вручить ему ноту, в которой французское правительство старалось оправдать
вторженіе в неутральныя владенія необходимостью собственной защиты от
покушеній эмигрантов. Бсе эти распоряженія были исполнены в точности. 3-го (15-
го) марта 1804 года, драгуны Орденера, переправясь через Рейн, окружили город
Эттенгейм. арестовали принца, с находившимися при пем Францу-
зами, и привезли его ночью в Страсбургу но не нашли — ни бумаг, которыя
моглибы послужить к его обвиненію, ни генерала Дюмурье, по донесенію шпіонов
находившагося в Эттенгейме; вместо его захватили какого-то Тюмери (Thumery).
Таким образом обнаружилось, что пребываніе герцога ангіенскаго в соседстве
французской границы неимело никакой связи с враждебными Первому консулу
покушеніями эмигрантов, и по тому французское правительство должно было-бы,
исполняя долг справедливости, возвратить свободу принцу. Но Бонапарте
опасался, что сознаніе в опрометчивости сделаннаго им насилія возбудить
насмешки роялистов и унизить его в общественном мненіи. Он решился прикрыть
злодеяніем сделанную им ошибку. На донесеніе Коленкура, об удаче даннаго ему
порученія, последовало, 6 (18) марта, повеленіе привести герцога в Париж. Тогда-
же Первый консул отправился в Мальмезон. Там, волнуемый мрачною думою, но
скрывая душевное смятеніе под личиною спокойствія, он оставался несколько
дней в совершенном бездействіи: в продолженіи целой недели, он — говорят — не
продиктовал почти ни одной депеши, и только лишь консулы, министры и братья
его имели к нему доступ. Его супруга, узнав о задержаніи принца, старалась
отклонить пагубное событіе, но ни слова ея, ни рыданія, не могли смягчить сердце
Перваго консула. „Ты женщина—отвечал он—ты ничего неразумееш в моей
политике: твое дело — мол-
чать."
Получив приказаніе — немедленно доставить пленника в Париж, Коленкур вез его
без отдыха и прибыль с ним к дому Талейрана, 8 (20) марта, ь полдень. Там у
ворот, принц оста-
335
вался в карете делые пять часов под наблюденіем стороживших его жандармов.
Вечером отвезли его в венсенскій замок. где для суда над ним уже была собрана
коммиссія, иод председательством тамошняго коменданта генерала Гюлена;
командиры полков, стоявших в Париже. были членами беззаконнаго судилища;
невежество бывших солдат республики, в отношеніи к подсудимому, простиралось
до того, что они едва знали о происхожденіи его от дома Конде. Герцогу не дали
защитника, и даже не позволили — ни отдохнуть — ни обдумать свои ответы (2).
На вопросы, сделанные принцу, об участіи его в замысле Жоржа-Кадудаля и
других заговорщиков, он изъявил с негодованіем удивленіе. что его могли счесть
участником в таких поступках. По словам его. он никогда не видал — ни Пишегрю,
ни Дюмурье. Что-же касается до обвиненія в действіи вооруженною рукою против
республики, он отвечал, что сперва служил волонтером в корпусе Конде, а потом
— командовал его авангардом. „И теперь — продолжал он — я состою на
жалованье Англіи, и получаемыя мною от англійскаго правительства ежемесячно
полтораста гиней составляют для меня единственное средство к существованію."
Великодушный принц нескрыл даже от своих судей, что он намерен был поступить
в англійскую службу и принять участіе в войне против Франціи. На замечаніе
президента о важности такого признанія, герцог гордо отвечал: „я поддерживал
права моего дома; потомок Конде мог возвратиться во Францію не иначе, как с
оружіем в руке. Мой род. мои убежденія, соделывают меня навеки врагом вашего
цраиительства.' На воирос — и.ме.і-ли он
336
намереніе опять вооружиться против Франціи — принц сказал: „да! я просил
англійское правительство определить меня в его армію, и мне отвечали,
чтобы я оставался на Рейне, где вскоре мне откроются действія. Я ожидал
этого." Когда поднесли ему к подписи акт допроса, он прибавил к нему:
„требую настоятельно испросить мне частную аудіенцію ІІерваго консула:
мое имя, мое званіе, мой образ мыслей и мое ужасное положеніе, подают
мне надежду, что он не откажет в этой просьбе."
