Коридор сменялся коридором. Дверные проемы мелькали над головой, а на моем пути так никто и не встретился.
Однако на деле вышло не совсем так. Точнее сказать, совсем, СОВСЕМ НЕ ТАК. Бункер, конечно, был. Женщины тоже были. Двадцать! Ровно двадцать особей дышали со мной одним воздухом. Разного возраста… разной комплекции. Я был двадцать первым. «Очко!» – как я тогда любил шутить. И ни одного мужика, кроме меня. НИ ОДНОГО. Как будто очутился в голове подростка, только после Катастрофы. Эротические грезы готовы были сбыться с минуты на минуту… Но вместо них навалились обязанности, работа и постоянная внутренняя напряженность. Всяческие распри, ссоры, поручения, обиды. Все это с лихвой отвлекало от мечтаний, но нисколько не заменяло, не оправдывало их.
Оказалось, женщины – тоже люди. Со своим миром, желаниями, тараканами в голове. Раньше, при виде красивой незнакомки на улице, мне как-то и в голову не приходило, что она не кукла, только и ждущая совокупления, а настоящее, такое же, как я сам, живое разумное существо.
Полное осознание сего пришло ко мне только здесь, в Бункере.
Эти живые и разумные снов али тут взад-вперед. Им всем, буквально всем, от меня что-то было нужно. «Миша, открой…», «Миша, проверь…», «Миша, достань…». Но самое неприятное, когда к этим просьбам прибавлялась непонятная, необъяснимая ревность. Начинался нешуточный замес.
– Ми-шааа, – Катины кисти легли мне прямо на грудь. – Не поможешь вещи перенести? Надькина малышка кричала всю ночь, совсем не давала спать.
Левый глаз предательски дернулся.
Как безобидно-то, мило все начиналось…
Потом лавина, нарастающий снежный поток.
– Михаил, а чего это ты Катьке давеча перетаскивал? – полное мое имя Зина употребляла лишь только когда злилась. – Я с Маней весь день вожусь: убираю, готовлю, спать укладываю, а ты, значит, ЭТОЙ СУЧКЕ спальники носишь, да?!
Отношение ко мне было потребительское, как к вещи. Женщины думали, что раз они были со мной однажды, то получали полное право на ревность.< br> «Он мой! – кричала каждая внутри себя. – Только мой и ничей более!»
Умри, уйди к другой – все равно! Близость – главный наделяющий правами компонент. Ключевой, дающий пожизненные привилегии в выражении собственной привязанности и заботы. Была бы цель, предмет опекания, а повод… повод найти можно всегда.
Плитка в душе скользкая – буду поддерживать, чтоб не разбился.
Полотенце вафельное кожу царапает – сотру поганые клеточки до дыр.
Главное, чтобы все видели волнение. Кто больше волнуется, тот больше любит.
Льстивые, ненастоящие улыбки, сплошные лекции как надо жить: «Миша, ты делаешь неправильно…», «У тебя просто нет вкуса…», «Это же некрасиво…». Красиво – некрасиво, какая разница?! Главное, чтобы работало, не падало, вмещалось.
А эти страшно выматывающие разговоры ни-о-чем – когда говорят сразу все бабы Подземелья! Галдят, перебив ают, повторяют по нескольку раз одни и те же слова… Хотя, как ни странно, все всё понимают. Все, кроме меня! Внутри только усталость, да туман в глазах.
Особенным испытанием для меня были те дни, когда особи исторгали из себя кровь. При таком тесном общении циклы женщин синхронизировались до того, что стали наступать одновременно. Такую неделю лучше было вообще переждать, не высовываться лишний раз из своего угла. Запереть дверь, напихать ваты в нос и уши и, с урчащим от голода чревом, терпеливо дожидаться окончания агрессивно-депрессивной вакханалии снаружи.
Так каждый месяц… двенадцать раз в году… в течение двух десятков лет…
Не единожды, под грузом тупой безысходности, даже возникало желание свести счеты с жизнью.
– Говоришь о самоубийстве так, словно действительно на него способен, – Зинаида выплевывала слова одно другого обиднее. – Собака лает, ветер носит, Мишутка. Языком чесать-то ты мастер, а как дела коснется – кишка тонка. Молчи лучше, нежели впустую молоть.
«Молоть впустую» и это мне говорит женщина, ха!
Хотя, в целом, она не врет, решимости наложить на себя руки я действительно не ощущал. И теперь из-за какой-то минутной слабости, мелкой фразочки вслух чувствовал себя просто отвратительно. Правоту соперника признавать тяжело, правоту бабы – вообще стыдно. В таком удрученном состоянии я не пребывал с момента, когда впервые в жизни не смог насладиться самкой – опущенный парус банально не встал.
