Я после 1960 года уже сознательно одевался. Когда я переехал в Ташкент, нашел себе выдающегося закройщика: Александра Сапьяна, армянина. И Наума Альтмана, портного, они работали в паре. И я себе шил такие костюмы, такие пиджаки, пальто, куртки! Ткань сам выбирал, подкладку сам выбирал. Пуговицы искал непонятно где. Но зато все приносил.
Юрий Дормидошин:
У меня был приятель – мы его “Америка” звали, он одевался только в американское. И он “заклеил” американку, она у него жила в коммуналке, и так ей нравилось, так она была счастлива. Говорила: “Как вы здесь хорошо живете, я могу прийти к соседу и бухнуть с ним. А у нас – эти вонючие дома, там ни с кем ничего”. А потом у нее кончились “тампаксы”. И она говорит: а где у вас можно купить “тампаксы”? А он: у нас нет “тампаксов”. Как нет “тампаксов”? Я что, скотина?
Тогда еще не было американского консульства, она в канадское консульство пошла, и там ей дали. После этого она уже начала что-то понимать.
Лев Лурье:
Это был абсолютный дендизм. Стиляги считали окружающих людей, “неправильно” одетых, не любящих фильм “Серенада Солнечной долины”, просто быдлом, пушечным мясом истории, людьми, которые не врубаются. Это какие-то “не чуваки”, их вообще не существует, они нерелевантны. В стилягах было необычайное такое высокомерие.
А для следующего поколения – семидесятников – следование моде было уже периферийным и довольно маргинальным.
Столь же – если не более – экстравагантно выглядели и “чувихи”: девушки носили, например, юбки чуть выше колен – тогда это считалось коротко, – выразительно подчеркивающие фигуру, кофточку или платье немыслимых расцветок, иногда с достаточно глубоким декольте, капроновые чулки и туфли на высоком каблуке, а на голове делали невообразимое: или взбитая копна волос, или короткая стрижка с торчащими во все стороны неровными вихрами. Правда, не все стиляги-мужчины считали такой внешний вид “стильным”.
Валерий Сафонов:
Вообще женскую одежду трудно назвать стильной. Мужская одежда проработана – англичанами, итальянцами. Она достаточно канонизирована. А женская одежда фантазийная – кто что сочинит. Но мода была, и девушки одевались по моде. Но не вычурно. Я бы их к категории стиляг не отнес. Это, по-моему, было чисто мужское явление.
Отдельно следует сказать о прическе кок: высоко зачесанном и напомаженном (или набриолиненном) чубе. Чтобы сделать кок как следует, приходилось искать продвинутых парикмахеров, понимающих в моде толк, которые могли так начесать и уложить волосы, что кок стоял весь день. Но некоторые стиляги делали его и в домашних условиях – с помощью сахарного раствора.
Позже “штатники” от кока отказались и предпочитали более короткие прически.
Валерий Сафонов:
Вот Элвис Пресли, с него началась прическа эта – кок. А я тогда понятия не имел об Элвисе Пресли. Журналов в то время не было, ничего не было… Но кок выделял человека из толпы. Потом, когда я увидел видеозаписи Пресли, я понял, что он одевался весьма экстравагантно. Вероятно, наши модники видели, как он одевался для сцены. Это был именно сценический образ, который он себе создавал, а мы тут за чистую монету все приняли.
А кок был насахаренный, держался. Намочишь сахарной водой и, пока просыхает, выставляешь. Бриолин тогда еще продавали, но бриолин практически не держал. Уже потом, чтобы придать некий лоск волосам, их смазывали бриолином.
Александр Петров:
Прически у “штатников” были короткие. Люди высоко стриглись – так делают военные в американской армии, вплоть до генералов. Кстати, подобные прически носили советские люди в тридцатые годы. И вообще одежда “штатников” была похожа на советскую одежду тридцатых, только более высокого качества.
Неудивительно, что субкультура стиляг была тесно связана с фарцовкой (или, как называл ее советский Уголовный кодекс, спекуляцией). Где брать модные западные вещи, если выехать за границу невозможно? Конечно, у иностранцев, потому что комиссионные магазины, в которые время от времени что-то сдавали “выездные” советские граждане, не могли справиться с растущим спросом на стильные шмотки.
