Всё началось с окна.
Он стоял, приблизившись к нему. Прижался лбом к холодному стеклу, медленно вдыхая и выдыхая, оставляя на окне потную кляксу.
Его волосы были взъерошены и неаккуратно зачёсаны на бок, обнажая острый край уха. Тень от четкой линии подбородка мелко тряслась.
Он дрожал.
Гроза за окном приближалась, усиливалась, шумела и бросала на лес свои длинные молнии, освещая замок на доли секунд. За это короткое время можно было понять — он плакал. Слезы отражали свет от ярких вспышек за окном.
Я ликовал.
Закутавшись в мантию, которая скрывала меня от чужих глаз, я был очень близок к нему. С каждым аккуратным вздохом, шаг за шагом, приближался к Драко.
Это было наслаждением, видеть его в таком виде. Отчаявшимся. Плачущим. Разбитым.
Но тогда я не понимал, что это может стать началом конца.
***
Война закончилась.
Оставила после себя множество глубоких царапин в сердце каждого. Она пробралась в вены, закупоривая возможность думать о будущем. Оставалось лишь только видеть всю черноту настоящего, живя — умирать.
После победы над Волан-де-Мортом прошло слишком мало времени, чтобы ученики в восстановленной школе спокойно учились, а не боязливо оборачивались, ожидая нового удара.
В Хогвартсе веяло сырой смертью, хоть запаха и не было. Веяло телами павших, выгрызая их облики на подкорке мозга. Их искореженными в ужасе лицами и криками. Вот так теперь пахла школа.
Макгонагалл уверяла учеников, что бояться нечего, но все ждали. Ждали чего-то на подсознательном уровне. Будто затишье перед штормом.
И это случилось.
В Хогвартс вернулся Малфой.
Многие последователи Темного Лорда были осуждены и отправлены в Азкабан. Многие бежали, забрав своих отпрысков из школы. Старший Малфой, предприняв попытку скрыться от мракоборцев, был убит. Нарцисса оправдана за помощь в битве и сослана во Францию, в резиденцию, из которой ей пожизненно запрещено выходить, но с правом на посещения.
И Драко…
Драко был оправдан по всем пунктам, и дальнейшая его судьба была неизвестна. До сегодняшнего дня.
Он вернулся в Хогвартс. Изгоем. Раскалённым ножом, который с легкостью резал толпу на две части, проходя мимо них, слушая шипение, оскорбления, а порой и заклинания, которые ударяли в спину, но незамедлительно гасли. Макгонагалл, предполагавшая подобный исход, наложила на слизеринца защитное заклятие. Словно бронежилет, не дававший телу умереть и беспощадно принимающий даже сильные удары.
Первые несколько месяцев на Малфое срывали весь свой гнев. Оскорбления, проклятия, толчки плечами, истерзанные вещи и прочее, то, что доставляло ученикам хоть какое-то удовлетворение. Но он был непоколебим. Молчалив. И одинок. Он жил в комнате старост, хоть им и не был. Директор продумала и это, поселив Драко туда, чтобы обеспечить его безопасность, ограждая даже от собственного факультета змей.
И, как оказалось, в комнате старост жил и я.
Роковое соседство.
Я не слышал, как он вставал. Как уходил. Как возвращался. Я не слышал ничего. За полгода его учебы он не произнес ни слова. И ни разу не попался мне на глаза в нашем общежитии для двоих.
***
Вначале я был в ярости. В моей голове крутилось множество мыслей. Я злорадствовал, когда видел, как его спина раз за разом крушится от заклятий, брошенных откуда-то из толпы. Но, тем не менее, его осанка оставалась твердой. Это злило сильнее. Он должен был сломаться.
Время скоротечно. Оно многое оставляет себе. Забирает с собой безвозмездно. Твои чувства, твои слезы, твою боль. Время помогает забывать. Но оно же помогает и помнить. Оно дает многое, многое же получает взамен. Мне оно помогло жить дальше, но взамен я больше не был прежним. Я стал бесчувственным загнанным зверем, готовым броситься на свою жертву в любую минуту.
Я ждал…
Ночь стала моим другом. Выбираясь из теплой постели и накидывая мантию невидимку, я отправлялся бродить по школе, вспоминая всё то, что было «до».
