- Понимаю, - кивнул тот, незаметно всовывая в руку таможенника тяжелый кошель с золотом.
Но он, вопреки обыкновению, принялся отказываться от взятки, шепнув:
- Нельзя! Сегодня нам приказано как можно тщательней обыскать все корабли!
- Ну так обыскивайте! – недоуменно пожал плечами Клодий. - А мы тут при чем?
И добавил еще один кошель.
- Нельзя… Не положено… - почти простонал таможенник.
Клодий недовольно покачал головой и, взяв у протянувшего ему с готовностью третий кошель Альбина, отдал и его.
Старший таможенник переглянулся с младшим, почесал затылок и сказал:
- Ну ладно. Мы не будем осматривать весь твой корабль. Но, не обессудь, для вида проверим только личный багаж. Тем более что это все равно нам почему-то приказано сделать, причем, лично под присмотром офицера преторианцев.
- Ладно, проверяйте, но - только побыстрее! – махнул рукой Клодий.
Старший таможенник подозвал командира преторианцев и сказал, что весь корабль осмотрен, ничего подозрительного не обнаружено, остался только личный багаж. Тот вошел в каюту владельца судна. И Грифон опять стал распаковывать один сундук за другим.
Все ближе и ближе была очередь того, в котором находились бесценные свитки…
Альбин стоял, не в силах пошевелиться.
Клодий о чем-то спрашивал его. Он невпопад отвечал, лихорадочно соображая, как ему быть.
Выхватить, а потом куда? Внизу преторианцы. Броситься в море? Но куда уплывешь? Да и все равно свитки намокнут в воде и пропадут навсегда…
Всегда и везде умевший находить выход, на этот раз он был не в состоянии ничего придумать…
Очнулся он от громкого голоса преторианца:
- Глядите, Гомер! «Илиада»! Хотите, почитаю?
Старший таможенник взглянул на тубус, который достал из кожаного мешка преторианец, и равнодушно пожал плечами:
- Зачем? Она мне и в школе надоела.
- Тогда я напомню тебе золотые дни детства!
Преторианец вынул из тубуса свиток и развернул его.
- Вот, слушай:
Альбин в ужасе закрыл глаза и вдруг не поверил своим ушам, услышав, и правда, знакомое со школьных лет:
…Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына, Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал: Многие души могучие славных героев низринул В мрачный Аид и самих распростер их в корысть плотоядным Птицам окрестным и псам (совершалася Зевсова воля)…
- Что такое?.. – оборвав себя на полуслове, воскликнул преторианец, схватил другой свиток из тубуса, подписанного «Одиссея», и машинально продолжил читать его вслух:
…Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который Долго скитался с тех пор, как разрушил священную Трою,
- И правда, Гомер! Ничего не понимаю… - глядя на свитки и тубусы, разочарованно протянул преторианец.
- А ты что думал? – насмешливо спросил у него Клодий. – Что я везу вместо них запрещенные еще Октавианом Августом пророчества Сивиллы и «Науку любви» Овидия? А? – подтолкнул он Альбина, желая, чтобы и тот поучаствовал в его веселье.
Но Альбин во все глаза смотрел на свитки с поэмами Гомера.
Он тоже не мог ничего понять.
- Что, остальное тоже смотреть? – на всякий случай не очень-то охотно осведомился старший таможенник.
Но преторианец только отмахнулся от него и проворчал:
- Ладно… хватит… Ну, Требий, я тебе покажу…
- Может, и мои вещи посмотрите? – с готовностью протянул перед ним свою суму Грифон.
- Да идите вы… то есть, плывите! – ругнулся на него преторианец и – не зря Клодий так недолюбливал наглых преторианцев, не пожелав им даже попутного ветра, направился по палубе к трапу.
