— Все, что ей было нужно — это новое лицо.
Она рухнула в кресло.
У них получилось.
Они сотворили невозможное! Она стала как все! Нет, она стала не как все. Она стала хорошенькой! Привлекательной! Она стала...
Красивой!
Наконец-то она могла жить! Наконец-то она могла быть счастливой!
Кемаря на своем насесте на двери, Олбемарль издал особенно громкий храп, когда она распахнула дверь.
— Доброй ночи, Олбемарль!
Олбемарль в очках приоткрыл один глаз.
— Доброй ночи, Ага... о, ничего себе!
Улыбка Агаты стала только шире, когда она поднялась на первый этаж.
Она должна была добраться до позолоченного зеркала возле Обеденного зала (она знала наизусть расположение всех зеркал в школе, чтобы избегать их). Агата почувствовала головокружительную радость. Узнает ли она в нем себя?
Она услышала вздохи и увидела, как Рина с Миллисент изумленно пялятся на неё через просвет в спиральной лестнице.
— Привет, Рина! — радостно сказала Агата. — Здравствуй, Миллисент!
Обе девочки были слишком ошеломлены, чтобы помахать в ответ. Когда она протанцевала на лестничный пролет, то почувствовала, что её улыбка стала еще шире.
Взобравшись на Обелиск Легенд, Чаддик с Николасом рассматривали портреты прошлых Счастливец.
— Рапунцель была в четверке лучших, — сказал Чаддик, свисая, как заправски алипинист. — Но у этой Мартины твердая девятка.
— Жаль, что она в итоге оказалась лошадью, — сказал Николас.
— Вот, погоди, пока они сюда Агату не повесят. Она-то закончит...
— Кем? Кем я в итоге-то стану?
Чаддик повернулся к Агате. Да так и замер с открытым ртом.
— Кошкой? — улыбнулась Агата. — Похоже, ты проглотил язык.
— Оооо, — воскликнул Николас, и Чаддик спихнул его с колонны.
Улыбаясь так широко, что аж кожа разболелась на лице, Агата подошла к лестнице Доблести, которая вела в Обеденный зал. Она проскользнула через величественную голубую арку с двойными золотыми дверями, готовая встретится с зеркалом внутри, готовая почувствовать то, что на протяжении всей своей жизни чувствовала Софи — но только она потянулась к ним, двери распахнулись прямо у неё перед носом.
— Прошу прощения...
Агата услышала голос, прежде чем увидела его. Она медленно подняла глаза, сердце бешено заколотилось.
Тедрос уставился на неё, и выглядел он таким озадаченным, что Агата подумала будто она случайно заставила его окаменеть злодейским заклинанием.
Он откашлялся, словно пытаясь найти свой голос.
— Гммм. Привет.
— Привет, — сказала Агата, глуповато улыбаясь.
Тишина.
— Что на ужин? — сказала она еще глупее.
— Утятина, — прохрипел он.
И снова откашлялся.
— Извини. Просто ты выглядишь... ты выглядишь так...
Агату вдруг посетило странное чувство. Это испугало её.
— Я знаю... это не я... — выпалила она, и скрылась за углом.
Она рванула в коридор и съежилась под портретной рамой. Что они наделали! Неужели они подменили её душу, когда давали новое лицо? Неужели они подсунули ей другое сердце, когда подарили новое тело? Почему у неё такие липкие ладони? Почему в животе щекотно? Куда делась очередная порция оскорблений в адрес Тедроса, всегда готовая сорваться с её губ? Да что же во имя небес, заставило её улыбаться мальчишке? Она ненавидела мальчишек! Да она бы даже под страхом смерти им не улыбнулась...
Агата поняла, где она.
Портрет, под которым она стояла, был вовсе не портрет.
Потея от ужаса, она стояла лицом к залу гигантских зеркал, готовая увидеть незнакомку.
Агата от удивления закрыла глаза.
А потом открыла.
Но ванные... флакончики... светлые волосы...
В панике она вновь прислонилась к стене.
Желание... палочка...
Но все это было частью хитрости феи-крестной.
Нимфам совсем ничего не пришлось делать с Агатой.
Она мельком взглянула в зеркало и увидела те же засаленные волосы и глаза навыкат и в ужасе грохнулась на пол.
