― Дерьмо, я должен отвезти тебя к доктору!
Я медленно покачала головой.
― Я в порядке. Это просто... слабый ожог... от соуса. Я в порядке.
― Ты должна заявить об этом, черт побери! Ты не можешь позволить ему выйти сухим из воды.
― Это был несчастный случай, ― быстро повторила я. ― Пожалуйста, Себастьян, просто оставь это.
― Оставить? ― закричал он. ― Посмотри, что этот мешок дерьма сделал тебе! Черт, Каро!
Я закрыла уши руками и зажмурила глаза, пытаясь остановить новый поток слез. Его громкая речь остановилась на середине.
― О боже, Каро!
Я почувствовала, как матрас прогнулся, когда он лег на кровать и обнял меня. Все, что мне нужно было: его объятия.
Некоторое время спустя Себастьян нарушил тишину.
― Что ты собираешься делать?
Его голос был тихим, невысказанные эмоции делали его тон немного грубым.
― Я не знаю.
― Ты больше не можешь здесь оставаться, Каро. Ты знаешь это, верно?
Я протяжно выдохнула.
― Мне некуда пойти.
― Может, Митч и Ширли? Они помогут, я уверен.
Я медленно покачала головой.
― Я не вынесу свои проблемы за дверь! ― я вздохнула. ― Я все еще... в незаконных отношениях с несовершеннолетним ― я не могу сделать это с ними.
Он не спорил, поэтому я знала, что он воспринял мои слова всерьез.
― Что насчет твоей мамы? Я знаю, что вы не близки, но...
― Нет. Она практически вышвырнула меня, когда мне было девятнадцать, ― сказала я горько. ― Почему, ты думаешь, я так быстро вышла за Дэвида?
Он затих на мгновение, затем я ощутила, как его тело напряглось, так было каждый раз, когда я упоминала имя Дэвида. Я полагаю, это какая-то примитивная реакция.
― Что насчет друзей на востоке?
― Такие же проблемы, ― прошептала я. ― Тогда я вовлеку их в... ну, ты знаешь.
Он прижал меня ближе, и я могла ощущать его теплое дыхание на моей коже.
― Есть приют для женщин рядом с западным парком... я... я слышал, как мама упоминала его. Может...
― Я не могу, потому что...
Мои шепотом сказанные слова затихли.
― Из-за меня.
В его голосе была горечь.
― Ты не можешь пойти в любое из этих мест, где тебе помогут... из-за меня.
Я знала, почему он думал так и так говорил, но не могла позволить ему обвинять себя.
― Это не твоя вина, Себастьян,― сказала я нежно, поглаживая его руку. ― Ты самое лучшее в моей жизни. Я не променяю это ни на что. Ни на что. Я, наконец, чувствую себя живой.
Я услышала, как он ахнул и притянул меня ближе.
― Я чувствую то же самое, Каро. Ты научила меня всему, что я знаю.
Я моргнула в удивлении.
― Так и есть. Ты научила меня, кто я такой на самом деле, сделала меня сильнее. Ты заставила меня увидеть волшебство в мире. Я... я не знал, что влюбляться может быть... так.
Он на самом деле это чувствовал? Вот, как он видел меня ― как кого-то, кто делает его сильнее? Вот как он чувствовал? Я была такой слабой и трусливой. Но и я чувствовала небольшой расцвет надежды внутри себя. Я становилась сильнее ― не полностью сильной, но я стремилась к этому.
Казалось, будто и он учил меня. Возможно, мы учили друг друга.
Он обнимал меня осторожно, убедившись, что ноги случайно не касались моих.
― Я не знаю, что делать, ― сказал он тихо. ― Я так сильно хочу быть с тобой, но каждый раз, когда я с тобой, заканчивается тем, что тебе больно. Почему для нас так трудно быть вместе? Это так чертовски несправедливо!
― Я знаю, tesoro.
Ему было так больно, и он был в замешательстве, и было так мало того, что я могла сделать, чтобы помочь нам.
Я выпустила долгий выдох.
― Я думаю, что сейчас тебе лучше уйти.
― Нет! ― он ахнул. ― Ни за что! ― повысил он голос. ― Я не оставлю тебя с этим придурком!
― Я не могу ругаться и с тобой, Себастьян, ― прошептала я. ― У меня нет сил на это.
― Нет! Я не... что если он... я не могу оставить тебя здесь одну! ― сказал он отчаянно.
Я осторожно повернулась, чтобы посмотреть на него.
― Ты не можешь это исправить, Себастьян. Я так облажалась, и я должна исправить это. Но ты прав в одном ― я не могу оставаться здесь, ― я протяжно выдохнула. ― Много пустых комнат в студенческом городке, пока студенты на каникулах. Я проверю списки тех людей, что ищут соседей. Места, где плата меньше пятисот долларов. Я смогу позволить себе это.
Я не сказала Себастьяну, что понятия не имела, как одновременно позволить себе еду и топливо для машины.