Так я и наткнулся на него. В северном крыле, на одной из башен. Он стоял у окна. Сначала я опешил. Я почти забыл о нем за время учебы, ведь Малфой был совсем незаметным учеником и соседом. И сейчас он стоял сгорбившись, оперевшись о каменный подоконник, глядя в окно.
Так продолжалось почти каждую ночь. Сколько бы раз я не проходил мимо того крыла, он всегда был на своем месте. Сутулый, худой и ослабевший. Совсем не такой, как днем, в те моменты, когда удавалось его увидеть — с прямой осанкой и вздернутым подбородком.
Очень странно, но, глядя на него, я успокаивался. У меня вылетали из головы все воспоминания, связанные с войной, когда я видел, как он мучается. Я понимал, что он наказан. Смотреть на него такого, убитого, было вместо сказки перед сном. В постель я направлялся умиротворенным.
***
Моя мантия стала второй кожей. Она оберегала меня от лишних глаз, в которых я был героем. Оберегала от назойливых людей, которые хотели расспросить о последних секундах существования Темного Лорда. Оберегала от друзей, в глазах которых я видел сочувствие ко мне, потерявшему так много, и на плечи которого свалилась вся тяжесть войны. Я прирос к ткани. Ходил в ней на уроки, по коридорам школы. И вот однажды, по привычке, поздним вечером пошел в ванную старост.
На подходе к ней я почувствовал дурманящий и расслабляющий запах сырости. Уже на входе было ясно, что там кто-то был. Кроме меня и Малфоя воспользоваться ванной никто не мог.
Он стоял по пояс в воде, ко мне спиной, глядя на изображение русалки на окне, которая расчесывала волосы.
Мне стало трудно дышать. Под мантией воздуха не хватало, и от духоты пот дорожками спускался по вискам и спине. Очки почти запотели, но это не помешало увидеть картину, которая открылась мне.
Спина Малфоя была искалечена. Уродливые шрамы, красные вперемешку с синими кровоподтеки. Словно в него кидали камни. Старые и новые синяки были нескончаемы. Кожа обтягивала ребра, как тонкий мешок.
Слизеринец медленно поднял трясущуюся руку и замер, смотря на метку пожирателя. Она была исцарапана. Кровь мелко пробиралась сквозь царапины от ногтей. Я на миг представил, как горячая вода жжет свежие ссадины, причиняя сильную боль. Его боль. От этого меня еще сильнее бросило в жар.
Я дернулся от испуга, когда Малфой закричал. Невозможно было описать этот звук. Охрипший стон, почти беззвучный, но мне он казался бесконечно громким.
Стало дурно, когда он вцепился в метку, сильнее и глубже расцарапывая ее. Я почти слышал, как рвется и лопается кожа.
Я скинул мантию…
Мне понадобилось меньше секунды, чтобы прыгнуть в воду и схватить его со спины, смыкая руки у него на груди.
Только сейчас я понял, как легко удалось обхватить его, насколько худым он был. Не сказав ни слова, он обмяк на моих руках, голова откинулась на мое плечо, и Малфой потерял сознание.
Не знаю, сколько я простоял с ним в воде. Секунду, может минуту, а может и вечность. Я не мог пошевелиться. Он был легким, но весь груз внутри него казался неподъемным.
И я понял это.
Понял, что мы с ним ничем не отличаемся. Оба псевдоубийцы. Ведь я позволял делать всё это с ним. Вся эта палитра синего цвета у него на спине — моих рук дело. Все ссадины, его истощенность — тоже. Я убивал, не имея к этому никакого отношения. Ведь я стоял в стороне, наблюдал и наслаждался этим.
Меня замутило…
Малфой очнулся спустя сутки. В своей постели. И первое, что он увидел, был я. Спящий рядом на кресле.
Я проснулся от хлопка двери. Он ушел, оставив смятую постель. И еще большую пропасть между нами.
***
До конца учебного года оставалось несколько месяцев. Будущие выпускники выбирали профессии и готовились к экзаменам. С приходом весны замок оживился. Все чувствовали тепло весеннего солнца и все больше проводили время вне замка.
Но не он.
Сколько еще я буду ходить в то крыло и наблюдать за ним? После случая в ванной мы так и не разговаривали. Он ничего не говорил, а я ничего не спрашивал. И меня все сильнее гложило это молчание.
