— Как нога? Не болит?
— Какое тебе дело до моей ноги?
— Так, — сказал Василий. — Говорили, что библиотекарша ногу сломала, а Векавищев на руках донес. Верно?
— Верно, — сказала Маша. — Я подвернула ногу, неосторожно проходя по стройке, и товарищ Векавищев действительно помог мне добраться до работы. Но теперь все прошло.
— А, — сказал Вася.
И замолчал.
— Я уберу, — прибавил он, созерцая разгром.
— Ты… зачем ты лезешь? — снова рассердилась Маша. — Не надо мне твоей помощи!
— Так они же к тебе липли! — удивленно протянул Василий.
— Я и сама могу за себя постоять, — сказала Маша, снова вспомнив недавний разговор с Верой про Софью Ковалевскую.
— Как же, сможешь… Тебя комар пополам перешибет, — сказал Василий с сожалением.
— Зачем пришел? — опять спросила Маша.
— Ты мне нравишься, — ответил он просто, как о само собой разумеющемся.
Маша прикусила губу. Этого еще не хватало! Глядя на ее огорченное лицо, Василий тихо спросил:
— А ты… ты Векавищева любишь?
Это было уже слишком. Маша закричала:
— Убирайся! Вон отсюда! Не лезь ко мне больше!
Василий медленно рассвирепел. Он вытащил из кармана пьесы Островского из серии «Школьная библиотека», бросил на стол и отрезал:
— Долг за мной был! Все! Больше меня здесь ничто не держит!
И выскочил как ошпаренный. Маша долго слушала, как гудит пустая библиотека после яростного хлопка входной двери. Потом перевела взгляд на рассыпанные по всему полу книги и заплакала.
* * *
Первой обо всем догадалась Марта. Когда Галина проснулась утром, Буров уже топтался, одетый, поблизости, автомобиль ждал возле дома.
— Гриша, — улыбнулась Галина.
Буров взял ее за руку, погладил. Она закрыла глаза.
— Как же я соскучилась, — прошептала она.
— Ну, хватит, — вмешалась Марта, оттеснив Григория Александровича. — Иди вниз, прогревай мотор. Мы скоро выйдем.
И когда Буров покинул комнату, Марта прямо спросила Галину:
— Ты когда была у врача в последний раз?
— Давно… Я даже не знала, что у меня язва. Был гастрит, но так это же у всех, кто живет на колесах, как мы…
Марта досадливо махнула рукой:
— Не притворяйся. Я о женском враче говорю.
— Что?! — Галина приподнялась на подушках.
— То. — Марта подала ей юбку, блузку. — Ты, матушка, беременна. Я еще вчера поняла.
— Да брось ты. Марта… — Галина быстро застегивала блузку и качала головой.
— Это тебе мать троих детей говорит! — торжественно объявила Марта. — И в больнице ты об этом в первую очередь скажи. А то они там начнут тебя лекарствами пичкать… Это для маленького очень вредно, учти. Диатез может быть. В нашей глуши только диатеза и не хватает, сама понимаешь…
Галина вышла на улицу, пошатываясь — и от слабости, и от ошеломительности полученного известия.
Она ждет ребенка. Теперь, когда Марта это сказала, у Галины не оставалось сомнений. А ведь еще вчера она даже не подозревала… А Гриша? Галина представила себе лицо Бурова, когда он узнает, и впервые за много времени рассмеялась от души, по-настоящему.
Совещание в управлении затянулось. Предстояло начинать добычу нефти по новой технологии. Вопрос назрел.
Условия бурения в Сибири экстремальны. Это не только крайне низкие температуры, которые характерны для большей части года, но и сплошное распространение болот. Для этих-то условий советскими специалистами и были разработаны кустовой метод бурения скважин и специализированные кустовые буровые установки. Кустовое бурение осуществлялось еще в тридцатые — на Каспии. Несколько скважин бурятся с общей площадки, а конечные забои находятся в точках, соответствующих проектам разработки месторождения. При этом установка перемещается от скважины к скважине за несколько часов.
При кустовом бурении скважин значительно сокращаются строительно-монтажные работы в бурении, уменьшается объем строительства дорог, линий электропередачи и водопроводов. Наибольший эффект от кустового бурения обеспечивается именно в болотистых местностях. Одна из основных особенностей проводки скважин кустами — необходимость соблюдения условий непересечения стволов скважин. Но это уже вопрос технологии. В управлении есть кому над этим работать.
Буров закончил собрание объявлением:
— Кустовое бурение мы начнем на буровых Векавищева, Елисеева и Казанца. Потом будем внедрять этот метод и на других буровых. На этом совещание объявляю закрытым.
