я сниму потом, — возразила Эри. — Этот цвет лучше всех подходит. Можно, я в ней пойду?
— А для чего мы ищем вещи? — удивленно спросила Берта. — Для того, чтобы я сказала «нельзя», что ли?
— Ну… да… опять я тебя обкрадываю, — Эри усмехнулась.
— И когда же ты меня обкрадывала?..
— А купальники?!
— Боже, Эри, прекрати! — взмолилась Берта. — Что на тебя накатывает такое, а? То всё нормально, то черти что. Давай лучше думать, что ты им будешь говорить.
— Не знаю, — Эри покачала головой. — Ты сказала — накатывает. Бертик, на меня так накатывает, что голова кружиться начинает, представляешь? И в глазах темнеет. Я, когда к ним ходила, сто раз мысленно уже говорила что-то, но ведь это всё были выдумки, а сегодня… когда по-настоящему… Я не знаю. Просто не знаю, что я им вообще смогу сказать.
— Для начала можно поздороваться, — пожала плечами Берта. — Потом… ну, спроси, как у них дела.
— Вот, и у тебя тоже чушь получается, — огорчилась Эри. — А то я не знаю, как у них дела. Нормально у них сейчас дела, для той ситуации, в которой они находятся. Черт возьми, Бертик, у меня в голове опять и опять почему-то эта мысль… про геронто, про то, что они меня послушали, и это сделали, и удрали, и…
— Ну скажи ты им правду тогда! — не выдержав, рявкнула Берта. — Просто, что думаешь, то и говори! И про то, как ты болела, и как ты ждала, и как плакала, и как голову в духовку сунула, и таблеток наелась! Скажи — правду. Или… я не представляю даже, — призналась Берта. — Я пыталась поставить себя на твое место, и у меня ничего не получилось. Кроме этой самой правды.
— Видимо, так и сделаю. Но, знаешь, я ведь изменилась, — Эри виновато посмотрела на Берту. — И внутри, и снаружи. Я до Берега, например, была ниже ростом. И волосы у меня всегда были хуже, чем сейчас. Берег, он меня сильно изменил. Вдруг они меня не узнают…
— Всё, — отрезала Берта, впихивая Эри в руки выбранную майку и первые попавшиеся джинсы. — Сеанс невроза окончен. Узнают — а то мне ребята считки с тобой не показывали. Ты не изменилась, ты просто стала моложе, и лучше — но не потому что тебе меняли внешность, а потому что тебя вылечили. Видела бы ты меня, когда я болела… семидесятилетняя лысая бабка. А сейчас что? То-то и оно. Иди, переодевайся, и полетели.
* * *
Всю дорогу Эри просидела молча, и Берта не решилась даже попытаться ее разговорить — видела, что Эри не до того. Оставили катер, дошли до нужного здания. Саб уже ждал их, он в тот день дежурил.
— Ну что, готова? — спросил он Эри.
— Да, — кивнула она. — Только… Саб, можно, чтобы ты их разбудил, и я там одна… мне поговорить с ними нужно, но чтобы…Буквально две минуты, Саб, пожалуйста!
— Не самая хорошая идея, но — ладно, — сдался Саб. — Сейчас, Фэба попрошу, чтобы он сделал. А что ты хочешь?
— Я просто вспомнила наш последний разговор, — Эри опустила голову. — Мы ведь его не закончили. Не знаю, помнят ли они. Не уверена. Но я помню. Просто хотела сказать…
— Хорошо, — согласился Саб. — Я понимаю, — он вдруг улыбнулся. — Мы подождем тут столько, сколько будет нужно.
— Спасибо, — Эри глубоко вздохнула. — Я готова. Можно?
— Пару минут, я позову.
* * *
Столько лет, столько мыслей, столько событий, столько всего, что и не передать — наверное, именно поэтому Эри сейчас стояла в желтой зоне молча, словно разом позабыла всё, о чем думала, не переставая, эти дни. И они, оба, тоже молчали — потому что слова как-то разом исчезли. Эри смотрела и смотрела: небольшая палата, аппаратура по большей части уже отодвинута к стенам, блоки теперь больше напоминают просто кровати, и… наконец-то, вместо сна и безучастности она видела то, что так отчаянно хотела увидеть все эти годы — те самые лица, те самые удивительные глаза, ну и пусть волосы еще короткие, как мама говорила? волосы не зубы, отрастут, но ведь это не главное, это мелочи, а главное — то самое ощущение, которое появилось у нее в первый же момент знакомства, еще тогда, давным-давно. Только бы не расплакаться, думала Эри, не надо, они ведь и так смотрят сейчас на нее с непониманием, настороженно — ну, это понятно, другого она и не ждала. Может, хоть сразу не прогонят? И друг с другом не говорят почему-то, а ведь она помнила, как они это делали, но сейчас не делают, просто смотрят на нее в растерянности — наверное, точно так же и она сама сейчас смотрит на них.
— Сложно от меня оказалось отделаться, да? — спросила Эри, наконец, и попыталась улыбнуться, но улыбка вышла жалкая, и какая-то ненастоящая, словно через силу. — Не получилось. То есть почти получилось, а потом не получилось… чушь несу, правда? Нет, если вы скажете, чтобы я ушла — я уйду, но я только хотела сказать… Пятый, ты тогда, на аллее, попросил прощения. Так вот, я — прощаю. Потому что я поняла, что другого выхода у вас действительно не было. Некрасивая глупая девочка оказалась чем-то настолько неправильным и страшным, что… что едва не навредила вам, причем, как я сейчас понимаю, очень серьезно. Наверное, это я должна была попросить прощения…
— За что? — спросил Лин.
— Уж не за то, что объела вас тогда на мороженое. За то, что притащила вас на Сод. За то, что у меня откуда-то оказалась ваша память. За то, что попросила… эту программу. А потом еще понапридумывала себе кучу всего, и только сейчас поняла до конца, что наделала.
— Что ты говоришь такое… — начал было Пятый, но Эри тут же его перебила:
— Нет, нет, всё правильно. Знаешь, мне действительно никто не поверил, ты был прав. И ничего у меня не получилось. А еще я была тогда очень и очень глупая, потому что продолжала верить сама, ни пойми во что уже даже… дурость какая, — она залезла в карман, и вытащила ту самую свечку,