Альбин смотрел ему вслед. Он ровным счетом не мог ничего понять. И вдруг услышал, как старший таможенник, отходя, сказал младшему:
- Хвала богам, что донос оказался ложным! А то у меня поджилки тряслись: вдруг, и правда, найдут что-то? Ведь лишились бы трех кошелей золота!
«Все ясно. Значит, обыск был не случайным, и преторианец искал наверняка!» - понял Альбин.
Но, слава Богу, все обошлось. Опасность миновала…
И только тут его обожгла новая мысль:
«Но где же тогда Священные книги?!»
11
После завтрака, оставив отца Игоря спорить с отцом Львом по вопросам стройки, Александр вышел из домика и увидел Алешу, старательно красившего лавку в яркий зеленый цвет.
- А что было сегодня на завтрак? – словно ни в чем не бывало спросил он, и Александр, радуясь тому, что между ними нет больше обид, оживленно принялся перечислять:
- Пирог, оставшийся после вчерашних именин регента хора, яичница, печенье, конфеты…
Он вдруг заметил, что Алеша сглотнул голодную слюну и, ругая себя за невнимательность, предложил:
- Хочешь, я принесу тебе кусок пирога?
- Нет, отец Лев может заметить. Тогда и тебе достанется! – отказался Алеша.
- Ну, тогда вот, держи! - Александр достал из кармана денежные бумажки, которые дал ему отец Игорь и отсчитал ровно половину. - Купи что-нибудь и себе на завтрак!
- Ого! Целых пятьдесят рублей! – удивился Алеша и каким-то особенным благодарным тоном сказал: - Спаси тебя Господь!
Юркнув в знакомую щель в заборе, он вскоре вернулся с пирожками, пакетом сока и стал жадно есть, благодарно поглядывая на Александра.
Чтобы не мешать голодному юноше, Александр оставил его, прошелся по тропинке.
Дошел до ворот.
И, снова бродя перед ними – теперь уже в ожидании Ирины - продолжал думать над книгой.
Его мысли прервал какой-то шум внутри церковного двора.
- Что там случилось? – спросил он у идущего оттуда сторожа.
- Да ничего особенного. Как говорится, и смех и грех! – ответил тот. – Наши отцы-священники вышли из домика и сели на лавку, которую только что покрасил Алеша. Записку-то он написать не успел! А точнее, не сумел…
- И что теперь? – ужаснулся Александр.
- Да ничего! Отец Игорь смеется. Говорит, что это - лучшее подтверждение тому, что нужно как можно быстрей заканчивать строительство воскресной школы, чтобы и Алешу заодно обучить грамоте. А отец Лев Алешку через забор воспитывает. Голос-то у него о-го-го какой, раньше ведь на стройке прорабом работал!..
12
Ирина – жена алтарника храма, в котором служил отец Лев – оказалась высокой, красивой женщиной, лет тридцати.
Встретившись у ворот, они направились к высотным домам, стоящим на берегу широкой реки.
Ирина украдкой зевнула и извинилась, сказав, что было трудное дежурство – ни разу не удалось даже присесть.
Александр заметил, что на ее лице не было и тени от бессонной ночи, и невольно вслух удивился этому.
- Привычка! – коротко ответила спутница и так же кратко стала говорить о Вере:
- Рак легких. 24 химии. Последняя стадия. Вернее, самая последняя. Держится только на своем упрямом желании жить. И все равно осталось уже не больше двух недель…
- Как жалко! – невольно вырвалось у Александра. - И неужели нельзя ничего сделать в таких случаях?
- Ну почему? Бывают, конечно, самые настоящие чудеса. Так называемые в медицинской литературе случаи самопроизвольного исцеления. Только у нас в храме несколько наших бывших пациентов, которых считали безнадежными. Та же Галина Степановна, например…
- Галина Степановна?! – изумился Александр.
- Да, у нее тоже была последняя стадия, причем удалили желудок и выписали домой – умирать. Но она всерьез обратилась к Богу и вот уже десять лет живет теперь только Им и делами нашего храма.