Участники совещания разошлись. Федотов, Михеев, Дорошин, мастера… Остались только трое поименованных. Они не спешили. Многое еще предстояло обсудить и выяснить.
Векавищев не скрывал своего недоверия к новому методу. Куст — это грядущий букет проблем. Когда все идет по плану, все преимущества такого метода налицо. Зато случись авария — спасать придется не одну скважину, а сразу пять-шесть. Ну хорошо, три. Все равно это в три раза больше…
— Вот уж никогда не подумал бы, что на старости лет стану еще и железнодорожником, — проворчал Векавищев.
Буров насторожился:
— Не понял.
Векавищев поднял голову, насупился:
— А чего ты не понял, Гриша? — повысил он голос. — Вышка — она же теперь на рельсах стоять будет. Поэтому и день железнодорожника и день нефтяника станут для нас одинаково родными.
Буров махнул рукой:
— Тебе бы все шутить…
— Ага, — со свойственной ему ядовитой иронией отозвался Векавищев.
Елисеев подобных пикировок не любил, и, более того, он их не понимал. Намеки, подспудные течения, «скрытый диалог» — все это проходило мимо его сознания. Георгий предпочитал разговоры начистоту и не раз ставил собеседников в тупик прямыми, подчас слишком откровенными вопросами.
— Да что случилось-то? — прервал он наконец двух друзей.
Буров знал, как следует разговаривать с Елисеевым, и ответил без обиняков:
— Да план спустили такой — плакать хочется.
Казанец разразился притворными рыданиями.
Он даже платочек вынул. Всхлипнул пару раз.
Казанец был любимцем (если можно так выразиться) Михеева, его «призовой лошадкой». Михееву позарез нужен был собственный, ручной, прикормленный передовик производства. Чтобы было — когда настанет час — кого предъявить высшему руководству в противовес Бурову с Дорошиным. Дорошин опирается на Векавищева? Что ж, дорогие товарищи, прошу обратить внимание на молодого, способного, чрезвычайно трудолюбивого мастера Казанца. И так далее.
Именно Казанцу Михеев старательно создавал наиболее комфортные условия труда. Лучшую технику буквально выхватывал из-под носа у Векавищева и переправлял на буровую к Виталию. Новые трактора, машины. Но «лекарство» не помогало: показатели у Векавищева и Елисеева упорно становились лучшими.
Перед совещанием Михеев отвел Казанца в сторону и многозначительно предупредил:
— Буров будет говорить о кустовом методе. Учти, Виталий: я хочу, чтобы ты первым внедрил у себя куст. Никаких отговорок — в случае победы светит Звезда Героя Социалистического Труда… Ну, орден Ленина — точно. Со всеми вытекающими. Так что ушки на макушке.
— Новые бы трактора… — намекнул Виталий.
— Будут, — твердо обещал Михеев.
И вот теперь Казанец ронял притворные слезы, как бы сожалея о том, что план большой, а времени мало. Потом, как ни в чем не бывало, убрал платок и снова уставился на начальника.
Буров рассердился:
— Хватит хохмить! Где нефтепровод? Где железная дорога? Отстаем, товарищи! Результат нужен не сегодня, а уже вчера!
— Это как обычно, — вставил Векавищев. — Не переживай, Григорий Александрович. Справлялись же всегда — справимся и на этот раз.
Но Буров переживал. Не мог по-другому. Он обернулся к Елисееву.
— Георгий, у тебя самый сложный участок. Кругом — болота.
Елисеева, однако, это обстоятельство совершенно не смущало. Его, молодого специалиста, нарочно отправили на самый трудный участок и дали ему самую пропащую бригаду. Обычное дело. Новичок обязан пройти испытание. Сейчас никто уже не говорил, что «новый метод будут опробовать только самые опытные мастера; Елисеев же таким не является». Наоборот, он — в числе новаторов.
Кто-нибудь другой усмотрел бы в этом обстоятельстве повод для гордости, но только не Елисеев. Он считал, что все закономерно. Спроси его кто-нибудь пару лет назад — он предсказал бы события с точностью до месяца. Ничего особенного. Елисеев знал себя и никогда в себе не сомневался. А еще он верил в социалистический свободный труд и в новые технологии, которые всегда на пользу человечеству.
— Григорий Александрович, не вижу проблемы, — сказал Елисеев спокойно. И наконец расслабился и даже позволил себе пошутить: — Тем более у моего помбура говорящая фамилия — Болото…
