340
никаких сомнений, а литра водки даже при самом скромном разгуле ему
хватит только на пару дней. А потом? Мучиться и невыносимо долго – дня
три-четыре – приходить в себя? Такое можно было допустить только в
крайнем случае, но именно такого расклада ему теперь ни за что не хотелось.
Можно было, конечно, попробовать снотворное, при этом «просушка»
оказалась бы не столь мучительной. Но все осложнялось тем, что
снотворного давным-давно, еще с тех пор, как познакомился с Зиной, у него
уже не водилось. А денег на снотвороное сейчас не было. Их вообще ни на
что не было. Ни рубля!
Он чертыхнулся и открыл холодильник. Отвинтив пробку еще не успевшей
как следует охладиться бутылки, плеснул немного прозрачной жидкости в
покрывшийся пылью стакан и без всякого желания, почти через силу выпил.
Подождал немного, но желаемого опьянения не наступало. Добавил еще
полстакана, снова выпил, поморщился и закурил. Нет, все напрасно, никакого
эффекта. Вот и сигарет только одна пачка неполная осталась. Уходя от Зины, только ее и прихватил со стола, уже начатую.
«Вот ведь что значит не везет! – тоскливо думал он, глядя в окно на пожилого
мужчину с детской коляской, прогуливавшегося под окнами. – Кому-то вот
везет, а тут подыхай с тоски!.. Вот этот дед, например, - он ведь, похоже нигде
уже не работает. Знай себе прогуливается с внуком и в хер не дует!.. Пенсию
наверняка получает…»
Он так и замер, остановив на полпути ко рту руку с сигаретой.
«Вот ведь мудила какой! – вслух обругал себя. – Совсем память пропил, что
ли?.. А моя-то пенсия на что? Ведь как в тот раз не получил, так она, верно и
лежит преспокойненько на книжке, меня несчастного дожидается!»
От такой нечаянной радости он едва не подпрыгнул. Сразу и настроение
вернулось, и алкоголь подействовал. И жизнь уже не казалась такой серой и
341
беспросветной. Загасив недокуренную сигарету, он выпил еще полстакана
водки, убрал бутылку в холодильник, взял из серванта сберегательную
книжку и пулей вылетел из дома. До сбербанка идти было всего ничего –
половину автобусной остановки.
Очереди не оказалось никакой. Получив две с половиной тысячи, он
воспрянул: теперь он твердо знал одно: мучительное похмелье ему теперь не
грозит! Даже снотворное можно купить…
Он снова призадумался. Просто так снотворное не дадут. Разве что идти
опять к доктору-соседу? Он скривился. Ужасно не хотелось. В прошлый раз
пообещал прийти к нему на прием, но так и не пришел. Да и вообще не видел
его с тех пор, безотлучно пребывая у Зины.
Вспомнив про нее, насупился.
«Как так, неужели она точно из тех, которые?.. – подумал он, так и не
решившись довести мысль до конца. – И прав был Рюмин все-таки?.. А
может у них что-то было еще до ее знакомства со мной?» – вздрогнул он. Но
допустить такую мысль, даже при кажущейся возможности такого
знакомства, он никак не хотел и решил попробовать просто забыть эту
женщину. Вот так вот – взять и забыть. Раз навсегда!
«Что, у меня силы воли, что ли, не хватит?» - настраивал он себя боевито. Но
никакая воля почему-то не отзывалась на это побуждение, никакая сила не
просыпалась. И он ясно понял: ему никогда не забыть ее, ни за что! По
крайней мере, в трезвом состоянии. А раз так, заключил он свое рассуждение, то иного выхода не остается, как…
«Стоп, стоп! – остатки здравого смысла, не заглушенные еще алкоголем,
внесли свой диссонанс в такую простую и логичную мыслительную цепочку.
342
– А как же менжа? Ну, выпьешь все, что сейчас купишь, денег больше не
останется – вот тут-то она и явится. Незваная, непрошенная. И что тогда?»
Он остановился на полпути к ближайшему магазину. В голове шумело от
выпитого, но способность рассуждать еще не покинула его. Теперь эта
способность говорила ему о том, что не следует затовариваться на всю
пенсию, что надо взять чуть-чуть, и не потому, чтобы деньги сэкономить, а
скорее даже для того, чтобы не перебарщивать с выпивкой, смягчить ее
снотворным, а не очередным похмельем. А раз так – снотворное следовало
купить во что бы то ни стало.
«Только вот где он сейчас, доктор-то мой? – подумал Добряков. – На работе
или дома?
Но во всяком случае стоило зайти сначала в поликлинику – она была на пути
домой. Он зашел, посмотрел расписание и увидел, что доктор Лазутин сейчас
как раз принимает в кабинете № 134 на втором этаже.
