Характерный эпизод: после посещения могилы отца, накануне трагических событий Александр решительно подходит к кладбищенской церкви и пробует зайти внутрь, но дверь заперта. Этот эпизод – единственный в фильме, когда зрителю явно представлена линия “главный герой/Бог”, больше нигде так напрямую это не проявится. Но церковь – “дом Господень” – оказывается недоступной для Александра.
Между тем ни кульминационный эпизод фильма, ни вся картина в целом не оставляют ощущения безысходности. У нас есть все основания считать, что с главным героем произойдет преображение, и, пережив муки совести, преодолев страшные ошибки, он тем не менее вернется из своего изгнания. Одним из главных символов этой надежды является оживший ручей, который когда-то тек к родительскому дому, но потом пересох. В начале фильма сын Александра узнает от него, что, когда тот был ребенком, то есть в период чистоты и открытости перед Господом, он видел, как течет ручей, а теперь вода иссякла, и он не знает почему. И вот после похорон Веры, в момент душевных страданий Александра начинается ливень, ручей снова пробуждается, вода устремляется к дому. Довольно продолжительное время зритель может наблюдать разливающуюся от истока воду, течение которой снято на медленно движущуюся камеру – как у Тарковского. Конечно, вода – символ не только христианский, это символ жизни и возрождения в большинстве культур и религиозных традиций. Но, учитывая значительные христианские мотивы в картине, можно видеть библейскую метафору и здесь. И как не вспомнить слова Христа, обращенные к самарянке: “Кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную” (Ин. 4:14). Или к Никодиму: “Истинно, истинно говорю тебе, если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие” (Ин. 3:5). Именно в момент крещения человека в воде Святым Духом уничтожается первородный грех. На пороге очищения от греха находится и Александр. В целом следует отметить, что внимание к символике воды также является фирменным режиссерским знаком Звягинцева. Весьма значимым образ воды был и в ленте “Возвращение”, причем также в развязке фильма.
Символ возвращения к горнему миру можно увидеть и в имени девочки, читающей Послание к коринфянам, – Фриды. Имя восходит к древнему германскому корню, обозначающему “мир”. Чтение ребенком с таким именем отрывка о евангельской любви в то самое время, когда делается аборт, равно как и то, что именно дети воплощают в фильме антитезу беззаконию, вполне можно рассматривать как указание на возможное примирение с Богом того, кто стал зачинщиком беззакония. Кстати, тема значения имен в “Изгнании” интересна сама по себе и заслуживает особого рассмотрения. Лишь несколько штрихов.
Имя главного героя – Александр – переводится как “защитник людей”. Но он, лишившийся любви, а вместе с ней и ее важнейшего проявления – жертвенности, без которой невозможна настоящая защита ближнего, превращается из защитника семьи в убийцу. Имя главной героини – Вера – говорит само за себя, и в фильме заметно, что она старается жить верой; но одной веры недостаточно, вера, по словам апостола Павла, должна “действовать любовью” (см.: Гал. 5:6), а любви у Веры тоже уже не осталось, и ее неподкрепленная вера окончательно затухает, после чего она решается на самоубийство. Имя брата главного героя – Марк – означает “сухой, увядающий”, и именно таким предстает он в картине. Александр еще пытается сохранить в себе человечность, его брат – уже нет. Характерен диалог между ними, когда Александр обращается к Марку за советом, как поступить в сложной ситуации после признания жены:
“ – Господи!.. Что происходит, Марк? Что с нами такое?
– Что происходит, то и происходит. Игра…”
Затем Марк дает совет, какой может дать лишь человек, лишенный всяких нравственных устоев:
“ – Что ты ни сделаешь, все будет правильно. Хочешь убить – убей. Пистолет в комоде наверху. И это правильно. Хочешь простить – прости. И это тоже правильно”.
Во время разговора выясняется также, что Александр не хочет потерять своих детей. И у Марка есть дети, но он лишился их и приучил себя к мысли, что они не существуют. По его разумению – “и это правильно”. Да, наверное, проще жить с утратой способности к различению добра и зла; менее трепетно сердце, потерявшее любовь, но это путь увядания, это очерствение души. Сухое равнодушие Марка в сравнении с тлеющим угольком живой души Александра заметно также и в разном отношении братьев к своему прошлому. В самом начале фильма Марк предлагает Александру продать отцовский дом: “все равно без толку стоит”, на что Александр отвечает: “Может, и не без толку”.
