– А вот я в растерянности… – проговорила Мария Павловна. – Неужели Александр Петрович и в самом деле большевик?..
Снова в комнате воцарилась тишина, и слышно было, как на кухне Нинь-и гремела посудой.
– Черт знает, что происходит! – неожиданно нарушил тишину Владимир Иванович. – И все эта революция, будь она неладна! Не она бы – все было бы иначе. Не так ли, господин Карсавин?
Но тому было не до рассуждений.
– Елизавета Владимировна! Только вы можете спасти Александра Петровича, – умоляюще смотрел он на Лизоньку. – Из-за вас он голову потерял – помогите ему обрести себя.
Борис знал, что говорил. Лиза – только на нее вся надежда.
– Но что же я должна делать? – в отчаянии спросила девушка.
– На мой взгляд, тут два пути, – глубокомысленно произнес Борис. – Первый – порвать с Болоховым все отношения… – Он сделал паузу, чтобы присутствующие осмыслили его слова.
– А какой же, по вашему мнению, второй путь? – как-то обреченно произнесла Лиза.
– Отправиться вместе с ним в Россию, – подсказал Карсавин. – Но это в том случае, если вы его действительно любите.
– Но в таком случае есть и третий путь! – воскликнула Лиза.
– И какой же? – поинтересовался Карсавин.
– Это уговорить его остаться!
Это было сказано так решительно, что Борис опешил. «Да, эта пойдет на все, чтобы не потерять Болохова», – подумал он.
– Господа, да что вы, ей-богу?.. – удивился Петр. – Вы так рассуждаете, будто бы Александр Петрович уже признался в том, что он красный… А если это не так? Вам не будет стыдно, что вы его подозревали во всех смертных грехах?..
– Я не знаю, господа… Я просто ничего не знаю… – схватилась за голову Лиза, и в ее глазах появились слезы.
Но не только она – вся семья впала в отчяние. А ведь еще какое-то время назад все было иначе. Гридасовы пребывали в хорошем расположении духа, но вот пришел Карсавин и принес им страшную весть.
– Я никогда не позволю своей дочери выйти за большевика, – неожиданно заявила Мария Павловна. – Мы с отцом не для того Лизоньку растили, чтобы она попала в руки…
От волнения она не могла подобрать нужное слово.
– Может, тебе капли принести? – взглянув на жену, испугался Владимир Иванович. Но она не слышит его. Ее мысли были заняты другим.
Вот так, все полетело к черту. А ведь они с женой думали, что выдадут дочь за порядочного человека.
– Если вы хотите поучаствовать в судьбе Александра Петровича, вам нужно поторопиться, – глядя на Лизу, сказал Борис. – Не то он может наломать таких дров! Сами понимаете: без вас он никуда не поедет. А если он останется здесь – ему конец. Не свои убьют, так чужие… Кстати, я слышал, здешние контрразведчики уже заинтересовались им. Видно, что-то пронюхали.
– Господи! – всплеснула руками Мария Павловна. – Да что же это творится на белом свете?.. Лиза, доченька, и не думай, я тебя никуда одну не отпущу!
Та сидела бледная и растерянная.
– Мама, мамочка… Прости! – в сердцах произнесла она и тут же обратилась к Карсавину: – Я не понимаю, вы-то что так печетесь о нас? Я спрашиваю, какое вам до нас с Александром Петровичем дело?
Того этот вопрос не смутил.
– Это все из-за уважения к вам, Елизавета Владимировна, – заверил он. – Впрочем, мне, как я уже сказал, и господин Болохов симпатичен. Не могу я не беспокоиться о вас!
Лиза как-то странно посмотрела на него.
– А что бы вы нам посоветовали? – неожиданно спросила она его.
Карсавин сделал вид, что думает. Он не спешил с ответом. А то ненароком решат, что он заранее его заготовил, а это будет выглядеть по меньшей мере подозрительно. А Лиза ждет. В глазах ее одновременно и боль и мольба.
– Если бы это коснулось меня, то я бы не поехал, – говорит он. – Но у меня другая история. В вашей же истории лучше отправиться в Россию…
Оставив Гридасовых в полном смятении, Карсавин уехал домой.
– И что же ты собираешься делать? – спросила Лизоньку мать.
– Надо немедленно поговорить с Сашей, – ответила та.
Мария Павловна с какой-то затаенной тоской посмотрела на дочь.
– Да… да, надо поговорить, – рассеянно произнесла она.
– Но это невозможно – ведь Александр Петрович находится на казарменном положении, – напомнил им Петр.
– И в самом деле… – произнес отец.
– А я позвоню Сергею Федоровичу и попрошу, чтобы он мне помог, – тут же сообразила Лизонька. – Он все может…
– Да уж, в этом ему не откажешь… – усмехнулся Петруша. – Тот еще жук.