Помогли здесь и внешние, политические факторы. После смерти Сталина началось некоторое “потепление” политического климата в стране, которое в конце концов перешло в хрущевскую оттепель. Хоть Советский Союз и оставался для Запада враждебной страной, железный занавес несколько приоткрылся, и в страну начали приезжать иностранцы – причем в массовом порядке. Особенно это затронуло Ленинград, куда благодаря географической близости охотно стали наведываться жители соседней Финляндии: в “колыбели революции” они могли свободно напиваться, так как у них на родине действовал сухой закон.
За пару бутылок водки финны готовы были отдать сверхдефицитную на тот момент в СССР шмотку и все равно не оставались в проигрыше: такой натуральный обмен был выгоден при тогдашних валютных ограничениях. Постепенно с иностранцами, часто приезжающими в Советский Союз, устанавливались “долговременные связи”, и они привозили вещи уже под конкретный заказ.
Кто-то из начинающих фарцовщиков учил финский, кто-то пользовался знанием английского, а кто-то обходился и без языка. Одним из главных мест питерской фарцовки того времени стала гостиница “Европейская”, где постоянно селились иностранцы. Причем не для всех первых фарцовщиков главным фактором были деньги. Как вспоминал позже ленинградский стиляга и фарцовщик Максим Герасимов, фарцовка была для него “средством больше узнать об иностранной жизни”.
Валюта в расчетах с иностранцами чаще всего не участвовала: договаривающиеся стороны интересовал прежде всего “натуральный обмен”. Кроме того, сроки за незаконные валютные операции были установлены очень строгие – от 7 до 15 лет, причем под верхнюю планку – 15 лет – попадала уже операция с суммой в сто долларов.
Постепенно, к началу шестидесятых, фарцовка изменилась за счет того, что в нее пришел криминал и отчасти подмял ее под себя.
Александр Петров:
Доставали вещи у молодых людей, которые занимались тем, что сейчас называется коммерцией, а по-советски называлось спекуляцией или фарцовкой. Они покупали вещи у иностранцев, что-то отбирали себе, по размеру, по модели, а остальное продавали. Сейчас под такое определение любой коммерсант подходит. Разница только в том, что те многим рисковали.
Олег Яцкевич:
Фарцовка пошла от стиляжничества, возникла как один из его элементов. Шмотки надо ведь где-то доставать. И вот появились финны – “финики”. У нас же почти пограничный город. Но сам я не лазил по машинам, не пас их около гостиницы. Покупал, когда что-то попадалось, но для себя.
“Финики” начали приезжать в начале пятидесятых годов. Был такой Крюк – оптовый фарцовщик. У него были знакомые финны, которые доставляли товар. Он им заказывал, к примеру, двести нейлоновых рубах. Тогда за нейлоновую рубаху некоторые стиляги родителей готовы были продать. А на самом деле это ужас, а не рубаха: в ней зимой холодно, летом пот льет. Финны ему привозят, получают, например, двести бутылок водки по три рубля. Рубашонки он продает по сто рублей. Представляете, какой навар?
Вадим Неплох:
Мы с фарцовщиками дружили, вернее, они с нами дружили. И можно было что-то у них подкупить. У меня штаны такие были в клеточку – я ими очень гордился, плащ был с подкладкой красной.
Валерий Сафонов:
Фарцовщики тогда уже были, и они тоже придерживались такого стиля – американского. У фарцовщиков, как правило, посвежее был товар, поэтому у них было немножко дороже. Но тоже нормальные, доступные цены. Скажем, джинсы стоили максимум пятнадцать рублей. Рубашка тоже стоила пятнадцать рублей – и в комиссионном, и у них. Я некоторых фарцовщиков знал – именно на предмет того, чтобы у них покупать одежду. А они все покупали в гостиницах, у автобусов. Но я сам этого делать не пытался. Страшновато было. Ну, и надо было владеть английским языком. А я не владел и до сих пор не владею.
Анатолий Кальварский:
Мир фарцовки расцвел, когда начали приезжать финны. Год, наверно, пятьдесят восьмой – пятьдесят девятый. У них за бутылку водки можно было что-то купить. Они привозили много таких вещей, которые сегодня именуют “секонд-хенд”, и вещи с удовольствием покупали. Мой приятель купил себе замечательные ботинки. Но когда он их начал носить, они оказались ему малы.