Передо мной забрезжило, наконец, то, на что я в тайне рассчитывал с самой Катастрофы. Нагота Галины не отпускала, она явно призывала к действию: «Сделай шаг, покрой поцелуями освобожденную от хомута бюстгальтера грудь, взвесь ее в своих сильных и крепких ладонях». А в голове тем временем пульсировали остальные обитательницы Убежища, затаившиеся, прислушивающиеся к каждому шороху за тонкой бетонной перегородкой. Мож ет, не было такого на самом деле, может, это только в мозгу, но с созданными фантазией дискомфортом и робостью совладать не получалось совсем. Галину я покинул в полном смятении – разбитый, опустошенный. «Только никому не говори», и уже утром Бункер недвусмысленно встречал меня сомнительными ухмылками, шепотками, да гоготом за спиной.
У гермодверей также никого не оказалось. Где-то рядом надрывались самодельные качели – Маня, видимо, снова пыталась закрутить «солнышко».
«Опять смазать забыл?!» – в воображении замаячило личико все той же Зинаиды.
– Чтоб тебя! – невольно чертыхнувшись, я прогнал морок.
«Лишь бы придраться. Будто у самой рук нет. Вспомнила – смазала, чего нервы трепать-то?»
* * *
Во всем должна быть золотая середина. Перекос в ту или иную сторону грозит разрушить, загубить дело на корню. Вот почему в старину моряки женщин в п лавание не брали? Не полными же они были дураками, эти прожженные, закаленные нескончаемыми странствиями мужи? Конечно, нет. Закавыка в другом – не в самой женщине, а в возможных последствиях ее пребывания на борту. Случись что, и команда рассорилась бы, передралась из-за юбки в момент…
В моей ситуации все с точностью до наоборот, но сути дела это не меняет. Бункер смог устоять перед взрывной волной ядерной поганки, но удержать смещенный центр масс даже ему не под силу.
Перенесенный через порог ботинок бухнулся на бетонный парапет.
Шаг, другой. Резиновая подошва утонула в яркой кислотности мягкой травы. Деревья приветливо зашелестели: «Иди, иди к нам, солдат». Солнце ослепительно играло бликами на поверхности воды.
– Да тут озеро… – я осекся, присел.
Создай женщине все условия, и она разденется сама.
На берегу, сбросив с себя все, раскинувшись, будто т юлени, на пляже, нежились они – невыносимо надоевшие, изо дня в день изводящие меня бабы. Бледная кожа сразу выдавала изолированных от мира существ. Вокруг бетонного Бункера играли краски. Природа перла изо всех сил, во все стороны сразу: темное грозовое небо, неправдоподобно яркая молодая трава, желтые от солнечных лучей скалы, пышная свежая листва и… женщины!
Бледные.
Нераскрашенный силуэтный набросок на фоне сочной цветной весны.
– Танечка… – перед глазами возник розовый образ Кедровой. – Вот кого будет не хватать рядом.
Гладкая кожа, плавные, в меру налитые формы. Аккуратный подбородочек. Большие глаза. Светлые волосы. Теплый взгляд.
Но секс!
В кровати Танечка оказалась другой: командный голос, приказы сквозь бранную ругань, пальцы на горле.
Образ женщины передернулся и исчез.
«Извращенка поганая, что б т ебя разорвало с твоими трахами!»
Я еще раз посмотрел в провал ворот, окинул взглядом любовниц-деспотов и, разбегаясь по склону холма, врезался прямо в новый, доселе отрезанный, мир.
Прощайте, мои дорогие!
Знаю, без меня вам станет куда проще и спокойнее. Когда-нибудь, быть может, я вернусь… Возможно, один, возможно, в компании еще парочки самцов-производителей… с песнями, плясками, оргиями… Кто знает? Но сейчас мне недосуг, я бегу прочь. Вернуться-остаться-одному-не одному – об этом я подумаю через жизнь. Новую, свежую жизнь! ЖИЗНЬ ВНЕ УБЕЖИЩА И БЕЗ ВАС!
Никита Аверин
Бритва Оккама
Я столько раз проходил этот путь не задумываясь. Сорок восемь ступеней вверх и вниз. Семьдесят метров под землю в узком лифте, в котором еле-еле хватало место для нас с напарником. Минус сто метров от уровня Мирового океана. Нора. Двухместный номер люкс в чертогах ада. Для кого-то сверхсекретный стратегический объект, а для меня это обычное рабочее место. По крайней мере, раньше так оно и было.