По окончаніи допроса, в два часа ночи, отвели пленника в одну из комнат
замка, где, утомленный физически и нравственно, он заснул крепко, между
тем как беззаконное судилище решало его участь. Единогласно его
приговорили к смерти, и только лишь один из членов, полковник Барpyà
(Barvois) предложил отсрочить исполненіе приговора, до утвержденія его
Первым консулом. В шесть часов утра, полковник Гаррель (Наггеі), разбудив
принца, приказал свести его в глубокій ров замка. Там стояла команда
отборных жандармов полковника Савари, которому было поручено
исполнить приговор судной коммиссіи. Выслушав сентенцію и вознеся к
Богу краткую молитву, принц не позволил завязать себе глаза и
мужественно встретил смерть под пулями жандармов (3).
Известіе о гибели герцога ангіенскаго было встречено в Париже и во всей
Франціи общим охлажденіем к Первому консулу. Только лишь немногіе
республиканцы, участники ужасов терроризма, были довольны, убедясь в
вечном разрыве Бонапарта с Бурбонами. Но все молчали, и самое
осужденіе убійства одним из знаменитейших со-
337
временников выразилось безмолвно: Шатобріан, назначенный представителем^
Франціи при Валезской республике, узнав о гибели герцога ангіенскаго, подал в
отставку (4).
Несравненно более взволновалось общественное мненіе прочих держав Европы.
Удар, постигшій потомка одной из царственных династій, как будтобы поразил в
лице его все прочія. Но сомненіе в собственных силах, следствіе неудач
понесенных непріятелями Франціи в прежних войнах с Бонапартом, ослабило эти
впечатленія, и загробный голос о мести, взывавшій к европейским дворам, был
заглушен внушеніями осторожной политики. В Берлине, дух общества едва не
увлек самаго Короля и весь Дом его. Злополучное венсенское событіе прервало
переговоры между Пруссіею и Франціею, о заключеніи союзнаго оборонительнаго
трактата, долженствовавшаго освободить от французских войск устья Везера и
Эльбы. Но Первый консул ни мало не смутился охлажденіем к нему прусскаго
правительства. Он знал, что Король Фридрих-Вильгельм, по характеру своему,
питал отвращеніе к решительным мерам, и по'тому со стороны Бонапарта
выказано было презрительное равнодушіе к Пруссіи. 9-го (21-го) апреля,
Французы, заняв герцогство арембергское, прервали внутреннюю навигацію,
служившую, за прекращеніем судоходства по Эльбе и Везеру, важным путем
сообщенія для прусской торговли. На представленія берлинскаго двора, по сему
предмету, не было обращено ни малейшаго вниманія. Недовольствуясь тем,
Бонапарте приказал, 5 (17) мая, объявить, что „как раздраженіе Россіи против
Франціи заставляет его принять меры предосторожности, то он находится в необ-
22
___338___
ходимости усилить двадцатью пятью тысячами человек корпус, стоявшій в
Ганновере, если Пруссія не обяжется формально, что, ни в каком случае, не
будешь дозволено русским войскам пройти чрез ея владенія. Король Фридрих-
Вильгельл, желавшій сохранить дружественный сношенія со всеми своими
соседями, был чрезвычайно встревожен домогательством Ііерваго консула, но
изъявил согласіе на его требованіе, хотя и знал, что такая уступчивость не могла
нравиться Императору Александру. Заметить надобно, что в это самое время,
именно 12 (24) мая 1804 года, прусское правительство заключило с Россіей
секретную конвенцію, по которой обе державы взаимно обязались содействовать
одна другой, в случае дальнейших покушеній Франціи против северо-германских
владеній. Но это не помешало Королю ФридрихуВильгельму подписать 1-го іюня
н. ст. другую конвенцію, на основаніи коей он обязался преградить путь войскам,
направляемым чрез северную Германію против Франціи, с тем, чтобы не был
усилен французскій корпус занимавшій ганноверское курфиршество, и чтобы
северо-германскія владенія (конечно —за исключеніем Ганновера) были свободны
от бремени войны. Уступчивость Фридриха-Вильгельма Франціи простиралась до
того, что, получив от Перваго консула конфиденціальное уведомленіе о намереніи
его возстановить в своем, лице наследственную монархію, Король тотчас
согласился . безусловно признать его в императорском сане. Желая изгладить и
последніе следы недоразуменій, возникших между Пруссіею и Франціей, Фридрих-
Вильгельм известил Бонапарта, об усиліях Императора Александра образовать
коалицію против Франціи (5).
339___
Все эти угожденія прусскаго правительства Первому консулу вызвали новыя
