отчего не действуют разные вина, водки и прочие пищевые и вкусовые смеси, содержащие все те же вещества, которые в изобилии имеются в гомеопатической фармакологии, отчего не действует железо, находящееся в крови — а между тем эти самые вещества, под видом гомеопатических лекарств, оказывают действие? Ответ, мне кажется, довольно прост: оттого, что все эти вещества в пище и крови находятся не в свободном, а в связанном или, во всяком случае, в другом молекулярном, а часто и в другом химическом состоянии, чем в гомеопатических лекарствах. Известно, например, что кристаллизованные вещества всасываются гораздо легче, чем аморфные. Sulfur, употребляемый в гомеопатии, приготовляется из химически чистой кристаллизованной октаэдрической серы, a Sulfur, содержащейся в яйце, находится не только не в кристаллизованном, но даже вовсе не в чистом и свободном состоянии, а в химическом соединении с углеродом, водородом и азотом, из которого он ещё должен быть извлечён организмом. А между тем различные растройства питания и патологические состояния человеческого тела часто состоят в том, что физиологическая лаборатория организма не в состоянии вырабатывать из пищи необходимые ей составные части, поэтому организм, нуждаясь в сере, железе, извести и пр., конечно, скорее и легче всего возьмёт их в том виде и оттуда, где они предлагаются ему в готовой, свободной, чистой и легко усваиваемой форме, т. е. в виде целесообразно приготовленного гомеопатического лекарства.
Наконец, г. Гольдштейн, как прошлый раз, так и теперь, выражает недоумение: ему представляется «совершенно непонятным, мистическим обстоятельством», почему ежедневно употребляемая соль или другое вещество в количестве, положим, 1/4 золотника, не производит никакого (?) действия, а одна миллионная часть золотника этой соли или другого вещества производит желаемое действие. Тут прежде всего г. Гольдштейн должен был бы привести доказательства в опровержение того, что минимальные частицы веществ, входящих в постоянный состав атмосферы, воды и пищи, остаются без всякого влияния на экономию человеческого организма и никакого действия на него не производят. Наоборот, нам несомненно известно, что многие вещества, входящие в состав воздуха, воды и пищи в минимальнейших дозах, имеют важное и необходимое значение в физиологической лаборатории человека, и поэтому a priori нет никакого основания отрицать, чтобы эти самые или другие вещества в минимальнейших дозах не могли оказывать известного действия в патологических состояниях организма. Затем, г. Гольдштейну должны бы быть известны опыты известного физика проф. Жолли в Мюнхене, из которых явствует, что из степени разведения какого-либо вещества ещё далеко нельзя выводить заключения о степени уменьшения его деятельной силы. Жолли взял 1000 куб. сант. 12 % раствора селитры и прибавил к нему 1257 куб. сант. воды. При этом общее количество жидкости получилось не 2257 куб. сант., как можно было ожидать, а только 2236 куб. сант., т. е. на 21 куб. сант. меньше; таким образом произошло сжимание или уплотнение раствора, очевидно, вследствие влияния селитряных частиц на частицы воды. Прибавляя к этим 2236 куб. сант. ещё 4327 куб. сант. воды, он опять получал общее количество жидкости не 2236+4327, а на 15 куб. сант. меньше, т. е. наступило дальнейшее сжимание. Прибавляя, наконец, к последнему раствору ещё 24311 куб. сант. воды, он все ещё получал сжимание раствора на 13 куб. сант. Таким образом прибавлению 1257 куб. сант. соответствовало сжимание на 21 куб. сант., прибавлению ещё 4327 куб. сант. — сжимание на 15 куб. сант. и прибавлению ещё 24311 куб. сант. — сжимание на 13 куб. сант. Из этих фактов вытекает необходимое заключение: 1) что круг действия растворённой селитры по мере разведения раствора увеличился, потому что при каждом новом прибавлении воды количество селитры не увеличивалось, и, следовательно, для того, чтобы при каждом новом разбавлении обусловить новое сжимание раствора, это одинаковое по весу количество селитры должно было притягивать каждый раз новые частицы воды; и 2) так как величина каждого последовательного сжимания (21:15:13 куб. сан.) уменьшается не в том же самом отношении, в каком увеличивается прибавление воды (1257:4327:24311), что уже видно с первого взгляда при сравнении обоих рядов цифр, то, следовательно, из степени разведения известного раствора нельзя делать заключения о деятельной силе находящегося в растворе вещества.
