И теперь какая мне разница - сколько нас, тех, кто должен Башлачеву? Какая мне разница - сколько тех, кто читает эти строчки? Потому как эти песни - о нас и про нас. Потому как мы сами виноваты, и никто другой, что наши дети и внуки не знают их. А значит - не знают свою историю, свою страну, а значит - не знают себя. Потому как мы заслужили стыд, который жжет нас внутри оттого, что мы так живем.
У каждого из нас, сказал Василий Нелюбин, - свой Александр Башлачев. И как ни старайся, мне нечем ответить на горькие и обидные слова от тех, кому не по душе наша деятельность, кто против насильственного по их мнению внедрения в сознание людей творчества Поэта. Предупреждали же меня: «Без фанатизма!» Как об стенку горох… «Мертвякам припарки, как живым медали». «Для меня деревья в лесу дороже леса, но скорость внутреннего прогресса больше чем скорость мира». Мир в очередной раз как бы застыл вокруг меня, время остановилось. Все эти четыре года я с ужасом думал: «Как же так? Я не успею, не сделаю то, что обязан сделать, что должен сделать!» Сегодня я думаю: «Я все сделал и все успел!»
«Мы успеем! В гости к Богу не бывает опозданий, так что ж там ангелы поют такими злыми голосами?» Я все успел и все что необходимо сделал. А то, что не успел и не сделал, -закончат за меня другие. В последнее время я понял, что спешить нам совершенно некуда, все решено давно за нас. Процентное соотношение предначертанного нам и того, что отдано нашей свободной воле, по убеждению одного из лучших моих товарищей, - 70 к 30. Бесконечное уменьшение или увеличение этого соотношения в ту или другую сторону до какой-то определенной точки - наша жизнь и деятельность. Всем нам отпущено решать, кто сколько может взять и отдать.
Как из золота зерна каждый брал на каравай Все будет хорошо Велика казна Только,только
Ты только не зевай, бери да раздавай…
Человек, закрывший рок
Мир, ежедневно приходящий к концу, никому никогда не известен. А значит, и не нужен. Жалко лишь чувственного знания, наполненного идентификационными кодами - звуками, запахами, светом и тенью, невесть как удерживающимися ассоциациями… Из всех видов антиквариата единственно достойны коллекционирования - впечатления. Собрание впечатлений и есть карта души. Коллекции не приживаются по наследству: за редчайшим исключением, преемники стремятся капитализировать жизнь дорогого покойника. Она оседает единицами хранения в отделах рукописей и банковских ячейках. Коллекции воспоминаний лишены и того: переходящим правом оживить их считает необходимым распорядиться каждый шифровальщик пустоты. Отсутствие дневника в его классическом понимании -лишь обстоятельство, внешняя примета банкротства рефлексивного сознания. «Здесь и сейчас» превращается в единственную возможность осуществления, контркультура занимается институциональными установлениями, а система доминаций необратимо мигрирует в сторону сетевых сообществ. «This is the end, my lonely friend».
Код исторического суицида, заключенный в принципиальном отторжении рефлексии, не оставляет вариантов образу нынешнего в будущем. Дожившие до этого будущего, мы должны иметь мужество признать: вчерашнее, носителями сокровенного знания о котором мы себя числим «по умолчанию», нам не принадлежит. У нас нет универсального кода доступа, отмычки сопричастности. Мы не занимались осмыслением повседневности, предпочитая быть ее тканью.
Поделом нам? Не фокус, кто историю напишет, по-насто-ящему важно лишь то, кем оплачен тираж? Блогосфера как цифровая инкарнация «съезда победителей». Безъязыкость неосознаваема и прикидывается гипертекстом. Стоп. Безъязыкость?
Поэзия не может быть безъязыкой. В основе концентрата «поверхповседневности», составляющего ее жизненную среду, отыщется он, двуединый породитель и порождение смыслов, стройматериал хтонического принципа, цель самого себя. Как насчет попытки обращения к поэтическому тексту в рамках поиска себя вчерашних? Его истолкования, может статься, составят фиксирование кокона коллективного бессознательного, являющего бабочку повседневности.
