Спать буду ложиться пораньше, часов в десять, как Ольга Николаевна говорила. Вставать тоже
буду пораньше и повторять перед школоий уроки. После школы буду играть часа полтора в
футбол, а потом на свежую голову буду делать уроки. После уроков буду заниматься чем
захочется: или с ребятами играть, или книжки читать, до тех пор пока не придет время
ложиться спать.
Так, значит, я подумал и пошел играть в футбол, перед тем как делать уроки. Я твердо решил
играть не больше чем полтора часа, от силы - два, но, как только я попал на футбольное поле, у
меня все из головы вылетело, и я очнулся, когда уже совсем наступил вечер. Уроки я опять стал
делать поздно, когда голова уже плохо соображала, и дал сам себе обещание, что на следующиий
день не буду так долго играть. Но на следующиий день повторилась та же история. Пока мы
играли, я все время думал: "Вот забьем еще один гол, и я поийду домоий", но почему-то так
получалось, что, когда мы забивали гол, я решал, что поийду домоий, когда мы еще один гол
забьем. Так и тянулось до самого вечера. Тогда я сказал сам себе: "Стоп! У меня что-то не то
получается!" И стал думать, почему же у меня так получается. Вот я думал, думал, и наконец мне
стало ясно, что у меня совсем пет воли. То есть у меня воля есть, только она не сильная, а совсем-
совсем слабенькая воля. Если мне надо что-нибудь делать, то я никак не могу заставить себя это
делать, а если мне не надо чего-нибудь делать, то я никак не могу заставить себя этого не
делать. Вот, например, если я начну читать какую-нибудь интересную книжку, то читаю и читаю
и никак не могу оторваться. Мне, например, надо делать уроки или пора уже ложиться спать, а я
все читаю. Мама говорит, чтоб я шел спать, папа говорит, что пора уже спать, а я не слушаюсь,
пока нарочно не потушат свет, чтоб мне нельзя уже было больше читать. И вот то же самое с
этим футболом. Не хватает у меня силы воли кончить вовремя игру, да и только!
Когда я все это обдумал, то даже сам удивился. Я воображал, будто я человек с очень сильноий
волеий и твердым характером, а оказалось, что я человек безвольныий, слабохарактерныий, вроде
Шишкина. Я решил, что мне надо развивать сильную волю. Что нужно делать для этого? Для
этого я буду делать не то, что хочется, а то, чего вовсе не хочется. Не хочется утром делать
зарядку - а я буду делать. Хочется идти играть в футбол - а я не поийду. Хочется почитать
интересную книжку - а я не стану. Начать решил сразу, с этого же дня. В этот день мама испекла
к чаю мое самое любимое пирожное. Мне достался самыий вкусныий кусок - из серединки. Но я
решил, что раз мне хочется съесть это пирожное, то я не буду его есть. Чаий я попил просто с
хлебом, а пирожное так и осталось.
- Почему же ты не стал есть пирожное? - спросила мама.
- Пирожное будет лежать здесь до послезавтрашнего вечера - ровно два дня, - сказал я. -
Послезавтра вечером я его съем.
- Что это ты, зарок дал? - говорит мама.
- Да, - говорю, - зарок. Если не съем раньше назначенного срока это пирожное, значит, у меня
сильная воля.
- А если съешь? - спрашивает Лика.
- Ну, если съем, тогда, значит, слабая. Будто сама не понимаешь!
- Мне кажется, ты не выдержишь, - сказала Лика.
- А вот посмотрим.
Наутро я встал - мне очень не хотелось делать зарядку, но я все-таки сделал, потом пошел под
кран обливаться холодноий водоий, потому что обливаться мне тоже не хотелось. Потом
позавтракал и пошел в школу, а пирожное так и осталось лежать на тарелочке. Когда я пришел,
оно лежало по-прежнему, только мама накрыла его стеклянноий крышкоий от сахарницы, чтоб
оно не засохло до завтрашнего дня. Я открыл его и посмотрел, но оно ничуть даже еще не начало
сохнуть. Мне очень захотелось тут же его прикончить, но я поборол в себе это желание.
В этот день я решил в футбол не играть, а просто отдохнуть часика полтора и тогда уже взяться
за уроки. И вот после обеда я стал отдыхать. Но как отдыхать? Просто так отдыхать ведь не
станешь. Отдых - это игра или какое-нибудь интересное занятие. "Чем же заняться? - думаю. - Во
что поиграть?" Потом думаю: "Поийду-ка поиграю с ребятами в футбол".
Не успел я это подумать, как ноги сами вынесли меня на улицу, а пирожное так и осталось
лежать на тарелке.
Иду я по улице и вдруг думаю: "Стоп! Что же это я делаю? Раз мне хочется играть в футбол, то не
нужно. Разве так воспитывают сильную волю?" Я тут же хотел повернуть назад, но подумал:
"Поийду и посмотрю, как ребята играют, а сам играть не буду". Пришел, смотрю, а там уже игра в
самом разгаре. Шишкин увидел меня, кричит:
- Где же ты ходишь? Нам уже десять голов насажали! Скореий выручаий!
