Одни в упор не замечают русских солдат, другие так же последовательно не замечают никого, кроме них. В чем проблема дискуссий со многими украинцами по поводу этой войны? В том, что они хотят сломить волю собеседников к рассуждению — точно так же, как Путин, только в свою сторону. Не смей рассуждать, обличай. Для этого у них имеется справедливый моральный аргумент. Но в этом «на колени» есть что-то не то. Украинцам кажется, что их состояние противостоит российскому, как здоровье — болезни, на самом деле это уже довольно давно противостояние одной болезни другой.
Часто слышишь: «Вы нас потеряли навсегда. После того, что Путин сделал с Украиной, мы никогда не сможем относиться к вам хорошо». Судя по этим словам, украинцы рассматривают свое отношение к русским как ценный актив, и правильно делают. Но ведь и отношение русских к Украине тоже в своем роде ценный актив.
Мы более-менее знаем, где именно Путин не в ладах с реальностью (вставить свое.) Но иногда кажется, что украинские политики и общественное мнение соперничают с ним в этом свойстве. Их взгляд на украинско-российский конфликт не как на один из локальных мировых конфликтов, пусть и с участием державы первой величины, а как на третью мировую, на схватку абсолютного добра с абсолютным злом, света с тьмой, по степени трезвенности не сильно превосходит путинский.
Может казаться, что такая крупными мазками, без светотени набросанная картина помогает победить. Но, судя по тому, что дело идет к началу переговоров по российскому сценарию, помогает не очень. И опять же ясно почему.
Представьте себе, как это выглядит со стороны. Путин, конечно, агрессор и поддерживает боевиков. Но, с другой стороны, про фашистов и хунту вспоминает меньше, чем в начале, а соседнего президента величает Петром Алексеичем (как много в этом звуке). А вовне Путин, хотя и сферическое зло в вакууме, излучает довольно разборчивые сигналы, выраженные понятными, приятно звучащими словами привычного дипломатического языка: прекращение огня, переговоры противоборствующих сторон, политическое разрешение кризиса.
Путин пытается сигнализировать, что он понимает: его представления о мире ограничены чужими представлениями о мире и чужой силой, он не ставит недостижимых целей, не готов платить любую цену. Он не пойдет брать Киев, что бы там ни услышал Баррозу, захватывать всю Украину, отправлять авиацию на Львов, запускать тактическую ядерную ракету, вводить танки в Прагу, возвращать СЭВ, Варшавский договор, Берлинскую стену и Карибский кризис. Он не борется с абсолютным злом за конечную победу добра. В то время как украинские политики сплошь и рядом говорят и ведут себя так, будто все это действительно вот-вот случится, и от других требуют того же.
В итоге с одной стороны мы имеем предложение усадить конфликтующие стороны за стол переговоров, с другой — помочь выиграть великую отечественную, дать отпор силам ада, угрожающим всему человечеству восстановлением тоталитарной империи и третьей мировой войной. Первое звучит конкретнее и реалистичнее. И если Путин сейчас начинает переигрывать и навязывать свою версию переговоров, то происходит это потому, что его предложения проще и скромнее, чем окончательная победа людей доброй воли над вселенским злом.
ОТЛОЖЕННАЯ АССОЦИАЦИЯ С УКРАИНОЙ
Вступление в действие, или — как без запинки произносят дипломаты и, запинаясь на каждом слоге, радиоведущие, — имплементацию договора об ассоциации Украины с ЕС, отложили на год. «В течение этого срока, — пишут, — трехсторонний диалог будет продолжаться». Если отмотать назад, то «трехсторонний диалог» и был первой скромной целью российской внешней политики. Не оставить нас голодными и босыми, а европейцев — без света и тепла, с тазами пропадающего варенья. Не сбить «Боинг», занять Крым, разрушить Донбасс, захватить и уничтожить всех украинцев, а потом ввести танки в Прагу, бомбить Варшаву и построить Берлинскую стену. Человеческая психика отказывается понять, как цепь ужасных событий могла иметь такую ничтожную причину. Нет, конечно, с самого начала хотели всех захватить и убить. Но ведь и вся украинская революция произошла, если глядеть на поводы, оттого, что Янукович на год отложил подписание документа, в котором, как мы видим, не было ничего срочного. Но такая была у него репутация, такое напряжение внутри народа, такое ожидание подвоха и обмана от него и от Москвы, что пошли на него с вилами. И всё то же самое — репутация, напряжение, недоверие, ожидание подвоха — наблюдалось между Западом и Москвой. И они тоже пошли друг на друга с вилами. «Не ваше дело знать времена и сроки, когда суверенной стране и что подписывать», — ответили европейцы. «Ах не наше, — ответил Путин, — сейчас узнаете». И вот все участники процесса сидят с вилами в заднице, и дела, которые касаются троих, решают втроем, а не вдвоем и не в одиночку, как требовали украинцы и европейцы, когда не звали на переговоры Россию. А вдоль дороги мертвые с косами стоят.