Башлачев в качестве повода для рефлексии не лучше и не хуже десятков иных текстов. За редким, но весьма показательным отличием. Башлачев в соотнесении с другими демонстрирует нехарактерную для позднесоветского контркультурного дискурса семантическую разносторонность, сосуществуя в классическом самодостаточном качестве поэтического текста и - сугубо прикладном социально-криптографическом. Причем внешние по отношению к самому тексту факторы, вроде биографического, почти не искажают его. Непережитость творческого кризиса оставляет будущим исследователям язык документа, не содержащий позднейших авторских подчисток.
Пограничье как образ трансформирующегося мира полно обнажений потаенного. В его трещинах и норах тикает пульс сакральной преемственности, ясперсовское «осевое время». Пограничность эпохи, которой подлежит Башлачев, ее дуализм, именно такого качества. Переход к новым временам зафиксирован текстом помимо осознания, вне области авторской воли. Неправда, будто бы человечество когда-либо смеялось, осознавая этот переход. Боль от утрат прежних иллюзий чаще всего глушилась обретением новых. «Будьте реалистами, требуйте невозможного». Все так или иначе помнят имена создателей иллюзий, от Мора до Нис-бета, воспринимаемых в рамках европоцентричной культуры прямыми продолжателями «делатитанов Возрождения», результатами которого стала зримая экспансия во внешний мир, начавшаяся эпохой великих географических открытий. Гораздо хуже помнятся имена развенчивавших эти иллюзии.
Башлачев - один из них. Контркультурная революция, находившая тридцать лет назад в России наиболее очевидным способом манифестации рок-музыку, не смогла дать более или менее убедительных ответов на вопрос о механизме исторической интеграции, поставленный башлачевским текстом в повестку дня самим фактом своего существования.
Книга, которую вы держите в руках, задумывалась как сборник материалов к биографии поэта, попытка фиксации среды, так или иначе являвшейся контрапунктом и одновременно адресатом башлачевского текста. В какой мере коллективу авторов удалось решить эту задачу, а в какой она трансформировалась во что-то иное, судить читателю. Хотелось бы, чтобы главным результатом публикации стало даже не введение в оборот новых фактов, оценок и гипотез (задача сама по себе важная с академической точки зрения, но отнюдь не определяющая отношения авторов к фигуре и творческому наследию Башлачева), но - появление площадки для систематизированно углубленного исследования. Исследования, способного хоть в какой-то мере обосновать историческую миссию поколения, а значит - дать шанс не пропасть в складках эпохи всем, что «никогда не простят нам то, что…»
Вряд ли такая задача решится в рамках «народного движения». Успех - категория все-таки системная, почти всегда структурно детерминированная. Следовательно, лучше будет, если «под задачу» удастся создать организацию. Например, Фонд. Он может использовать имя или образ абстрактного понятия, не столь уж это и важно. Он может финансировать свою деятельность самостоятельно или целиком зависеть от внешних источников, это тоже не столь уж важно. Гораздо важнее, чтобы его деятельность оказалась прозрачной и не свелась к раздаче синекур известного рода всяческим «рантье от рок-н-ролла», вот уже несколько десятилетий пытающимся монополизировать контекстуальный дискурс.
Исследование биографического материала и творческого наследия поэта, а также сопровождающая его дискуссия длятся ровно до момента выхода фундаментально откомментированного собрания сочинений. Нет никаких оснований полагать, что уже известные издания Башлачева существенно уступают в объеме реально созданному им корпусу текстов, равно как и обладают аппаратами комментариев, основанными на тщательном текстологическом и биографическом исследовании. Тем интереснее представляется будущее знакомство с точками зрения всех заинтересованных в осмыслении феномена поколения Башлачева. Человека, «закрывшего» рок.
Борис Юхананов Александру Башлачеву в 1986 году: Ты призываешь вернуться к чему-то изначальному? Заново родиться?
Александр Башлачев: Я призываю вернуться, но по спирали. Мы еще даже не родились. То, что мы делаем, это еще не рождение, это эскизы, попытки, макеты.
Марина Цветаева: Чтение - это соучастие в творчестве.
Еще несколько минут, и ты закроешь эту книгу. У меня к тебе вопросы. То, что ты прочитал, как это назвать? Мы попытались взглянуть на личность, жизнь и творчество человека по имени Александр Башлачев глазами самых разных людей, очень похожих друг на друга в чем-то и в чем-то с совершенно противоположными взглядами на очень важное в жизни каждого из нас. Удалась ли нам эта попытка? удалось ли сделать именно то, что мы хотели сделать?