Ещё более должны были бы быть известны г. Гольдштейну следующие химические факты. Либих говорит в своих «Химических письмах» («Chеmische Briefe», Bd. 2. S. 119): «Клейковина хлебных растений легко и скоро растворяется в воде, едва подкисленной соляной кислотой, при обыкновенной температуре тела, и, по мере прибавления кислоты к воде, эта растворимость не только не увеличивается, но, наоборот, уменьшается, так что умеренно концентрированная соляная кислота опять осаждает всю прежде растворённую клейковину». При этом Либих говорит, что 1 часть соляной кислоты на 1000 частей воды составляет сильно растворяющее средство для вышеупоминаемых органических составных частей. Таким образом, для того, чтобы усилить растворяющие свойства концентрированной соляной кислоты, её нужно разбавить в тысячу раз. Или ещё один пример из многих (Ibid., S. 292): «Количество фосфорнокислых земель, растворимых в вышеупомянутых (чрезвычайно разбавленных) соляных растворах, не возрастает пропорционально с содержанием соли в жидкости; наоборот, чем разбавленнее жидкость, тем больше, по-видимому, её растворяющая способность». Химик Штальман производил исследование, отчего известные воды разъедают свинцовые трубы, и нашёл, что причина заключается в содержании аммиака некоторыми водами. Он приготовил 11 различных растворов аммиака в перегнанной воде и старался определить их действие на чистый свинец. Полученный им результат был таков.
Когда 100 000 куб. сант. раствора содержали 100, 50, 25, 12,5, 6,5, 3 граммов чистого аммиака, то не получалось никакого действия на свинец;
при содержании же:
1,56 грамм чистого аммиака — первые следы действия через 24 часа;
0,78 — * — несколько более сильное действие;
0,40 — * — сильное действие по прошествии короткого времени;
0,20 — *— то же;
0,10 — * — то же.
Откуда следует, что водный раствор аммиака, разбавленный до 1/100 000 — й части по весу чистого аммиака, раньше 24-х часов ещё не обнаруживает никакого действия на свинец; но что оно начинает проявляться в более значительной степени только при 250 000-ом разбавлении, и что даже раствор 1 части аммиака в 1 000 000 частей воды всё ещё оказывает сильное действие.
Из всего этого следует, что, желая определить действие какого-либо вещества, нельзя ограничиваться одним соображением о его количестве, но следует непременно иметь в виду его качества или свойства, а эти последние должны изучаться таким образом, что соответствующее вещество приводится во взаимодействие с другими телами, и затем подвергается исследованию вопрос, какие изменения его свойств наступают от изменения его количества. Поэтому и действие гомеопатических лекарств определяется не на основании арифметических вычислений, а на основании фактического их влияния на человеческий организм.
Наконец, г. Гольдштейну, по-видимому, совершенно неизвестны первоначальные основания молекулярной физики, иначе его не приводил бы в тупик известный факт, что энергия молекулярного движения может весьма значительно возрастать по мере разрежения или разбавления вещества и удаления взаимного расстояния молекул друг от друга. Но об этом в другой раз.
В заключение, нельзя опять не обратить внимание на слабость логических приёмов у человека, требующего строгой научной логики у других, но постоянно уклоняющегося от предмета спора. Характеристикой г. Гольдштейна в его системе возражать является следующая черта: он начинает об одном предмете, а кончает совершенно другим. Так, в первую мою беседу, он говорит: «Обращаясь к содержанию той лекции, которую мы только что выслушали, я обращаюсь с вопросом…». Но уже тут сейчас, при постановке вопроса, забывает и уже до конца не вспоминает, что ему именно следует обратиться к содержанию прослушанной лекции. Также и в настоящую мою беседу, он в самом начале задает себе вопрос, с чем мы имеем дело в гомеопатии, с научной ли системой или же со способом лечения больных, и обещает, что рассмотрение первого вопроса, именно в какой мере гомеопатия есть наука в строгом смысле слова, даст ему «повод сказать несколько слов в настоящей беседе». Но уже с первых же слов он забывает и свои вопросы, и свои обещания, теряется в химической казуистике и ни единым словом не касается содержания моей беседы. Он заявляет, что хотел выяснить студентам, где корень «тех основных недоразумений, которые не позволяют аллопатам и вообще учёным людям принять гомеопатию как научную систему». На наш взгляд, ему удалось только доказать, что корень всех его недоразумений заключается в том, что в самом существе его понятий о гомеопатии есть некоторый nonsens, не требующий никакого дальнейшего разъяснения. Л. Б.