– Не смей! – прикрикнула на него сестра. – Петя… как ты несправедлив к нему, – уже мягче произнесла она. – Когда-нибудь ты поймешь, что был не прав. Господин ротмистр замечательный человек. Самое главное, у него есть душа…
– А честь? Как насчет офицерской чести?.. – с сарказмом произнес брат.
Лиза покачала головой.
– Ты неисправим, – сказала она.
На следующий день Лиза с утра позвонила Шатурову и попросила, чтобы он устроил ей встречу с Александром. Тот не мог ей отказать. Только дал понять, что это будет очень трудно сделать. Однако где-то через пару часов Болохов уже сидел в пролетке, которая везла его в Модягоу. На душе было неспокойно. «Что случилось?» – слушая, как весело стучат о булыжную мостовую копыта молодой каурки, с тревогой думал он. Почему вдруг Лиза решила просить его о встрече? Он прокручивал в голове все возможные варианты, пытаясь найти ответ, но все они тут же отпали, как только он поговорил с Лизой.
Она выглядела бледной и очень взволнованной. Встретив Александра у порога, она тут же повела его в свою комнату – будто бы не хотела, чтобы кто-то из домашних увидел его. Однако когда они шли через гостиную, откуда-то появилась Мария Павловна. Увидев его, она коротко ответила на его приветствие и отвела глаза. Это еще больше насторожило Александра. «Произошло что-то очень серьезное, – решил он. – Может, Лизины родители решили, чтобы она больше не встречалась с ним? Но тогда какое они имеют право?.. Не им – Лизе решать, как тут быть».
– Садись, Саша, – когда они вошли в комнату, произнесла Лизонька, указывая на стул, а сама села в маленькое креслице у окна.
Каждый раз, входя в эту комнату, Болохов чувствовал какую-то неловкость. Будто бы он заглядывал в чужой дневник, полный девичьих тайн. Здесь было чисто и светло и пахло цветами. Хотя герань и фиалки, что стояли в глиняных горшочках на подоконнике, так пахнуть не могли. Значит, то были нежные тонкие эфиры, которые присущи только юности. И от этих эфиров кружилась голова и громко стучало сердце.
Но на этот раз все было иначе. Мельком оглядев комнату и отметив, что никаких изменений здесь не произошло – та же аккуратно убранная девичья кровать, те же тюлевые занавески на окне, тот же письменный стол, над которым висел Лизин портрет, выполненный его рукой, – он не стал, как это бывало прежде, умиляться этой незатейливой обстановкой. Вместо этого он терпеливо ждал, что ему скажет Лиза.
– У нас на днях побывал господин Карсавин… – наконец заговорила она, и было видно, с каким трудом ей даются слова.
Болохов сделал вид, что это известие его не удивило. Хотя на самом деле он уже обо всем догадался. «Выходит, все дело в Борисе, – решил он. – Интересно, что же он им наплел? Сказал, что они имеют дело с советским чекистом? Но это исключено! Он же не дурак, в конце концов. Ведь тем самым он и себя бы выдал. Тогда что?..»
– До меня дошли слухи, что господин Карсавин стал частым гостем в вашем доме… – не зная, как еще отреагировать на Лизины слова, с некоторым упреком произнес он. – И отчего это вдруг?..
Лиза как будто не услышала его вопрос.
– Саша, он нам такое сказал… такое…
Болохов подошел к ней и погладил ее по голове.
– Ну что ты, Лизонька? Успокойся… – произнес он.
Она покачала головой.
– Если бы ты знал, как мне сейчас тяжело, – проговорила она. – Скажи, Саша, это правда?..
– Ты это о чем? – сделал он вид, что не понял ее.
Она взяла его за руку и заглянула в глаза.
– Карсавин говорит, что ты чекист… Скажи же, что это не так!
Болохов не ответил ей, только нахмурился.
– Ну что же ты молчишь? – умоляюще смотрела на него девушка.
Он молчал.
– Саша!..
– Да, я слушаю тебя… – Он аккуратно высвободил свою руку и подошел к окну. Выглянув на улицу, увидел веселую ватагу ребятишек, которые, подставив голые спины солнцу, гоняли мяч прямо на мостовой. «Счастливые! – подумал он. – Жизнь еще не обожгла их своей правдой, потому и живут они ощущением бесконечного счастья».
– Я спрашиваю, это правда?
– Ну, допустим… – как-то непривычно жестко вдруг произнес Болохов и тут же: – А это что-то меняет? Я говорю про наши с тобой отношения, – пояснил он.
Теперь уже молчала она.
– Я задал тебе вопрос… – напомнил Болохов.
– Нет… не меняет… – пыталась сдержать она слезы, но это ей не удалось. – Значит, все-таки ты не тот, за кого себя выдавал… – явно разочарованно вдруг произнесла она, вытаскивая из-за рукава платочек и промокая им глаза.
