этой краже и о воре, который ее совершил.
— Да, — закивал Шарур, — и я тоже. — Тупшарру просто кивнул.
Эрешгун продолжал:
— Будем надеяться, Энгибил выскажет свое мнение тем, кто пытался внушить ему, будто мы знаем больше, чем сказали.
— Да будет так, — хором ответили Шарур и Тупшарру, обращаясь в основном к слушателю, который мог незримо среди них присутствовать. А Шарур еще добавил:
— Будем надеяться, что западная граница под пристальным наблюдением, так что Энгибил не упустит вора, если тот захочет податься домой, и получит свое.
Можно, конечно, было и соврать, но тут он сказал правду. Случись Хаббазу увести чашку из дома Димгалабзу, Шарур действительно предпочел бы увидеть ее в руках Энгибила, чем в руках Энзуаба.
Теперь уже Тупшарру и Эрешгун хором произнесли: «Да будет так».
— Надеюсь теперь могучий лугал Кимаш позволит нам вернуться в Гибил, — высказал предположение Шарур. — Энимхурсага мы прогнали, лагерь имхурсагов разграбили, делать тут больше нечего. А в городе нас ждут дела. У нас — сделки, у крестьян — полевые работы. Если они вернутся к своим делам, нас будет ждать хороший урожай, а значит, еда для всех.
— Да, хорошо бы, — согласился Эрешгун. — Дома, наверное…
Он не успел продолжить. Вернулся Энгибил.
— Ты! — бог ткнул дланью в сторону Шарура.
— Я служу тебе, великий бог. — Шарур пал на колени, а затем и вовсе простерся в пыли, хотя и сомневался в действенности каких бы то ни было форм уважения. Энгибил что-то узнал, что-то важное, иначе зачем бы ему возвращаться в лагерь. Шарур готовился к словесному поединку с богом, хотя и понимал, как мало он может противопоставить божеству.
Меж тем Энгибил продолжал обличающим тоном:
— Ты торчал возле моего храма, когда вещь пропала из сокровищницы. Ты был возле моего дома, когда вор осмелился ограбить его!
— Великий бог, я отправился в Гибил, чтобы передать своего пленника в руки торговца рабами Ушурикти, — сказал Шарур, не поднимая головы. — Великий бог, я и в самом деле был в городе, и даже устроил представление для людей, не пошедших на войну, прежде всего для твоих жрецов. Они ведь служат твоему дому. — Признаться было необходимо, иначе не замести следы.
— Вот-вот, во время этого представления меня и обокрали! Что ты знаешь об этом? Говори правду.
Шаруру ничего другого не оставалось. Он подчинился.
— Вот вся правда, известная мне, великий бог, — сказал он. — Во время представления я не входил в храм. Твои жрецы видели меня перед храмом. Они могут это подтвердить. Я не видел, чтобы вор входил в храм. Я не видел, чтобы вор покидал храм. Когда я ушел с площади, представление еще продолжалось.
Каждое его слово было правдой. Он просто не сказал всей правды. Энгибил нахмурился, снова не получив ответа, на который рассчитывал.
— А не странно ли тебе, сын Эрешгуна, — хрипло сказал он, — что я задаю эти вопросы именно тебе? Ведь это ты видел вора из Зуаба, а когда он совершал свое черное дело, ты был на площади.
— Ты бог, — смиренно ответил Шарур. — Не человеку удивляться тому, что делает бог.
— Верно, — проворчал Энгибил. — Ты и не должен удивляться. — Бог снова исчез.
— Я рад, что ты сказал богу правду, — тихо сказал Эрешгун. — Это… такая точная правда.
— Конечно, отец, — Шарура слегка трясло. — Как я мог сказать богу что-то другое? А что, пиво у нас еще осталось?
Кимаш-лугал превратил возвращение войска в Гибил в триумфальное шествие. В каждой деревне вдоль дороги от границы с имхурсагами войско редело. Крестьяне расходились по домам. Их ждали обычные крестьянские дела. В каждой деревне Кимаш произносил речи, восхваляющие воинов, восхваляющие народ Гибила, ну и самого себя, разумеется.
На каждом перекрестке Кимаш останавливал войско, чтобы снова напомнить о доблести защитников и о своей собственной.
Речи немного различались, но в основном походили одна на другую. Вскоре Шарур перестал вслушиваться.
— Интересно, скажет он что-нибудь новенькое, когда мы войдем в Гибил? — заметил он во время очередной остановки.
— Да просто соберет все эти речи вместе, — предположил Тупшарру. — В Гибиле-то их еще не слышали.
— Он произнесет речь в Гибиле, а потом отправится на юг и повторит все это там, — уверенно сказал Эрешгун. — Он же не Энимхурсаг, он не может говорить со всем своим народом сразу. А для лугала вполне естественно желать донести весть о победе до всех людей на землях Гибила. А то как же они узнают о заслугах Кимаша во время сражений?
— Трудное это дело: говорить, говорить здесь и там, и все одно и то же — притворно вздохнул сказал Шарур. Эрешгун попытался укоризненно взглянуть на сына, но вместо этого расхохотался.
Хотя из-за речей лугала путь от границы до города затянулся, но все-таки они в конце концов добрались до стен Гибила, увидели храм бога и возвышающийся над ним дворец Кимаша. Кимаш остановил остатки войска у северных ворот города и приказал состоятельным воинам надеть доспехи, а прочим держать оружие на виду.
— Он старается выжать из победы все возможное, — прокомментировал Шарур.
— Да ладно! Любое развлечение все лучше, чем его отсутствие, — отозвался отец.
Кимаш решил устроить из возвращения настоящее представление. Когда его воины вошли в Гибил через северные ворота, глашатай выкрикнул:
— Смотрите все! Вот могучий Кимаш возвращается с триумфом, заставив бежать самого Энимхурсага! — Вслед за этим в ворота въехал Кимаш на раззолоченной колеснице. Кимаш благожелательно махал рукой людям, выстроившимся вдоль узких извилистых улиц города.
Народ ликовал. Конечно, не все любили Кимаша. Были и такие, кто с нетерпением ждал того дня, когда Энгибил вернет себе власть и будет думать за них. Но даже они не хотели бы, чтобы за них думал Энимхурсаг. Соперничество между городами зашло слишком далеко, и никто не рассчитывал на окончательную победу. А вот выиграть очередное сражение — это реально поднимало Кимаша в глазах горожан.
На рыночную площадь вошли воины Гибила. Мужчины и женщины, не ходившие на войну, шли за ними толпой. Слуги быстро притащили помост, на который забрался лугал. Кимаш оглядел толпу. Он хорошо знал своих людей, и не
