Сельский народ, в своей простоте, привлеченный новизной дела, оставлял свои занятия и охотно слушал епископа, хотя и не решался уверовать; в определенные дни он сходился на рынок более ради этого зрелища, а не для торга.
Счастливое обстоятельство помогло Оттону. Одним из знаменитейших граждан Штетина был Домислав, человек высокого ума, богатый и знатного происхождения, он пользовался таким почетом, что даже сам князь Поморья Вартислав ничего не предпринимал без его совета и согласия. Воля Домислава направляла как общественные, так и частные предприятия, и не только большая часть Штетина была полна его родными и ближними, но и в окрестных местностях родственные связи его были столь обширны, что едва ли кто мог противиться ему. Оттон видел, что если ему удастся обратить к христианству Домислава и его родственников, - весь народ последует их примеру; но человек этот был твердого характера и сверх того - находился в отлучке. Домислав имел двух юных сыновей, которые часто посещали епископа и с любопытством расспрашивали о христианстве; Оттон заметил и воспользовался этим: своим приветливым обхождением, своими рассказами он так привлек юношей, что они объявили желание креститься. Мать их, женщина уважаемая и значительная в городе, узнала об этом тогда, когда они были уже христианами; она поспешила к епископу и вместо горьких упреков, благословляла дело его: она была христианка, в юности ее разбойнически похитили из христианской страны и, как женщину благородного происхождения и красивую, отдали в жены богатому и знатному язычнику Домиславу. Пример подействовал: скоро епископ крестил не только домочадцев Домислава, но и родных и соседей, мужей, женщин и детей. Своим духовным первенцам Оттон подарил богатые одежды, которые велел тогда же вышить золотом, золотые пояса и красивую обувь. Это обстоятельство имело важные последствия; дети показывали подарки своим сверстникам, хвалили Оттона и тем привлекли к христианству много других. Недоверие граждан к епископу начало исчезать; многие из них, видя, как он выкупал пленных, истлевавших в цепях и на палях, принимали его даже за видимое божество. Домислав скоро узнал об обращении жены и детей: оскорбленный, быть может, тем, что все произошло без его ведома и согласия, он даже заболел и угрожал Оттону изгнанием; когда же, возвратившись, увидел, сколь много соседей и сограждан обратились к христианству, сам последовал за ними.
В ту пору возвратились Павликий с посланниками, они принесли с собою письменной договор и послание Болеслава к поморскому народу вообще и штетинцам в особенности. Князь обещал прочный мир и долгую дружбу, если они примут христианство, в противном случае грозил гибелью, пожаром и вечною враждой; он укорял их за недостойное обращение с Оттоном и говорил, что только уступая совету и просьбам его и посланников, ради скорейшего принятия христианства, он решился следующим образом облегчить тяжесть служебной повинности и трибута: "Вся поморская земля должна ежегодно платить польскому князю, кто бы он ни был, только триста марок серебра ходячего веса. В случае, если князю предстоит война, поморяне помогают ему так: девять человек достаточно снаряжают в поход десятого оружием и деньгами и во время его отсутствия верно пекутся о доме его. Соблюдая все это и следуя христианству - заключал князь, - поморяне будут иметь наше рукобитье на прочный мир, и радость вечной жизни и во всех обстоятельствах защиту поляков, как друзей и союзников". Собралось вече, и перед народом и старшинами прочтено было послание Болеслава, все радовались, конечно, гораздо более, чем в то время, когда были покорены при Накле; оставив всякое противоречие, все решились принять христианство.
В городе Штетине находились четыре здания, называемые континами<$FУ Гильфердинга кутинами. Прим. ред.>. Одна из них, главнейшая, была построена с удивительной отделкой и искусством: внутри и снаружи по стенам ее находились резные изображения людей, птиц и зверей, представленные столь естественно и верно, что, казалось, они дышат и живут; но что редко встречается - краски наружных изображений отличались особою прочностью; ни снег, ни дождь не могли потемнить или смыть их: таково было искусство живописцев! В это здание, по старому обычаю предков, приносилась законом определенная десятина награбленных богатств, оружия врагов и всякой добычи, приобретенной в морских или сухопутных боях; здесь сберегались золотые и серебряные сосуды и чаши, которые в праздничные дни выносились как будто из святилища; и знатные и сильные люди гадали, пировали и пили из них. В честь богов в главной контине сохранялись также огромные рога туров, украшенные позолотой и драгоценными каменьями и пригодные для питья, рога, приспособленные к музыке, кинжалы, ножи и всякая драгоценная утварь, редкая и прекрасная на вид. Три другие контины были менее значимы и менее украшены: внутри их кругом расставлены были скамьи и столы, потому что тут происходили совещания и сходки граждан: в определенные дни и часы они собирались сюда затем, чтобы пить, играть или рассуждать о своих делах.
