Геннадий Красухин - Круглый год с литературой. Квартал третий

Под псевдонимом А.В. в журнале «Современник» в 1851 году Уваров опубликовал «Литературные воспоминания».

Отношения Пушкина и Уварова никогда не были дружественными. Но поначалу – нейтрально благожелательными. Пушкин не проявил восторга по поводу перевода его стихотворения «Клеветникам России» Уваровым на французский. И в то же время благодарил Уварова. Уваров пригласил Пушкина прочитать лекцию студентам университета, произнёс тёплое вступительное слово. В дальнейшем голосовал за избрание Пушкина в академики.

Отношения испортились после того, как Пушкин отдал в «Библиотеку для чтения» свою повесть в стихах «Анджело». Цензор А.В. Никитенко не взял на себя ответственность, но предоставил Уварову решить судьбу пушкинского произведения. И Уваров вымарал из «Анджело» восемь стихов. Узнав о вымарках, Пушкин потребовал заменить их точками. Но кто автор цензурного изъятия, Пушкин узнал слишком поздно.

Начались трения.

Уварову крайне не понравилась «История Пугачёва». И Пушкин записал об этом: «Уваров большой подлец. Он кричит о моей книге как о возмутительном сочинении».

Ну, а дальше – известная эпиграмма «В Академии наук», стихотворение «На выздоровление Лукулла», где обыгрывалась известная всем история о том, как Уваров поспешил вступить в наследство, которое ему не было завещано.

Злоба Уварова не утихла и со смертью Пушкина. Недаром он потребовал, чтобы все публикации покойного проходили цензуру наново. И только вмешательство Жуковского отменило это издевательство над памятью великого поэта.

Захар Львович Хацревин, родившийся 5 сентября 1903 года (погиб 19 сентября 1941-го), был известен меньше, чем его постоянный соавтор Борис Лапин. Что и понятно: Лапин много написал и отдельно от Хацревина.

Хацревин – один из авторов книги «Канал имени Сталина» (1934), инспирированной органами госбезопасности, которые устроили поездку по Беломорско-Балтийскому каналу, возводимому заключёнными, группы писателей, создавших книгу о чудесном преображении зека в честных людей.

Фильм «Его зовут Сухэ-Батор» поставлен по сценарию, написанному Хацревиным вместе с Лапиным. Оба писателя были участниками боёв за Халхин-Гол.

Во время войны в газете «Красная звезда» Хацревин печатал «Письма с фронта».

Погиб вместе с Лапиным в бою под Киевом.

Меня с Анатолием Ивановичем Кобенковым познакомил поэт Алик Зорин. Тогда же, в доме Зорина, Кобенков читал свои стихи, которые мне понравились.

Увы, знакомство наше было очень недолгим. Спустя небольшое время – 5 сентября 2006 года Анатолий Кобенков умер. (Родился 9 марта 1948 года.)

А заочно я его знал давно. Знал, что в Иркутске раскололось в 90-х годах отделение Союза писателей. И что меньшее количество писателей стали членами Союза российских писателей. Среди них – Анатолий Кобенков.

Потом он возглавил это отделение.

А через несколько лет оказался в Москве.

Он выпустил много книг стихов. Составил много интересных книг. Выбирать у него есть из чего. И всё же мне хочется закончить его «Автоэпитафией»:

С Анастасией Ивановной Цветаевой меня познакомила Маэль Исаевна Фейнберг-Самойлова, вдова известного пушкиниста Илья Львовича Фейнберга, мой хороший друг и редактор моей книги в «Советском писателе».

Жила Анастасия Ивановна недалеко от нас (мы с Маэлью Исаевной были соседями по рядом стоящим писательским домам в Астраханском и в Безбожном переулках) на улице Большая Спасская. Маэль Исаевна часто у неё бывала. А после того, как она практически написала по материалам, которые ей передала Анастасия Ивановна, книгу «Воспоминания», Анастасия Ивановна звонила ей ежедневно, если та сегодня почему-либо не заходила.

Я знал биографию младшей сестры Марины Цветаевой.

Арестовали её впервые в 1933 году как знакомую ранее арестованного Б. Зубакина, якобы розенкрейцера и масона. Провела она в тюрьме 64 дня. После чего её, благодаря хлопотам Б. Пастернака, Е. Пешковой и М. Горького, освободили.

