чужие?
Есаул принял из рук императрицы чашку, отпил и поставил, дважды звякнув о блюдце. Аня поняла, что руки у него дрожат, и закусила губу.
Анна Павловна внимательно посмотрела на одного, на другого:
— Что ж, раз уж чаю попили, можно и к делам приступать. Анечка, детка, дай-ка мне то колечко, что ты мне вчера показывала. На время. Обещаю — после нашего разговора я его немедля верну.
Аня, как зачарованная, сняла с пальца кольцо и протянула императрице.
— Видишь, Савелий? Казалось бы — перстенёк. Камушек красненький — что с того? А секрет в том, что имея сей перстенёк, кого угодно и о чём угодно спроси — всю правду тебе без утайки выложит. Страшной силы вещь! А говорю я тебе это, Савелий, чтоб ты понимал, насколько между нами сейчас всё будет честно. Отвечай мне: что думаешь о сей девице?
Вот оно что, значит? Характеристику дать пригласили. Что ж эти графья-князья сами не видят, какое золото им представляют?
Есаул нахмурился, глядя ровно в свою чашку:
— Анна Алексеевна, вне всякого сомнения, барышня смелая и решительная. Друзей в беде не бросит. Находчивая. Сообразительная. Честная. Настоящая казачка.
— Немного не так я спросила, — задумчиво покачала головой императрица. — Отвечай как на духу: какие чувства испытываешь к сей девице?
Вот тут есаул покраснел. Потом побледнел, да так, что Аня за него испугалась.
— Да я и без кольца… Прикипел я к ней душой… Моя бы воля была — всю бы жизнь на руках носил, на землю бы не спускал.
По Аниной щеке стекла крупная слезинка и капнула в чашку.
— Любишь её? — тихо спросила императрица.
— Больше жизни.
Анна Павловна кивнула:
— А ты, Аня, любишь его?
— Люблю… — прошептала Аня.
— Вот так, чтоб прямо на край света за ним?
Аня шмыгнула носом. Выпрямилась.
— А что? И на край. Кого нам на том краю бояться-то?
Савелий уставился на неё, будто не веря своим глазам.
— Что ж ты, есаул? — с лёгкой улыбкой поддела его императрица. — Или забыл, за кем в нашей Империи Российской закреплена опека дворянских сирот до полного совершеннолетия? Ничего у меня попросить не хочешь?
Есаул отодвинул чашку и сполз со стула, бухнув об пол коленями:
— Матушка императрица! Дозволь просить руки девицы под попечением твоим находящейся, Анны Алексеевны…
Анна Павловна поднялась, и тотчас из боковых дверей заспешили люди с образами, с подносиками и какими-то книгами…
— Анечка, становись рядом, девочка, благословлять вас буду.
Императрица благословила пару, подняла с колен, после чего в книге дворцовой канцелярии немедленно состоялась регистрация помолвки (с дарением той же иконы в золочёном окладе — на совет да любовь) и обручения (с преподнесением гладких золотых колечек — иначе как обручаться?) и обязательным в конце поцелуем.
— А чтобы Аннушка, к которой я прониклась большой душевной теплотой, не получила в своём статусе ущемления, и во исполнение договора с неким лицом, о котором вы оба знаете… — государыня повела рукой к подносу, на котором лежал большой диплом в шёлковой обложке с золотыми тиснёными буквами (и со всеми положенными гербами и печатями внутри), — примите жалованную грамоту о высочайшем возведении есаула Савелия Погребенько в графское достоинство, с присовокуплением к фамилии приставки «Яванский».
— Служу Российской Империи! — не вполне веря происходящему, гаркнул есаул.
— Я надеюсь, Савелий, до свадьбы вы не откажетесь побыть в нашем дворце гостем? Ах! Чуть не забыла! Колечко! — императрица вложила перстенёк в ладонь покрасневшей Анечке и улыбнулась: — Я думаю, настало время показать господину есаулу сад.
И они посмотрели сад, особенно укромные его дорожки, на которых так весело и приятно оказалось прятаться от посторонних глаз, и оранжерею, в которой состоялась удивительная встреча — конечно, Аня пересказала её во всех подробностях. Счастье так и плескалось в ней, требуя поделиться с кем-то близким.
— А поедем к девчонкам?
— А они где же?
— В усадьбе в какой-то. Поди уж, довезут нас!
— Хорошо быть графьями! — усмехнулась Аня, поглядывая из окна шикарного автомобиля. — Хошь — чай, хошь — кофий, а хочешь — вот тебе и везут.
— А хошь — несут, — усмехнулся Савелий. — В Африке были, видал я князька одного местного. Сам голый, только вокруг причинного места тряпка пёстрая, в ушах по кольцу золотому — у меня бык-производитель с таким размером в носу ходит. Но чтоб на землю ступить — ни-ни! Не по его, видишь ли, достоинству. Везде его четверо таких же голопузых таскали. А ежли стула нет — он кому-нибудь из них же на горбушку и садился. Скрючит да сверху умостится.
— Ну, это уж перебор, — поморщилась Аня. — Да и вообще, во всём мера нужна. Куриц, что ли, развести для смирения натуры? — есаул засмеялся, и она с ним тоже: — А что? Государыня розы выращивает, а я буду кур!
Так со смехом и домчали.
А там Маруся с Леонидом потихоньку помолвку празднуют! Чаем да кофеем!
— Эх, не сообразили мы вина бутылочку купить! — посетовал Савелий.
— Тут всё равно нельзя, — усмехнулся Лёня. — Несовершеннолетние девицы, со всеми последствиями.
— Замуж уж собрались, по рюмочке-то можно было…
Дискуссию прервало появление Маши с Дмитрием, и поздравления пошли по второму кругу. Потом долго обсуждали будущую академию и неприятные процессы, которые, судя по всему, вокруг неё уже закрутились. Интриги, подсиживания, растаскивание финансов и прочие красивости.
ПИКНИК
Маша
К вечеру приехали Кеша, Добрыня и Александр, привезли огромный торт и букеты.
— Это Филипп Афанасьевич вас сдал, — признался Добрыня. — Мы ещё прикупили шампанского, но одна не в меру серьёзная дама его изъяла.
— Не положено, молодые люди! — чопорно поджала губы домоуправительница, выставив на стол красивого запечённого гуся с яблоками.
Готовит вкусно, этого не отнять, но вредная, прям достала меня! А бокалы, главное, поставила. И сок в хрустальных кувшинчиках.
— Конечно, не положено, — серьёзно согласилась я. — Немедленно пойдите, Надежда Николаевна, и принесите сюда все изъятые бутылки.
Домоуправительница развернулась и вышла.
— Это вот что щас было? — спросил Добрыня.
— Это самая примитивная манипуляция, — честно похлопала глазами я.
— И ты со всеми так можешь?
— Ну, нет! Маги чувствуют и сопротивляются. У многих вообще превентивный блок стоит или артефакты. Но если нет…
