– Летчик просит, надо дать. Плучек может подождать, – улыбнувшись, сказал он. – Как ты говорил: что потребует дух…
– То осуществит природа, – закончил за него Борзов.
– А по Плучеку давно нары тоскуют, – с неожиданной злостью сказал Подошвин. – Мы за него когда голосовали, думали, ну вот наконец-то заживем, как порядочные люди. А сегодня сам видишь, ни пенсии, ни зарплаты, летчики же – на панели. Ты в Москву перебрался, Ельцин – в Барвиху. А нам только этот пятачок остался да клуб юных моряков. Может, пойдешь с нами? Рассказал бы, как там, в Москве. И будет ли у нас хорошая, нормальная пенсия. А то уравняли летчиков с уборщицами.
– В связи со сложной международной обстановкой не могу, – сказал Николай. – У аэропортовской и городской милиции я сейчас на особом счету.
– Да-да, слышали, – закивали головой отцы-командиры. – Совсем обнаглели. Взять бы автоматы…
– Зачем автоматы, можно и пустыми бутылками, – засмеялся Николай.
– Нет, мы их сдадим, – ответно хохотнул один из пенсионеров, – а на вырученные деньги будем жить и ни в чем себе не отказывать.
Погоготав над своей, как они считали, удачной шуткой и как бы тем самым настроив себя на рабочий лад, они торопливо попрощались с Николаем и гуськом пошли в Клуб юных моряков, который, как он слышал, сменил вывеску и назывался теперь «Голубым Дунаем». Говорили, что цены там были ниже, чем в других торговых точках.
Глядя им вслед, Порогов вспомнил, что свою летную карьеру Борзов начинал военным летчиком. И, как говорили, был первоклассным пилотом. Но больше всего он прославился тем, что, находясь на службе в Группе советских войск в Германии, по приказу командования сорвал заседание бундестага. Разогнав «сушку», он преодолел над крышами домов Западного Берлина звуковой барьер и повыбивал там все стекла. Шум был вселенский, за ним стали охотиться западные разведки. От греха подальше его перевели служить подальше, в Сибирь. И здесь у него произошло ЧП: загорелся в полете двигатель. Он катапультировался, долго лежал в госпитале. Свою летную карьеру ему пришлось продолжать в малой авиации…
«Надо бы ему срывать заседание не бундестага, а ельцинского Верховного Совета, который довершил разрушение державы, – с запоздалой горечью думал Николай, направляясь к автобусной остановке. – А он вместе с другими решил, что нужно сметать таких, как я».
Бар действительно был отделан под охотничий домик. На стенах висели чучела глухарей, рябчиков, фазанов. Были еще чучело медведя и рогатая голова лося. Столы были сделаны из толстых сосновых плах, как в старых крестьянских домах, и накрыты льняными скатертями. Меню было завернуто в плетеную расшитую бересту. Между столов ходили обнаженные до шортиков красавицы официантки. Увидев Шуру, они окружили ее и защебетали, словно она была самой долгожданной и дорогой гостьей. Народу в баре сидело немного, верхний свет был притушен, играла тихая и приятная музыка. Шура по-хозяйски глянула в меню и кивнула Николаю:
– Угощаю сегодня я. Выбирай.
Первой значилась холодная закуска под названием «Жертва страсти черная» – икра черная, дальше «Привет с большого бодуна» – капуста, помидоры, огурцы соленые, брусника, «Дурачки набитые» – помидоры, фаршированные грибами, «Воры в законе» – слабосоленые огурцы, «Хохляцкий наркотик» – сало, «Последняя девственница» – селедка, «Мужской потенциал» – мясо краба. «Секс-бомба» – свекла с черносливом и гранатом. Последней в списке была «Пролетарская закуска» – дранки. На второе были «Байкальский фраер» – сиг жареный, «Мужская гордость» – куриное филе, «Обгорелая мечта петуха» – куриные крылышки и наконец «Конь в пальто» – картофель, запеченный по-татарски.
– Конь в пальто – оригинально, – сказал Николай, рассматривая цены. Поначалу в шутку он хотел добавить, что было бы неплохо, если бы еще в меню значился брусничный сок, но потом решил, что такой намек Шуре может быть неприятен. Чем больше он углублялся в изучение меню, тем мрачнее и неуютнее становилось на душе. Бар был дорогим, и цены были сопоставимы с московскими ресторанами. Выходило, что дела компании были не так плохи, если Шура могла себе позволить пригласить его сюда.
– Тебя что-то не устраивает? – спросила Шура. – Ты не стесняйся, за все уплачено.
– Цены здесь неслабые, – усмехнувшись, сказал он. – Моей Варваре Егоровне нужно откладывать пенсию за месяц, чтобы поужинать в этом баре.
– Я тоже сюда не каждый день хожу, – смутившись, сказала Шура. – Пенсионеров, конечно, жаль. Но давай договоримся: сегодня о политике ни слова.