И еще один пример того, что фильм оставляет нам надежду на возрождение души главного героя. Картина начинается и заканчивается кадрами одного и того же пейзажа – поля с отдельно стоящим на нем раскидистым деревом. Но если в начале фильма поле предстает только вспаханным, ни одного росточка не пробивается сквозь землю, то заканчивается картина уборкой урожая. Разумеется, перед зрителем режиссерский ход, и в связи с этим можно вспомнить два новозаветных сюжета. Во‐первых, притчу Христа из Евангелия от Марка, отсутствующую в других Евангелиях: “… Царствие Божие подобно тому, как если человек бросит семя в землю; и спит, и встает ночью и днем; и как семя всходит и растет, не знает он, ибо земля сама собою производит сперва зелень, потом колос, потом полное зерно в колосе. Когда же созреет плод, немедленно посылает серп, потому что настала жатва” (Мк. 4:26–29). И еще одну, близкую ей: “Царство Небесное подобно зерну горчичному, которое человек взял и посеял на поле своем, которое хотя меньше всех семян, но, когда вырастет, бывает больше всех злаков и становится деревом, так что прилетают птицы небесные и укрываются в ветвях его” (Мф. 13:31–32). Традиционно смысл первой притчи видят в том, что Божий Промысел часто бывает незаметен, причем не только для окружающих, но и для самого человека, и только потом зримо расцветают его плоды. А вторая притча говорит о том, что Царствие Небесное, благодать Божия будут пребывать и множиться в человеке, если он станет прилагать усилия в стремлении к Богу. Мы не знаем дальнейшего пути главного героя, но мы знаем, что он пережил, догадываемся о состоянии его внутреннего мира и видим явные намеки на грядущее преображение.
Сквозь призму христианских метафор дана и линия отношений Александра-отца с его детьми. Дочь главного героя зовут Евой; в фильме есть сцена, когда Вера просит Еву принести ей яблоко. Сына зовут Киром. Сын не назван именем первого человека, однако присутствует намек на то, что он сопоставляется именно с Адамом. В одном из эпизодов фильма знакомый Александра водит Кира по ферме и предлагает ему дать имя недавно родившемуся осленку. Вспомним, как Адам должен был наречь имена всякой твари: “Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел [их] к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей” (Быт. 2:19).
Тема семейных ценностей, гармонично переходящая на иной уровень – полноты жизни человека вообще, звучит в диалоге Веры и Лизы, жены Виктора – друга Александра. Лиза (Елисавета – “почитающая Бога”) обращается к Вере с вопросом, не собираются ли они с мужем родить третьего ребенка, и, не дождавшись ответа, добавляет: “Надо бы еще одного-то. Бог любит троицу”. У самой Лизы трое детей, при этом муж хочет четвертого, она – нет, и в целом их отношения с мужем складываются непросто, но необходимость троих детей в семье представляется для нее больше чем нормой, естественным и необходимым ходом вещей. И именно в эту семью Александр отправляет Кира и Еву, именно там вместе с детьми Лизы и Виктора они собирают пазл картины “Благовещение” и слушают Новый Завет.
Следует обратить внимание и на музыку, которая была использована в фильме. В числе музыкальных произведений – несколько сочинений крупнейшего эстонского композитора современности Арво Пярта. Композитор – православный христианин (в крещении носит имя Арефа), его творчество не просто проникнуто религиозными мотивами: музыка Пярта оценивается именно как духовная, а ее автор называется современным духовным композитором. “В его лице мы – едва ли не впервые в послебаховскую эпоху – встречаем композитора, чье творчество религиозно мотивировано и чей музыкальный язык укоренен в церковной традиции… Богатство внутреннего духовного опыта, приобретенное композитором благодаря участию в таинственной жизни Церкви, в полной мере отражается в его музыке, которая духовна и церковна и по форме, и по содержанию”34. Видимо, не случайно наиболее акцентирован в фильме “Канон покаянен” – самое известное творение Пярта. Режиссер дает еще один намек на перемены, происходящие с героем, и его возможное будущее преображение.