Причина теперь так далеко, что уже приходится делать усилие, чтобы вспомнить: ассоциация с ЕС — это разновидность соглашения о свободной торговле, которое ЕС заключает не с кандидатами в ЕС, а с ближними и дальними странами, исходя из экономических соображений. Ассоциации ЕС с Египтом или Мексикой совершенно не предполагали ни того, что эти страны когда-нибудь вступят в Евросоюз, ни того, что изменят себя под него. Только в самых редких случаях Европейский союз пытался продать соглашение об ассоциации как подобие первого шага на пути в Европу: залог будущего, вероятность которого невелика.
Специалисты говорят, что нынешний текст соглашения об ассоциации был написан невыгодно для Украины. В этом нет ничего удивительного: если сами же украинцы считали правительство Януковича неэффективным, продажным и антиукраинским, как от него ждать, что оно хорошо написало соглашение, грамотно провело переговоры и защитило интересы Украины.
Народнохозяйственные связи Украины к моменту подписания документа распределялись следующим образом: 24% экспорта в Россию, 26% экспорта в Европу, примерно пополам, но в Россию — больше готовой продукции, техники и еды, а в Европу — что попроще. Соглашение работало на тех, кто продает 26%, против тех, кто продает 24%, и против России, которую европейцы теснили на украинском и, через него, на ее собственном, российском рынке. Тихо, но решительно уперся связанный с Россией крупный бизнес, уперся Путин, уперся Янукович, у которого были и личные причины.
Сейчас в это трудно поверить, но еще не так давно на Украине главным оппозиционным политиком была Юлия Тимошенко, и ее боялся президент Янукович, собиравшийся на второй срок, а ЕС ставил Украине условия перед подписанием соглашения об ассоциации. Одно из них — отпустить Тимошенко на лечение, а Янукович не отпустил.
В ЕС заговорили, что, пока Тимошенко в тюрьме, ассоциацию с Украиной не подпишут. И это было бы решением вопроса: Евросоюз сам отказался ее подписать. Но он не отказался. Против ассоциации были Путин и Россия. Включились старые цивилизаторские механизмы. Надо брать любую, даже с политиками по тюрьмам, иначе заберут они. Пространство свободы и демократии должно расширяться, оно не может останавливать свое расширение по чьей-то указке.
Путин, конечно, не считал Украину полноценной страной. Многие русские, особенно его поколения, с ним согласны. В этом если и есть грех, то не смертный: новая страна на то и новая страна. Вряд ли сто процентов украинцев считают полноценной страной, вроде Франции, Косово и Македонию. Греки, во всяком случае, не считают. Путин, несомненно, был бы только за то, чтобы как можно теснее привязать Украину к России политически и экономически, сделать ее пристяжной. Но в начале нынешнего кризиса Путин не требовал, чтобы европейцы вместе с ним не считали Украину неполноценной страной. Он требовал, чтобы полноценной считали Россию.
Российская дипломатия говорила примерно следующее: Украина входит вместе с нами в зону свободной торговли, теперь она войдет и с вами в зону свободной торговли. Одна и та же страна не может состоять в двух зонах свободной торговли без того, чтобы согласовать их условия. Давайте согласуем. Конечно, тут было и требование престижа: ни слова о нас без нас. В общем, давайте поговорим о ней втроем. Скажите, забрав Украину, что дадите взамен.
Можно было считать все это военной хитростью, уловкой и маневром, а конечной целью — полное уничтожение Украины. Но на тот момент это было ровно тем, чем казалось: пожеланием стать третьей стороной переговоров об экономическом сближении Украины и Европы. Это пожелание, скорее всего, возникло бы и в «России без Путина» тоже: круги демократии и национальных интересов пересекаются, но не совпадают.
