Он проводит в моей комнате все двадцать четыре часа в сутки. Его присутствие неизменно, оно дарит покой. Мы слушаем музыку, играем в карты (и да, он разрешает мне мухлевать) или просто разговариваем (но по большей части предаемся воспоминаниям). Практически каждый день приходят Франко, Робби и Джейми. Иногда на несколько минут, а иногда на час. Все зависит от того, как долго я могу бодрствовать.
Раз в день Тэмми разрешает Гасу выносить меня на веранду, чтобы подышать свежим воздухом. Он тащит меня и тянет за собой тележку со всей необходимой аппаратурой (для капельницы и оксикодона). Я уже не могу ходить. Даже походы в туалет — в прошлом, отчего я чувствую себя такой несчастной. Мало мне катетеров, так теперь еще и мочеприемники в придачу.
Одри вернулась около часа назад. Она пока работает из дома, и через день ходит в офис на час или два. Помимо всех этих неприятностей со мной, ей еще надо вести свой бизнес. Не знаю, как она справляется.
Одри стучит в дверь с чашкой кофе в руках. Как и каждый день, в это же самое время.
— Привет, милая. Как дела?
Я улыбаюсь, потому что ничего другого у меня при взгляде на нее не выходит. Я всегда думала, что она ангел, но теперь даже не сомневаюсь в этом.
— Великолепно.
Она улыбается в ответ и целует меня в лоб.
— Рада это слышать. — С этими словами она вручает мне кружку с овощным бульоном.
— А теперь настало время поужинать. — Одри переводит взгляд на Гаса.
— Дорогой, я и тебе кое-что приготовила. Посмотри на кухне.
Гас хлопает рукой по кровати.
— Я быстро. — Ему не нравиться есть передо мной, потому что я, по правде сказать, уже практически не могу этого делать. Поэтому обычно он кушает один, на кухне. Клянусь, Гас просто вдыхает пищу, потому что максимум через пять минут, он снова в комнате.
— Не торопись, Гас. Мне нужно поговорить с Кейти. — мягко, но в тоже время строго говорит Одри.
Он кивает, а потом, подняв брови смотрит на меня.
— Подруга, думаю у тебя неприятности.
Я смеюсь. Последние несколько недель мы много веселились. Гас выглядит измученным, и я знаю, что он мало спит, но к нему вернулось его чувство юмора. Мне это нравится. Он немного расслабился. Я же чувствую себя как будто в коконе. Мне комфортно, я довольна. И спокойна, как никогда в жизни. Наверное, это из-за Ксанакса, который Тэмми добавляет в содержимое капельницы. Я настаивала на том, что не нуждаюсь в нем (у меня не было никаких приступов после панической атаке в Гранте в прошлом месяце), и она поняла мои чувства, но сказала, что так мне будет комфортнее. Поэтому я решила попробовать. Наркотики или нет, главное, что мне хорошо. Мне хорошо.
Одри садится на край кровати рядом со мной и, как в детстве, когда она пыталась утешить меня, потирает мне лоб. Она улыбается.
— Ты выглядишь сегодня получше. Даже щеки разрумянились.
— Я сегодня хорошо себя чувствую, Одри. Рада, что это видно. Как у тебя дела?
— Все хорошо, милая. — Она снова целует меня в лоб. — Не переживай обо мне.
Я так не могу. Я переживаю за всех. Эта ситуация высасывает из них все силы.
— Что случилось? У меня неприятности?
Одри смеется.
— Нет. Мне нужно обсудить с тобой несколько вещей. Думаю, мы больше не можем откладывать их "на потом". Мне жаль говорить об этом, но моя обязанность как матери состоит в том, чтобы убедиться, что у тебя все в порядке.
— Спасибо. Так по поводу чего нам нужно пообщаться?
Она кладет бумаги, которые держит в руках, на прикроватный столик.
— Пей бульон, а я буду говорить.
— Хорошо. — Я так и делаю, несмотря на то, что он мне до ужаса надоел. Но в последние дни это единственное, что я могу есть.
— Ты выдала мне доверенность на то, чтобы я представляла твои интересы. Я хочу уделить внимание финансовым вопросам. Твоя медицинская страховка предполагает низкую франшизу. В прошлом году ты ее покрыла полностью. В этом — счета будут минимальные. После того, как ты выплатишь франшизу, все остальные расходы будут погашены на 100%. На твоем счету достаточно сбережений для этого. У тебя есть еще какие-нибудь еще долги?
Мне не хочется делиться с Одри этой информацией, потому что я знаю, что ей будет больно от того, что я не рассказала об этом еще несколько месяцев назад. Но я просто обязана сделать это.
— Только расходы на похороны Грейси. Я выплачиваю заем каждый месяц. Осталось около двух тысяч долларов. Я не знаю, хватит ли у меня средств, чтобы погасить эту сумму после оплаты всех медицинских счетов.