Я все еще уродец! Я все еще ведьма!
Погодите.
А как же Олбемарль? Рина, Чаддик... Тедрос?
Они тоже были зеркалами, да? Зеркалами, которые говорили ей, что она больше не уродина.
Агата медленно поднялась и взглянула на свое отражение. Впервые в жизни она не отвела взгляд.
Только красота может так долго бороться за правду, Агата.
Все эти годы она верила, что была такой, как выглядела. Неприглядной ведьмой с мрачным сердцем.
Но в этих залах она поверила в кое-что другое. На мгновение она освободила свое сердце и позволила ворваться в него свету.
Аккуратно Агата прикоснулась к своему лицу в зеркале, светящемуся изнутри.
Это было больше не то лицо, которое она знала — это лицо было счастливым.
Назад пути быть не могло. Крошки хлеба на темной тропинке пропали. Вместо них появилась правда, которая будет её проводником. Правда мощнее любого волшебства.
Все это время я была красивой.
Агата разразилась глубокими очищающими рыданиями по нерожденным улыбкам.
Она не слышала чей-то крик, раздавшийся вдали, кого-то, проснувшегося из-за своего самого жуткого сна.
Глава 24
Надежда в Туалете
Ученики Школ Добра и Зла думали, что волшебство подразумевало заклинания. Но Агата находила в улыбке нечто более могущественнее.
Везде, где бы она ни прошла, Агата замечала разинутые рты, пристальные взгляды и шепотки, будто она произвела самое сильное заклинание, которое доводилось видеть ученикам или учителям. А потом, как-то, утром по дороге на занятия Агата поняла, что тоже околдована. Потому что впервые обнаружила, что с нетерпением ждала их.
Другие изменения были не такими очевидными. Она заметила, что больше не затыкает нос от запаха своей школьной формы. Она больше не боялась умываться или не возражала против того, чтобы минутку-другую провести гребнем по волосам. Её настолько захватили танцевальные репетиции к Балу, что она каждый раз вздрагивала в конце занятия, когда выли волки. Еще некогда она смеялась над своей домашней работой по Добру, теперь же прочла заданное и продолжала читать, очарованная историями героинь, которые перехитрили опасных ведьм, мстили за гибель своих родителей и приносили в жертву свои тела, свободы и даже жизни ради истинной любви.
Закрыв учебник, Агата посмотрела на фей, украшающих Синий лес фонариками-звездами для Бала. Это было красиво, на самом деле, а что еще могло сделать Добро. Еще несколько недель назад она бы ни за что себе в этом не призналась. Но сейчас, лежа в постели, при свете фонарика, она думала о своей комнате в Гавальдоне и не могла вспомнить, какой у неё был запах. Неожиданно она не смогла вспомнить какого цвета глаза у Жнеца... как звучит голос матери...
И вот, до Бала оставалось всего два дня. Накануне должна была состояться Арена талантов. В класс вошел Поллукс, голова которого была водружена на черепашье панцирное тело, чтобы объявить правила.
— Слушайте, слушайте, слушайте! По приказу Школьного директора Школ Добра: Просвещение и Чародейство и Зла: Проучение и...
— Давай уже короче! — взвизгнула профессор Анемон.
Поллукс мрачно пояснил, что Арена была состязанием талантов между Добром и Злом, которых представляют десять лучших Счастливцев и Несчастливцев. В конце соревнования победителю вручается Корона Арены и Театр Сказок по волшебству оказывается в школе победителя.
— Конечно, Театр Сказок стоял на одном месте веками, — фыркнул Поллукс. — Он прочно закрепился.
— А кто судья? — спросила Беатрикс.
— Школьный директор. Однако, само собой, вы его не увидите, — пропыхтел Поллукс. — В качестве облачения, я бы посоветовал вам надеть скромную одежду, неприметных цвет...
Профессор Анемон выкинула его голову за дверь.
— Довольно! Предложения поступят уже завтра и единственное, о чем вам следует думать — это лицо вашего принца!
Пока учительница кружила по комнате, Агата наблюдала, как девочки принимали приглашения с закрытыми глазами, носики их морщились от сосредоточенности, в то время как Поллукс стонал снаружи.
