верность семье, но — АйЮ? Она же всегда ангелом была в глазах онни?! И вдруг такой поворот! Точно, — у СунОк что-то в голове приключилось! Нужно будет выяснить, — что конкретно?
В этот момент у меня в сумке вдруг начинает звонить на полную мощность телефон. Достаю, вижу на экране неизвестный номер и пытаюсь отключить звонок. А вот нифига! Не отключается и трезвонит на весь ресторан. И батарею не вытащить! Она не съёмная, а внутри корпуса. Посетители ресторана уже начинают смотреть в нашу сторону пытаясь понять происходящее. Об пол его, что ли, ахнуть, чтобы заткнулся?
Внезапно звонок смолкает и в наступившей звенящей тишине раздаётся мужской голос: Госпожа Пак ЮнМи?
Поворачиваю голову и возле стола обнаруживаю трёх полицейских. У одного в руке какая-то чёрная рация с двумя короткими антеннами, закреплёнными буквой «Т».
— Да, это я. — отвечаю им и интересуюсь. — А что случилось?
— Предъявите ваши документы. — представившись и назвав свои звания, просят меня.
Достаю военный билет, отдаю полицейским.
— Госпожа Пак ЮнМи, — прошу вас пройти вместе с нами в полицейское отделение. — изучив моё удостоверение военнослужащего и, похоже, не собираясь его возвращать, просит старший по званию.
— Для чего?
— Вы находитесь в розыске.
«Розыск»? — удивляюсь я. — «А! Наверное, это из-за того журналиста, которого пришлось поучить хорошим манерам! Вот чёртов писака! Наябедничал.»
Но тут я узнаю, что совершенно не угадал причину.
— Вы обвиняетесь в дезертирстве. — сообщает мне охранительную новость
«Дезертирстве?!» — изумляюсь я. — «Ну, нифига себе! Я же в командировке! Во всех грехах обвинить что ли решили?»
Время действия: двадцать шестое декабря
Место действия: здание военной полиции
— Объясните причину вашего отказа от дачи показаний. — требуют от меня.
— Не хочу. — отвечаю я.
— Почему?
Молча пожимаю плечами. Утро началось не с кофе. Утро началось с допроса. Вчера мне не дали нормально пожрать, буквально выдернув из-за стола ресторана. Затем долго продержали в полицейском участке, ожидая, когда приедет военная полиция. Примерно через час «полицайки в касках», наконец, соизволили явиться и отвезти меня к себе на «базу». Переодели в казённую одежду и, в ожидании следующего дня, заперли в одиночной камере. Мол, — утром появятся люди, компетентные в вопросах обращения с преступившими закон военнослужащими, — они тобой и займутся. На требование вызвать моего адвоката для защиты прав и свобод, был уведомлен о том, что «гражданского» адвоката для меня не существует. Ты «In The Army Now», и поэтому тебе положен исключительно «военный» защитник, который пока ещё никаким приказом не назначен и вообще, скорее всего, — сейчас спит, не подозревая о появлении у него нового подзащитного. Короче, дебильный армейский Ordnung. Как тогда судился с идиотами, швырявшимися яйцами, — так это сам себе защиту ищи. Или, с университетом Ёнесай, тоже, — сам, всё сам. А тут прямо признали. В «семью» приняли. Только поздно травку принесли. Ослик уже помер…
— Вы понимаете, что отказом создаёте себе дополнительные проблемы?
— Вполне.
— Дезертирство влечёт за собой суровое наказание. — нагнетает жути, мужчина в звании капитана беседующий со мною. — Пять лет каторжных работ.
Пять лет! Вообще охренели!
— Требую предоставления мне защитника, так как это гарантировано законами Республики Корея!
Капитан молча смотрит на меня секунд семь.
— Вы отказываетесь от сотрудничества, препятствуя скорейшему установлению истины. — в конце концов, открыв рот, констатирует он.
— Имею на это полное право, господин капитан.
Армия меня уже пару раз «кинула». Похоже, в понятие «сотрудничество», — её руководство вкладывало какой-то свой смысл, сильно отличающийся от моего. Словосочетание «обоюдно выгодное», видимо, каким-то образом в этот смысл не входит. Нужно быть полным идиотом, чтобы продолжить скакать по этим граблям в надежде на какой-либо иной результат. Я был не прав, когда решил, что смогу обменять свою лояльность к вооружённым силам на свободу. Эти дебилы начали воевать со мною раньше, чем я успел до них добраться. Ну что ж? Раз так, то отныне только хардкор, только кровь и кишки по стенам. Чёрта с два я теперь рот открою без разрешения адвоката! Точки в документе не поставлю без его присутствия! Задолбали!
Капитан берёт лист бумаги с левой стороны открытой папки, перекладывает его на правую сторону. Делает паузу, снова возвращает лист туда, где он лежал до этого. Видно, мой собеседник находится в затруднении определения дальнейших действий.
— От объяснения причин дезертирства вы отказались. — наконец говорит он, похоже, решив завершить беседу.
— Факт дезертирства не является доказанным. — напоминаю я. — В данный момент это всего лишь гипотеза.
— Хорошо. — кивает капитан, закрывая папку с бумагами. — Первичный опрос провести не удалось по причине отказа подозреваемой давать объяснения.
— Да. — киваю я, согласившись с прозвучавшей формулировкой. — По причине отказа подозреваемой.
(несколько позже. В камере.)
— Всё должно быть убрано после использования. — сообщает одна из женщин-охранниц, сопровождавших меня от места проведения опроса до камеры. — Вот так.
Она подходит к откидной кровати, висящей на стене и поднимает её. Раздаётся щелчок, словно от сработавшего электромагнита на двери подъезда. Ошарашенно смотрю на «прилипшую» к стене подвесную мебель.
Это чё за беспредел?! Я что, — весь день должен буду провести, сидя на стульчике??
— Нарушение порядка будет наказываться штрафами. — повернувшись, говорит охранница, только что лишившая меня места отдыха. — В случае получения пяти штрафов, — арестованный переводится в карцер. В карцере есть только стены, потолок и пол. Оправление естественных надобностей — по расписанию.
Меня, — в бетонный мешок?! Человека с мировой известностью?!
Онемев, пытаюсь представить своё времяпрепровождение в подобном месте.
— Поэтому, сангса ЮнМи, — в ваших интересах соблюдать порядок и не создавать проблем. Вы поняли меня?
— Более чем. — киваю я, одновременно понижая своё желание иметь какие-нибудь дела с армией ещё на 100500 единиц.
— Рада, что между нами установлено взаимопонимание. — кивают мне и добавляют. — Хорошего вам дня.
«Да они издеваются!» — понимаю я, глядя в спины охранниц, потопавших на выход.
(немного позже.)
— Похоже, рассказ про карцер произвёл на неё впечатление. — говорит с довольным видом одна охранница другой.
— Мне тоже показалось, что она впечатлилась. — соглашается та и добавляет. — Домашняя девочка. Не видела настоящей жизни.
— Точно. — кивает первая. — А ты обратила внимание на кожу её лица? Чистая, словно у младенца. И без всякой косметики!
— Да уж… С такой кожей рождается одна девушка на миллион.
— Интересно, — может, это какой-то секрет? Какой-нибудь старинный рецепт?
— Или очень старая кровь. Древняя.
Первая охранница в молчании делает несколько шагов по коридору.
— Я должна была сообщить о правилах. — суровым голосом произносит она. — Это моя работа.
— Надеюсь, твоё прилежание будет оценено. — ехидно