Немедленно по прочтении послания Болеслава, Оттон с деревянного возвышения обратился к народу с проповедью: он убеждал поспешить с принятием христианской религии, отказаться от глухих и немых истуканов, разрушить святилища, уничтожить изображения, нетерпимые истинным Богом. Народ, однако, все еще страшился богов своих, обитавших в храмах и идолах; необходим был разительный, убеждающий пример их бессилия, чтобы подвигнуть его к уничтожению прежней святыни. Видя это, Оттон сам решился положить начало спасительному делу: вооружившись топорами и крючьями, он и его приближенные стали разорять контины и храмы. Граждане стояли и ждали, что сделают боги в свою защиту; не замечая никакого противодействия, они, наконец, усомнились в их могуществе и бросились разрушать и грабить свои святилища, унося строительный материал их на домашнее употребление. Так очень скоро разрушены были все четыре контины. Народ определил отдать проповедникам все сокровища, хранившиеся в главной контине, но Оттон отстранил предложение и велел разделить их между собою. В Штетине стоял идол с тремя головами на одном теле и назывался Триглавом; уничтожив туловище, епископ взял и унес с собою три смежные головы, как бы в знак победы; впоследствии он переслал их в Рим, представляя папе и всей Церкви видимый памятник трудов своих. Был также в Штетине огромный густолиственный дуб, под ним протекал приятный источник; простой народ почитал дерево священным и оказывал ему большое чествование, полагая, что здесь обитает какое-то божество. Когда епископ хотел срубить дуб, народ просил оставить его, обещая впредь не соединять с этим местом и деревом никакого религиозного поклонения, а пользоваться ими ради простого удовольствия. В числе важных предметов язычества штетинцев, на которые Оттон обратил внимание, был огромный вороной конь, очень тучный и быстрый, он считался столь священным, что никто не осмеливался сесть на него; круглый год он стоял без всякого употребления, смотрел же за ним внимательно один из четырех храмовых жрецов. Когда граждане намеревались отправиться в поход против врага, или за добычею, то имели обычай предузнавать исход предприятия посредством этого коня следующим образом: раскладывали на земле девять копий на расстоянии локтя одно от другого, затем, оседлав и взнуздав коня, жрец-смотритель брал его под уздцы и проводил три или четыре раза взад и вперед через лежащие копья. Если конь свободно проходил, не задевая ногою копий или не разбрасывая их, то предвещалась удача и народ шел с уверенностью на предприятие; в противном случае спокойно оставался дома. Оттон, не без сильного противодействия со стороны некоторых, устранил этот род гадания, а равно и метание деревянных жребиев, посредством которых производились предвещания об удаче морских битв или грабежа; во избежание соблазна он велел продать вещего коня в чужую землю, уверяя при этом, что он более годится для упряжи, чем для предвещаний. Епископ убеждал народ уважать христиан, как братьев, не убивать, не продавать и не мучить их в плену, не тревожить и не грабить границ их, но дружески относиться к ним; женщинам же он запрещал жестокий обычай умерщвления новорожденных девочек, ибо там до того времени было в обычае, если какая женщина рождала много девочек, то, ни во что вменяя убийство, некоторых из них убивали, чтобы удобнее присматривать и заботиться о других.
Очистив город от язычества и устранив обычай многоженства, епископ объяснял народу по деревням и городским площадям истины и догматы христианства, и новая религия везде принималась беспрекословно: в огромном городе, где считалось девятьсот отцов семейства без жен, детей и прочей толпы - не нашлось ни одного, кто, после общего согласия, воспротивился бы истине Евангелия; недоволен был только жрец-блюститель известного священного коня, всячески старавшийся противодействовать Оттону, но он вскоре умер, и смерть его, к пользе дела, объяснили наказанием божьим. Обряд крещения горожан и приходившего деревенского народа исполнился установленным порядком; затем Оттон построил и освятил две церкви, одна (во имя св. Адальберта) стояла среди торгового места, на холме Триглава; другая (во имя св. Петра) - на площади перед входом в город. Епископ снабдил их всем необходимым для служения и оставил одного из своих спутников священником.