В сентябре 1937-го снова арестовали и обвинили в причастности к «Ордену Розенкрейцеров», якобы созданному Зубакиным. Вместе с ней арестовали и её сына Андрея Трухачёва.

В январе 1938-го тройкой НКВД приговорена к 10 годам лагерей и направлена в Бамлаг, преобразованный через некоторое время в Амурлаг. Сын тоже получил 10 лет. Но отбывал наказание в Карелии, а потом в Каргопольлаге.

В 1947 году, освободившись, поселилась в посёлке Печаткино Вологодской области, где жил с семьёй сын. Но в марте 1949 года снова арестована и приговорена к ссылке в посёлок Пихтовка Новосибирской области. Там жила ещё два года после освобождения и только в 1956 году переехала к сыну (который, кстати, тоже был ещё раз арестован в 1951-м и получил 2 с половиной года тюрьмы) в город Салават в Башкирии.

В 1957-м снова переехала к сыну в Павлодар: он искал работу в местах, разрешённых матери для проживания.

В 1959-м наконец-то была реабилитирована. В 1960-м поехала в Елабугу, чтобы разыскать могилу сестры. Установила крест на предполагаемом месте захоронения. В 1961-м переехала в Москву, жила у друзей, знакомых, пока не получила на Большой Спасской в 1979 году однокомнатную квартиру.

Я застал её доброй, исключительно внимательной и очень религиозной старушкой. В Маэль она была влюблена и всё время повторяла: «Я каждый день молюсь за Вас, Маэлюшка!» Да и Маэль Исаевна говорила мне: «Если я что-то и сделала в жизни хорошего, так это отредактировала «Воспоминания» Анастасии Ивановны!»

Надо сказать, что Анастасия Ивановна и до ареста писала новеллы, сказки. Но абсолютно всё ею написанное было уничтожено госбезопасностью. При реабилитации ей не отдали ни листка. Сказали, что всё сожжено.

Знаю, что её воспоминания издают сейчас по частям. Книги называют «Непостижимое», «Неисчерпаемое». Это всё – из переписанного Маэлью Исаевной. Так что, вспоминая Анастасию Ивановну Цветаеву, скончавшуюся 5 сентября 1993 года (родилась 27 сентября 1894-го), будем помнить и ту, кто донёс до нас всё, что запомнила младшая сестра Марины Цветаевой, – Маэль Исаевну Фейнберг-Самойлову.

Евгений Антонович Козловский, родившийся 6 сентября 1946 года, стал известен, когда в 1982 году опубликовал в журнале «Континент» повесть «Диссидент и чиновница». Для таких публикаций время ещё не настало, поэтому Козловского немедленно загребли, и он провёл семь с небольшим месяцев в Лефортовской тюрьме. Надо сказать, что ему в вину вменяли ещё и публикации в Париже и Нью-Йорке романа «Мы встретились в Раю» и повести «Красная площадь».

Конечно, за ним следили и прежде. Его так называемые «москвабургские повести» печатались в самиздате и в альманахе «Каталог».

Но то, что его выпустили, не отправив в лагерь, удивило многих.

Тем более что после Лефортовской тюрьмы он прозы не пишет.

Фильмы по его старым повестям снимаются. Но главное, чем он сейчас занят, – это журнал «Компьютерра», где он главный редактор.

Написал большое количество пособий по компьютеру. Занимал призовые места по популярности в условном конкурсе «Знаменитости Интернета». Авторитетнейший специалист по всем компьютерным новинкам. А к идеям, питавшим его диссидентство, очевидно, потерял интерес.

Однажды после обеда я прогуливался по дорожке дома творчества писателей в Малеевке и встретил чрезвычайно удручённого поэта Сергея Острового. «Что с Вами? – спрашиваю. – Вы чем-то расстроены?» «Третий день подряд, – отвечает, – из меня несёт». «Желудок?» – сочувственно спрашиваю я. «Какой желудок? – явно злится Островой. – Позавчера 6 стихотворений, вчера – семь, сегодня с утра – три. Представляете? Прямо, как графоман!»

Разумеется, речь не шла о самокритике. Я почувствовал, что, называя себя «графоманом», Островой ждёт, чтобы я попросил его что-нибудь прочесть из столь стремительно увеличивающегося цикла. Но я не попросил. И тогда он сказал:

– Хотите, прочту парочку?

– Увы, я со слуха не воспринимаю, – сослался я на часто спасавший меня в таких случаях плохой слух.