«И то хорошо, - смекнул он. – Сразу и снотворное куплю в здешней аптеке».
У кабинета № 134 никого не было. Он потоптался немного, посмотрел по
сторонам и хотел было взяться за ручку двери, как дверь отворилась и из
кабинета вышла медсестра.
- Вы на прием? – спросила она.
- Да, мне бы к доктору Лазутину. Если он здесь…
- Здесь, конечно, у него прием. Где ваша амбулаторная карта?
- Да мне… - замялся Добряков. - Он приглашал меня… сам… Просил так
зайти… Я сосед его…
- Ну, войдите, - сестра раскрыла дверь, пропуская его.
343
Добряков шагнул через порог и увидел доктора – он что-то писал в карте и
сперва даже не взглянул на вошедшего. А когда дописал, отложил карту и
поднял глаза.
- А, это вы? Проходите, - он кивнул на стул перед собой.
Добряков подошел к столу и сел.
- Ну, как самочувствие? – спросил Лазутин, пристально вглядываясь в лицо
Добрякову.
- Да самочувствие-то ничего, - тот опустил глаза, не смея смотреть прямо. –
Только вот спать так и не могу. Уж что только не испробовал… Если можно…
как обещали… снотворного бы, а?
- Вы, наверное, забыли, - мягко ответил доктор. – Снотворного я вам как раз и
не обещал. И вообще от него отвыкать надо, есть другие способы уснуть.
- А… какие? – Добряков отважился и поднял глаза.
- Прогулки, физический труд… Вы работаете? Что-то я давненько вас не
видел.
- Да, - кивнул Добряков, - работаю.
- Тяжелая работа? – допытывался доктор.
- Как сказать… Однообразная скорее, - изворачивался Добряков. – По трое
суток дежурить приходится… Охранником…
- М-да, - протянул Лазутин. – Такой работой хорошего сна не наработаешь.
- Вот и я говорю, - обрадовался Добряков и несся дальше: - К тому же
перенапряжение. А когда я перенервничаю, вовсе уснуть не могу…
344
- Бывает, - согласился доктор и еще раз пристально посмотрел на него. – А
ну-ка покажите мне ваш язык.
- З-з-зачем? – испугался Добряков.
- Посмотреть хочу, раз уж вы зашли. Давайте, давайте, показывайте, - он взял
серебристый шпатель, встал из-за стола и подошел к Добрякову: - Ну,
открывайте рот.
Добряков открыл рот и ощутил на языке прохладный металлический вкус.
Смотрел Лазутин недолго, опустил шпатель в стакан с раствором и сел на
свое место.
- Вы принимаете сейчас какие-то медикаменты? – спросил он.
- Н-нет, с чего вы взяли? – замотал головой Добряков.
- Я вижу это по вашему языку. Или это что-то другое? – хитро
прищурившись, доктор буквально пронизывал собеседника взглядом.
Добрякову стало неловко, он снова опустил глаза, но быстро поднял и
затараторил скомканной скороговоркой:
- Нет, нет, если вы думаете, что я пью… нет… когда мне?.. По трое суток
работаю… Там не терпят пьяниц…
- Да что вы так разволновались? – попытался успокоить его доктор. – Не
пьете, так не пьете. Это хорошо, чего ж тут волноваться? Только знаете… - он
вдруг замолчал и глубоко вздохнул: - Только меня-то обманывать не стоит.
Ведь я прекрасно вижу, что вы в состоянии алкогольного опьянения. Даже
зажевать какой-нибудь жвачкой не удосужились, идя на прием к врачу.
- Да ведь я… по старому знакомству, так сказать… - снова залепетал
Добряков, чувствуя, что краснеет. – Вы ведь тогда предлагали заходить
345
запросто… ну, когда я вам помог… Вот я и решил обратиться… по нужде, так
сказать, другого выхода нет… Снотворное-то просто так не дают…
- За то, что помогли, спасибо вам еще раз, - прервал его словопоток Лазутин.
– Вы, я уверен, неплохой человек. И потому, повторяю, мне очень вас жаль. Я
ведь говорю все это для вашей же пользы.
Добряков молчал, стыдливо опустив голову.
- Скажите, сколько вы уже пьете?
- Не считал, - едва слышно ответил Добряков, слегка разведя руки. –
Наверное, лет двадцать уже… Или больше… Да, конечно, больше.
- Я немного не о том, - уточнил врач. – Я спрашиваю, сколько дней вы пьете
сейчас, на данный момент?
- Кто его знает, - пожал плечами Добряков. – Я уже запутался в счете.
- Не хотите пролечиться в больнице? Там неплохо кормят, отдохнете,
успокоитесь, попробуете отвыкнуть от спиртного.
На минуту Добрякову показалось, что это было бы сейчас самым разумным в
его положении, когда нет денег, нет близкого человека. Но привычка… Она