― И есть мотель «6» в Сан Исидро за пятьдесят долларов в сутки. Это может быть последним пристанищем, в случае необходимости.
Лицо Себастьяна стало мрачным.
― У меня есть почти семьсот долларов. Этого хватит оплатить еще один месяц, плюс вода и бензин.
Может, он может читать мои мысли.
Я погладила его щеку.
― Я не могу взять твои деньги.
― Да, ты можешь! Я хочу этого, Каро. Позволь мне помочь тебе. Я хочу позаботиться о тебе. Все, что мое....
Я приложила палец к его губам. Мне невыносимо было слышать отчаяние в его голосе, пока он пытался заботиться обо мне, как мужчина о женщине.
Он поцеловал мой палец и убрал мою руку от своего рта.
― Ты должна пойти к адвокату, Каро. Забрать половину того, что есть у этого ублюдка.
Я покачала головой.
― Нет, Себастьян, я не буду делать это.
― Почему, нет? ― сказал он порывисто. ― Ты заслуживаешь...
Я осторожно прервала его.
― Я не хочу ничего, что принадлежит ему. Ты понимаешь? Ничего. Но есть еще одна причина... Если я буду судиться с ним, я боюсь, что он узнает о нас. Я знаю его: он будет копать и копать, и копать, пока не найдет причину, почему я оставила его после всего этого времени. Его эго будет требовать, что есть причина кроме... кроме него самого. И затем он уничтожит меня.
Я могла чувствовать, что тело Себастьяна напряглось, ― все его мышцы были твердыми, и он едва сдерживал свой нрав. Он притянул меня крепче к своей груди, его руки дрожали, но он не говорил. Он зарылся лицом в мою шею, и мы обнимали друг друга всю ночь напролет.
Я гладила его спину, и постепенно его тело начало расслабляться, его дыхание становилось глубже.
Я не могла спать, но радовалась, что Себастьян уснул. Я слушала его тихое дыхание, и смотрела, как его лицо становилось расслабленным и умиротворенным. Я чувствовала, что вина обрушивалась на меня, когда я смотрела на него ― он такой красивый, такой милый и молодой. Все что он делал ― это любил меня, и теперь он был в опасности быть уничтоженным паводковыми водами моего неудавшегося брака.
Правильным для меня было бы тихо уехать и направиться в Нью-Йорк, чтобы мы с Дэвидом достойно могли провести наш развод, ― я надеялась на это, ― и мои отношения с Себастьяном могли остаться скрытыми. Как только ему исполнится восемнадцать, и меня уже здесь не будет, он мог бы сбежать. Люди будут говорить и возможно догадаются о правде, но у них не будет доказательств, и мы будем в безопасности.
Но кое-что удерживало меня от этого решения: первое, я знала, что Себастьян никогда не согласится на это, и будет еще одна ссора, и второе, я чувствовала ответственность за его хрупкую душу и не хотела оставлять его незащищенным.
Я знала, что Ширли и Митч присмотрят за ним, они и так заботились о нем как о сыне, но у них не было власти защитить его от желаний Дональда и Эстель. И ко всему прочему Дональд был одним из них ― частью военной семьи. Это работало в двух направлениях. Военные присматривали дуг за другом, но при этом существовал другой закон: не лезть в чужое дело.
Я не думала, что Митч захочет идти по этому пути ― это будет концом его карьеры. Если бы Себастьян был моложе, то возможно, но не сейчас, когда ему почти восемнадцать, возраст совершеннолетия и выхода из-под родительской опеки.
Поэтому мой план был такой: провести несколько дней в поисках комнаты, затем набраться мужества, чтобы сказать Дэвиду, что ухожу от него.
Я достаточно хорошо знала своего мужа, и была уверена, что он будет чувствовать вину за сегодняшний несчастный случай, и поэтому будет вести себя тихо несколько дней, в которых я нуждалась.
По крайней мере, на это я и надеялась.
16 глава
На рассвете я осторожно потрясла Себастьяна, чтобы он проснулся.
Всю ночь я прислушивалась, не вернулся ли Дэвид, но дом оставался в тишине, а наша связь в тайне.
Он зевнул и потянулся, одарив меня самой ослепительной улыбкой.
― Боже, я люблю просыпаться с тобой, Каро. Я хочу делать это всю оставшуюся жизнь.
От его слов у меня болезненно сжалось сердце. Я отчаянно хотела верить ему.
Затем его улыбка увяла, и я увидела, что он вспомнил про ожоги. Он нахмурился.
― Как ты? Как твои ноги?
― Не так уж плохо. На самом деле лучше.
В действительности они болели больше, чем немного, особенно когда я сгибала колени, но ничего такого, о чем стоило бы беспокоиться. Хуже всего выглядела верхняя часть правой ступни, и было очень больно. Проведя небольшой осмотр, я почувствовала, что она покрылась волдырями за ночь. Скорее всего, будет адски больно надевать любую обувь, даже шлепанцы будут натирать.