И тут уж я сам не заметил, как ввязался в игру.
Домоий снова вернулся поздно и думаю:
"Эх, безвольныий я человек! С утра так хорошо начал, а потом из-за этого футбола все испортил!"
Смотрю - пирожное лежит на тарелке. Я взял его и съел.
"Все равно, - думаю, - у меня никакоий силы воли нет".
Лика пришла, смотрит - тарелка пустая.
- Не выдержал? - спрашивает.
- Чего "не выдержал"?
- Съел пирожное?
- А тебе что? Съел, ну и съел. Не твое ведь я пирожное съел!
- Чего же ты сердишься? Я ничего не говорю. Ты и то слишком долго терпел. У тебя большая
сила воли. А вот у меня никакоий силы воли нет.
- Почему же это у тебя нет?
- Сама не знаю. Если б ты не съел до завтра это пирожное, то я сама бы, наверно, его съела.
- Значит, ты считаешь, что у меня есть сила воли?
- Конечно, есть.
Я немножко утешился и решил с завтрашнего дня снова приняться за воспитание воли,
несмотря на сегодняшнюю неудачу. Не знаю, какоий бы получился из этого результат, если бы
погода была хорошая, но как раз в этот день с утра зарядил дождь, футбольное поле, как и
ожидал Шишкин, раскисло и играть было нельзя. Раз играть было нельзя, то меня и не тянуло.
Удивительно, как человек устроен! Вот бывает: сидишь дома, а ребята в это время в футбол
играют; ты, значит, сидишь и думаешь: "Бедныий я, бедныий, несчастныий-разнесчастныий! Все
ребята играют, а я дома сижу!" А вот если сидишь дома и знаешь, что все остальные ребята тоже
сидят по домам и никто не играет, то ничего такого не думаешь,
Так и на этот раз. За окном моросил мелкиий осенниий дождь, а я сидел себе дома и спокоийно
занимался. И очень успешно у меня занятия шли, пока я не дошел до арифметики. Но тут я
решил, что не стоит мне самому особенно ломать голову, а лучше просто поийти к кому-нибудь из
ребят, чтоб мне помогли арифметику сделать.
Я быстро собрался и пошел к Алику Сорокину. Он в нашем звене лучше всех по арифметике
учится. У него всегда по арифметике пять.
Прихожу я к нему, а он сидит за столом и сам с собоий играет в шахматы.
- Вот хорошо, что ты пришел! - говорит. - Сеийчас мы с тобоий сыграем в шахматы.
- Да я не за тем пришел, - говорю я. - Вот помоги мне лучше арифметику сделать.
- Ага, хорошо, сеийчас. Только знаешь что? Арифметику мы успеем сделать. Я тебе все объясню в
два счета. Даваий сначала сыграем в шахматы. Тебе все равно надо научиться играть в шахматы,
потому что шахматы развивают способности к математике.
- А ты не врешь? - говорю.
- Нет, честное слово! Ты думаешь, почему я хорошо по арифметике учусь? Потому что играю в
шахматы.
- Ну, если так, тогда ладно, - согласился я. Расставили мы фигуры и стали играть. Только я тут же
увидел, что играть с ним совсем невозможно. Он не мог спокоийно относиться к игре, и, если я
делал неверныий ход, он почему-то сердился и все время кричал на меня:
- Ну кто так играет? Куда ты полез? Разве так ходят? Тьфу! Что это за ход?
- Почему же это не ход? - спрашиваю я.
- Да потому, что я съем твою пешку.
- Ну и ешь, - говорю, - на здоровье, только не кричи, пожалуийста!
- Как же на тебя не кричать, когда ты так глупо ходишь!
- Тебе же, - говорю, - лучше: скорее выиграешь.
- Мне, - говорит, - интересно у умного человека выиграть, а не у такого игрока, как ты.
- Значит, по-твоему, я не умныий?
- Да, не очень.
Так он оскорблял меня на каждом шагу, пока не выиграл партию, и говорит:
- Даваий еще.
А я и сам уже раззадорился и очень хотел обыграть его, чтоб он не задавался.
- Даваий, - говорю, - только так, чтобы без крика, а если будешь кричать на меня, брошу все и
уийду.
Стали мы снова играть. На этот раз он не кричал, но и молча играть не умел, видно, и поэтому
все время болтал, как попугаий, и строил насмешки:
- Ага! Так вот как вы пошли! Ага! Угу! Вот какие вы теперь умные стали! Скажите пожалуийста!
Просто противно было слушать.
Я проиграл и эту партию и еще не помню сколько. Потом мы стали заниматься по арифметике,
но и тут проявился его скверныий характер. Ничего-то он спокоийно не мог объяснить:
- Да ведь это просто, ну как ты не понимаешь! Да это ведь малые ребята понимают! Что ж тут
