нэгаши такое есть, типа присказки, они же не плачут, как мы, физиологически не могут, глаза так устроены. А потом добавляет — здесь не твоя судьба. Прими это.
— Даже так? — Пятый удивился. — Вот так, напрямую?
— Да, так. Напрямую. И не только это она тогда сказала.
— А что ещё?
— Сказала, что моя судьба связана с Контролем, но не здесь и не сейчас я встречу тех, с кем связан. Я тогда подумал, что она просто меня успокаивает, придумывает всякие сказки, запросто такое может быть. Ну и сказал ей об этом, не надо, мол, меня утешать, не ребенок, справлюсь. Не с таким справлялся. Она плечами пожала, улыбнулась, и ответила — сам увидишь, только Зарка врать не обучена, да и навязываться не желает, не в её обычаях. У нее экипаж был тоже нэгаши, показывала она их, считки, конечно — на первый взгляд вроде ничего особенного, два ящера, из тех, которые с чешуей, не особенно крупные, лица — тоже ничего особенного, но… как же к ним, даже в считках, тянуло. Как магнитом. И с вами… — он вздохнул. — Я ощутил похожее, еще в первый день. Потому и не вышел. Я растерялся, Пятый, понимаешь? И я не понял тогда, к кому из четверых я чувствовал то, что чувствовал. Позже понял. В общем, она это всё мне сказала, и ушла. И я тоже…
Вот так Рэд Т-Кауса ушел тогда из мира Контроля под названием Фасэт, с небольшой суммой в кармане, и с полностью разбитыми мечтами и надеждами.
— А откуда ты столько знал про Контроль, и почему так хотел попасть туда? — спросил Ит.
— Моя семья работала с Встречающими, точнее, с их банковскими счетами, которые внешние. Ростовщичество, если угодно. Я ещё диву давался в молодости — не мог поверить, что такие огромные счета вообще у кого-то бывают. Мы были богаты, да. Но они — были богаты просто запредельно. Невероятно.
— И это ты еще счетов Сэфес не видел, — покачал головой Пятый.
— Не видел. Но могу догадываться, какими они бывают, — заметил Рэд. — А еще меня удивила практически нулевая активность этих счетов. С них никто ничего не снимал, ничего не тратил. Лежит огромная сумма денег, прирастает огромными же процентами, и никто её даже не трогает! В общем, сперва я имел несколько разговоров с отцами, потом с матерью, а потом меня посветили на счет того, что такое Контроль, и откуда такие счета. Все думали в тот момент, что я восхищен деньгами. Но я был восхищен идеей…
— Не тратить деньги? — усмехнулся Лин.
— Нет, конечно. Идеей того, чем занимается Контроль. Стал искать информацию, читать, слушать. Информации было мало, но идея захватывала всё больше. Точнее то, что мне казалось главным в этой идее. Я тогда не знал, что ошибаюсь, это Зарка мне потом объяснила, а до того… я считал, что Контроль — это абсолютная свобода.
— Даже в самом названии заложено то, что это точно не свобода, — вздохнул Пятый. — Разве нет?
— Да, меня это тоже смутило, но я думал о другом — о том, что есть существа, которые способны преобразовывать жизнь миров так, чтобы они были свободнее и лучше… да знаю я, что это не так, знаю, конечно, — перебил он открывшего было рот Лина. — Давно всё знаю. Но даже когда узнал, я для себя понял, что Контроль пусть и не свобода, но высшее благо — точно. Потому что стремится он, по сути, именно что к свободе. Убирает препятствия на пути тех, кому не хватает свободы выбора. Дает этот выбор. Поддерживает его, помогает.
Лин и Пятый переглянулись.
— Интересная трактовка, — заметил Ит. — С такой точки зрения никто из нас, кажется, Контроль ещё не рассматривал. Но ты прав, даже неверный выбор всё равно является личной инициативой мира, и поэтому — шагом, пусть и опрометчивым, к той самой истиной свободе.
— Ит, Контроль, в первую очередь, это свобода — жертвы, — тихо сказал Пятый. — Не последствия его деятельности, а именно что сам Контроль. Ты добровольно рвешь себя в Сети на части, ты страдаешь и мучаешься, и лишь за то, чтобы кому-то, тебе даже неведомому, и о тебе не знающему, не было больно. Точнее, чтобы ему стало легче в какой-то момент. Это очень сложное ощущение, его не объяснить в двух словах, не впихнуть в пару предложений. И в считку его тоже не вложишь, лишь малые отголоски, да и только. Знаешь, Рэд, среди Контролирующих нет счастливых. Есть только… осознавшие. Потому что ты берешь на себя ответственность, которую ты не можешь и не сможешь делегировать никому, разве что на время, и только другому такому же бедолаге, как ты сам. Ты не можешь встать и уйти, сказав, что больше не тянешь, или устал, или тебе надоело. А на поздних этапах ты ощущаешь Сеть даже во время отпуска, и все мысли у тебя только о том, как бы побыстрее вернуться обратно. Хорошо, что ты не попал в Контроль, Рэд. Ни в каком качестве. Потому что даже Сеть в пассиве, какой её видят Встречающие, это непомерная ноша, а вовсе не свобода, никоим образом.
— Не знаю, — покачал головой Рэд. — Возможно. Что интересно — с каждым годом я понимаю больше и больше из того, что говорила тогда эта Встречающая. Она почти во всём оказалась права. Даже в том, что я счел сказкой для утешения. Потому что… — он коротко глянул на Пятого, — потому что, кажется, моя судьба и впрямь может оказаться связанной с Контролем, пусть и не так, как я хотел изначально.
— Слушай, но все Встречающие — врачи, — заметил Ит. — Как же ты так налетел с сердцем? Соображать же надо.
— Я не учился, — напомнил Рэд. — Меня только смотрели. Долго смотрели, кое-что рассказывали, но до учебы так и не дошло.
— Фэб у нас бывший Встречающий, — заметил Скрипач. — И ты, Пятый, не совсем прав. Потому что Фэб, во время этой работы и жизни, был как раз счастлив. И ещё как.
— И вспомни, чем всё кончилось, — вздохнул Ит. — Ладно, не надо об этом. Рэд, давай, рассказывай про этот пролив. Что там и как, к чему готовиться?
* * *
Синторийский пролив, или, в просторечии, Синтори, разделявший континенты Аскану и Кратогу, был протяженностью пять сотен километров, и формой напоминал песочные часы, сверху и снизу расширявшиеся, и с перемычкой. Ширина этого узкого места меньше пятисот метров, рассказывал Рэд, и там очень сильное течение, и сложный ветер. Далеко не все