– Какая тут политика, – продолжал ворчать Николай. – Но если ты нынче стала такой богатой, то давай мне коня в пальто, воров в законе и, если есть, пролетарскую водочку.
– Чего так скромно, давай что-то еще. Ты же мужчина. А мужчины любят поесть.
– Но ты же меня не для этого звала.
– Одно другому не мешает. Давай я сама сделаю заказ. Ты знаешь, Сергей улетел сегодня на неделю с проверкой наших экипажей в Китай.
– И ты решила гульнуть?
– А что – нельзя? Он там гуляет. Могу и я себе позволить. Кстати, я ничего почти не знаю о твоей сегодняшней жизни. Как там Лиза? Наверное, совсем стала москвичкой?
Впервые в жизни Шура завела разговор о его семье. Николай даже подумал: Шура знает, что у него произошло, такие вещи разносятся быстро, но решил, что спросила она о его семье, скорее всего, для приличия.
– Она с сыном улетела в Турцию, – сказал он. – На целый месяц.
Ему не хотелось говорить о себе, о своей теперь уже бывшей семье. Тем более посвящать в это Шуру. Она, должно быть, поняла его настрой и перевела разговор на свое.
– Ты знаешь, Николай, я тогда на собрании, когда тебя выдвигали кандидатом, выступила не по своей инициативе, – вдруг сказала она. – Юрка рядом сидел и говорит: «Мам, а голосование неправомочно». Он ведь на все это с юридической точки зрения посмотрел. Сказал: «Если Порогов или еще кто-то из его сторонников обжалуют, подадут протест, то иск, скорее всего, удовлетворят. Нет кворума. Выигрывать надо честно». Я ему: «Что ты предлагаешь?» Он говорит: «А ты встань и скажи об этом. Это будет справедливо. Полищук, – он почему-то так и не стал называть Сергея отцом, – от этого только выиграет».
– Вот как, а я-то думал, ты сама проявила инициативу.
– Как видишь – не сама. Ты думаешь, Сергей меня понял? Дома такой крик стоял. Но я его быстро успокоила: ну и что из того, что на неделю отложили голосование? Перевес-то был очевидным.
– Шура, ты меня для этого позвала?
– Нет, я тебя позвала не для этого. Ты, говорят, недавно был у Юрия.
– Да был.
– Мне, право, неудобно говорить тебе это. Но у Сергея потерян с ним контакт.
– И что из того? Это проблемы Сергея – не мои. Пусть налаживает контакт сам.
– Юра тебе доверяет. И уважает. Он ведь первым сказал мне: Плучек и Бонд – жулики. Но за все, что они сделали с компанией, будете отвечать вы. То есть я и Сергей.
– Зачем ты все это мне говоришь?
– А кому, кроме тебя, я могу открыться? – вздохнув, сказала Шура. – Все вокруг – против нас, считают, что мы миллионы наворовали. Ты, наверное, знаешь, Сергей сделал все, чтобы Плучек возглавил авиакомпанию. Считал, что он поможет авиакомпании своими зарубежными связями. А тот притащил сюда Марка Бонда, представил его как большого специалиста по авиационному менеджменту. И все дружно захлопали: мы и здесь впереди планеты всей. Ты же помнишь, у нас у всех мозги были повернуты на Америку. Все хорошее и передовое – только оттуда. Когда кричали, что менять надо систему, то имелись в виду Штаты. Все документы, сделки шли за подписью Плучека. Иногда он для ширмы подключал Сергея.
То, что говорила она, для Николая не было новостью. Превращение объединенного авиаотряда в авиакомпанию «Байкал» происходило по тому же сценарию, что и выборы Ельцина и других более мелких чиновников. Разломать, разъединить, а потом поставить своего. Как легко тогда люди верили в слова и обещания! Говорили: выберем Ельцина, и к осени у нас будет все. А что именно? Этого не знал никто, но подразумевалось: будет все, как в Америке. Плучек наобещал, что летчики будут у него получать, как американские пилоты. Его и выбрали.
– Ну и что, Сергей пошел и заявил на Плучека в прокуратуру? – думая о своем, спросил он Шуру.
– Ты что, упал? – сказала Шура. – Заявил? Заявители и без него нашлись. Да чего мы так сидим. Давай выпьем за Киренск. Я всю жизнь буду помнить тот наш полет. В Иркутск с визитом приезжал Рон де Толли. Он сейчас губернатор Аляски. Мы его на самолете на остров Ольхон возили. Ему там так понравилось. Говорил, что хоть сейчас готов направить туда бизнесменов для строительства туристического центра. У них ничего подобного нет. И американцы готовы вкладывать в подобные места деньги. Кстати, Рон тебя вспоминал. А еще бы мне хотелось выпить за Петра Яковлевича Гордеева. Я его недавно встретила. Ты прав, пенсионерам сейчас живется нелегко. Я Гордееву предложила работу сторожем на даче. Он согласился. Ну не дело ветерану войны из-за какого-то двора с милицией воевать.
