и оброс волосами. Его белоснежная, без единого пятнышка рубаха была расшита цветным шелком, из-за пояса торчал серебряный кинжал.
— Сеньор, — сказал он, — честь имею приветствовать вас. Я — Кризостомо Гарсия. Прошу вас оказать мне внимание и подарить ваши штаны.
Я удивился: мои штаны были много хуже его собственных. Прислоняясь к стене, я изумленно смотрел, как толпа плотной стеной обступила нас. Человек, похожий на Цезаря, повелительно взмахнул рукой. Толпа отступила.
— Сеньор инглесито, — внушительно проговорил он, — подарок, о котором я имею честь вас просить, является ценой моего покровительства вам. Без моего покровительства эти мои собратья разорвут вас на кусочки, так что и воспоминания о вас не останется.
Его собратья глухо заворчали, как бы подтверждая истину его слов. Я подумал: "Уж не этому ли человеку О’Брайен поручил прикончить меня?" Я был безоружен, но выбить ему зубы я бы мог.
Привратник, услышавший наш разговор, быстро подбежал и растолкал толпу. Его лицо было искажено негодованием. Он только что поговорил с приведшим меня часовым.
— Вы с ума сошли, господа, что ли? — возмущенно крикнул он. — Хотите наверно раньше времени попасть в ад? Вы знаете, кто этот сеньор? Слышали ли вы о Николе Эль-Демонио? Это — инглес из Рио-Медио!
Было ясно, что мои "дела", в том виде, как их распространял О’Брайен со своими лугареньос, создали мне чертовскую репутацию в тюремном дворе. Несколько человек из толпы побежали по двору, оповещая всех о моем прибытии. Женщины крестились, показывая на меня длинными желтыми пальцами с грязными ногтями.
Человек, похожий на Цезаря, вежливо сказал:
— Сеньор, я прошу простить меня. Я не знал… Как я мог? Вы свободны от каких бы то ни было посягательств в любом квартале этого города.
Высокий привратник, запиравший ворота, с поклоном дотронулся до моей руки:
— Если сеньору угодно последовать за мной, я укажу ему в сем скромном доме помещение, где сеньор будет свободен от посещений этих господ.
Мы прошли несколько полутемных лестниц и коридоров, и привратник распахнул одну из дверей. Длинная комната без окон сверкала множеством огней. Два человека фехтовали в ярком свете. Свечи — штук двадцать, лепились по стенам. В углу на большом резном столе блестела какая-то серебряная утварь, похожая на церковную. Оба человека в белых рубахах кружились по комнате. Их шпаги звенели. Привратник торжественно произнес:
— Дон Винсенте Саласар, имею честь доложить о прибытии английского сеньора.
Один из фехтовальщиков нетерпеливо швырнул свою рапиру в угол. Это был толстый, темноволосый кубинец, свирепого и мрачного вида. Второй фехтовальщик тоже быстро обернулся. Его желтая кожа лоснилась при свете свечей, как лакированная, узкие глаза двумя щелками моргали на унылом лице. Он внимательно посмотрел на меня — и вдруг протянул в нос:
— О-о-о! Да это вы! Пусть меня повесят, если я не думал, что это именно вы!
Он выскочил в коридор тяжело дыша, стал шептаться со сторожем. Маленький кубинец сверкал на меня глазами.
Я сказал, что имею честь приветствовать его. Он презрительно что-то процедил сквозь зубы. У меня тоже мало охоты было говорить с ним: я был поражен, что высокий костлявый человек, выскочивший в коридор, был никто иной, как второй штурман с "Темзы", Николс, настоящий Никола Эль-Эскосе. Кубинец вдруг проворчал:
— Вы, сеньор, несомненно подосланный шпик этого поповского угодника, О’Брайена. Передайте же ему, чтоб он остерегался — что я прошу его остерегаться, я дон Винсенте Саласар де Вальдепеньяс-и-Форли-и…
Я припомнил его имя; он был когда-то поклонником Серафины, и О’Брайен ухитрился засадить его в тюрьму по обвинению в святотатстве. Испанец продолжал с комической важностью:
— Завтра я оставляю этот дом. И пусть ваш соотечественник трепещет передо мной! Пусть боится! Пусть трепещет! Тысячи шпионов не спасут его!
Высокий привратник снова вошел и с поклоном стал извиняться перед Саласаром за то, что ввел меня к нему. Но это помещение — лучшее в тюрьме, — было предоставлено для заключенных судьи О’Брайена. И я был известный кабальеро. Один бог знает, чего я только ни делал в Рио-Медио. Грабил, убивал, насиловал… Сеньор О’Брайен, очевидно, весьма настроен против меня…
При этих словах мрачный кубинец подскочил ко мне чуть ли не с распростертыми объятиями.
— Инглесито из Рио-Медио! — закричал он. — Го-го, много я о вас слышал. Много слышал о вашей храбрости, сеньор, очень много! Знаю, этот грязный пожиратель поповских объедков хочет отнять вашу жизнь! О-о! пусть остерегается! Я спасу вас, сеньор, я — дон Винсенте Саласар!
Он показал мне комнату — она была бы почти пустой, если б не стол, на котором стояли вещи дона Саласара. Я обратил внимание на серебряные подсвечники изумительной работы и огромное серебряное блюдо, вычеканенное, несомненно, великим Бенвенуто Челлини. Саласар извинился за спертый воздух и сказал, что сейчас придет его лакей, покурит сандаловым деревом и проветрит комнату.
— А завтра… — начал он, вращая глазами, и вдруг прервал сам себя: — Сеньор, скажите, неужели, правда, что мой высокопочтенный друг, тот, кто был мне больше, чем отцом, убит по наущению этого злодея? Правда ли, что сеньорита исчезла?
— Совершенная правда, — ответил я.
— Они будут отомщены! — объявил он… — Завтра же! Я найду сеньориту, я найду ее! Она была предназначена мне в жены моим другом!
Он быстро надел бархатный жакет и скрестил руки на груди:
— Я спасу и вас, сеньор, я спасу всех, кого угнетает это чудовище, — а теперь пройдемтесь по коридору, я задыхаюсь здесь!
Мы вышли в коридор и остановились у окна, выходящего во двор. Громкий барабан сзывал заключенных по местам. Пестрая толпа со двора расходилась, исчезая за решетчатыми дверьми. Солнце уже опустилось за высокие стены.
Слуга убирал комнату, которую мы оставили.
Саласар сделал ему какие-то указания насчет ужина и снова подошел ко мне.
— Вы знаете, сеньор, — сказал он, — за что я здесь сижу? Только за то, что всадил нож в типа, который смел нагло говорить о моей подружке Кларе. И за такой пустяк этот поповский подлиза засадил меня в тюрьму. Но завтра я выйду — я мог бы и сегодня уйти, но я хочу выйти не под покровом темноты — я поеду в своей карете, за мной придут друзья… О-о! и я отправлюсь прямо к генерал-губернатору… я разоблачу этого мерзкого ирландца…
Этот человек был настоящим маньяком: битый час он говорил о том, как уничтожить О’Брайена. В конце коридора показалась длинная фигура.
— Пойдемте, — любезно произнес Саласар, — ужин ждет нас.
За столом уже сидел длинный штурман с "Темзы". Да, это несомненно был он. Его щеки так же,