Она моргает, как будто ничего не понимает.
— Ты же сказала, что похороны Грейси полностью оплачены. Что у тебя остались деньги после продажи дома Дженис.
Я не могу смотреть ей в глаза.
— Я лгала.
— Господи, Кейти, почему ты ничего не сказала? Я бы с радостью помогла тебе.
Я продолжаю пялиться на покрывало.
— Поэтому я и не могла сказать. Грейси была моим обязательством. Она была моей сестрой. Я должна была сделать это.
Одри качает головой.
— Хорошо, не переживай по этому поводу. Я обо всем позабочусь. Что-нибудь еще?
— Ничего, кроме мобильного. Страховка на машину оплачена до апреля.
— Отлично. А теперь следующий пунктик из моего списка. Твое завещание. — Она пристально смотрит на меня и ее глаза наполняются слезами. — Извини, Кейт. Это тяжело.
Я слегка хлопаю ее по ноге.
— Все в порядке, Одри. Не думаю, что завещание так уж и необходимо. У меня же ничего нет. Я отдала машину Келлеру, хотя он до сих пор спорит по этому поводу. А скрипку, ноутбук и свою музыку я хочу оставить Гасу. Это все.
Она прочищает горло.
— Не совсем. Есть кое-что, о чем ты не знаешь.
Я приподнимаюсь на кровати, потому что на лице Одри появляется обеспокоенное выражение мамочки-медведицы, защищающей свое дитя. —
В прошлом месяце я разговаривала с твоим отцом.
— Ты что? — Я намеревалась произнести эти слова куда громче, чем вышло, но из меня как будто вышибли весь воздух.
— Несколько лет назад Дженис дала мне его имя, адрес и номер телефона на случай, если мне когда-нибудь нужно будет связаться с ним от имени Грейси или твоего. Я звонила ему только три раза: когда умерла Дженис, потом, когда нас покинула Грейси и в прошлом месяце, когда узнала о твоей болезни.
Я слышу, как что-то говорю, но у меня такое ощущение, что это не мой голос.
— Что он сказал?
Она склоняет голову на бок, и выражение ее глаз смягчается. Могу поспорить, что она раздумывает над тем, как сказать мне, что он бессердечный ублюдок.
— К смерти Дженис он, как мне показалось, отнесся безразлично. Он ничего не сказал по этому поводу, просто поблагодарил за то, что я дала ему об этом знать. Когда я позвонила по поводу Грейси, он расстроился. Я рассказала ему, когда состоятся похороны, и он прислал цветы.
— Я не видела их. Не было никакой карточки с его именем. — Я в шоке.
Одри качает головой, словно извиняясь.
— Он отправил их анонимно. Большой букет гвоздик.
Я горько усмехаюсь.
— Как символично. Грейси ненавидела гвоздики. Она говорила, что они воняют и больше подходят для бабушек. Она любила тюльпаны. Желтые тюльпаны.
Одри улыбается уголками губ.
— Я знаю.
Теперь я начинаю нервничать. Следующий звонок был по поводу меня.
— Что он сказал обо мне?
— Кейт ты такой замечательный человечек. Одобрение отца или его интерес к тебе никогда не значили…
— Просто скажи мне, Одри.
Она вздыхает.
— Он сказал, что это очень печальная новость и ему жаль, что он никогда тебя не знал. Я предложила устроить встречу или, чтобы он прилетел из Англии, но твой отец отказался. Мне очень жаль, дорогая.
Я не помню своего отца, поэтому на самом деле никогда и не скучала по нему. До сегодняшнего дня. Теперь я чувствую себя преданной и ужасно злюсь на то, что он предпочел нам другую семью.
— Он просто ублюдок. Ты согласна, Одри? — сжав зубы, бурчу я.
— Думаю это подходящее для него имя. Я бы могла предложить и другие, но ублюдок тоже не плохо. — Одри очень редко ругается. Она в бешенстве.
Я бы посмеялась, если бы не кипела от злости.
Она протягивает руку и берет конверт со столика.
— Он послал тебе это. Я уже открыла его. Надеюсь, ты не возражаешь. Мне хотелось быть уверенной, что содержимое не расстроит тебя.
Трясущимися руками я беру конверт. За долю секунду мой гнев сменяется испугом. Я раскрываю его и заглядываю внутрь. Никакого письма, только маленький клочок бумаги. Я хватаюсь за него большим и указательным пальцами и медленно вытаскиваю.
— Чек?
Одри кивает.
Я смотрю на сумму.
— Одри, тут пятьдесят тысяч долларов. Я никогда не видела столько нулей.
Она опять кивает.
Я убираю его на столик.
— Да пошел он на хрен, Одри. — Я снова зла. Я стараюсь не использовать это выражение перед ней, потому что знаю, оно ей не нравится, но не могу сдержаться. — Пошел на хрен он и его деньги. Отправь их обратно. Скажи, что я не хочу их.
