Холодный октябрьский ветер трепал каштановые волосы девушки, разметавшиеся по плечам, и поглощал в свои недружелюбные объятия. Гермиона стояла на балконе своей небольшой квартиры, которая была выдана ей Орденом как один из подарков за активное участие в военных действиях. Казалось, что осень пробиралась в легкие, оставляя за собой слой инея, и ледяным ожерельем сковывала горло. Грейнджер стояла в одной футболке, что была ей очень велика. Под темной тканью проступали похудевшие плечи, а рукава почти доходили до локтей. Футболка все еще хранила его призрачный запах, который едва ли не въелся в память гриффиндорки. А может, она просто слишком хорошо его помнила, а футболка была лишь одной из немногих вещей, что у нее осталось от него. Иллюзия была ее наркотиком, способом забыться и перенестись в прошлое хотя бы на пару мгновений. И этот наркотик забирал последние попытки самообладания.
Гермиона смотрела на безлюдные улицы магического Лондона, пребывающие в состоянии сна. Город казался неживым, одиноким и пустым, и только звезды были ее молчаливыми собеседниками в очередную бессонную ночь. Пожелтевшие листья призрачно шептались, из последних сил держась на обескровленных ветвях деревьев, растущих в небольшом парке, что простирался близь дома. Вместе с живым теплом согревающего солнца исчезли яркие зеленые краски, оставляя за собой многообразие палитры серых цветов. Впрочем, не только затухающая природа потеряла свои зеленые оттенки.
Мир казался серым, как бы банально это ни звучало. Серые дома, серый асфальт, серые облака, серая вода Темзы. Когда все успело утратить свой цвет и стать безжизненным, просто существующим? Увы, она знала ответ на этот вопрос.
Но небо… Небо было чистым впервые за долгое время. Бездонная синева, всеобъемлющая и вечная — единственное, на что хватило красок у замерзающего мира. И звезды — россыпь слез на матовой поверхности. Смахнуть бы их всех, словно блестящую пыль, чтобы видеть лишь идеальную бархатную тьму. Бесконечно одинокую.
Одинокую, как она сама.
Гермиона поежилась от очередного порыва ветра и обняла себя руками, стараясь сохранить утекающее тепло. Она всматривалась в небо, стараясь найти там сама не зная что. А может, было легче для себя самой стоять с гордо поднятой головой, чтобы не дать предательским слезам скатиться по холодным щекам и превратиться в маленькие соленые льдинки. Куда проще было игнорировать влажную пелену на глазах, нежели принять тот факт, что она уже сбилась со счета, который раз плакала за этот день.
Она не помнила, как выглядело ее лицо без покрасневших глаз и синяков, залегших под ними, которые, казалось, не исчезнут уже никогда. Она чувствовала, что постарела на несколько лет за последние месяцы, что миновали с момента битвы за Хогвартс. А ведь это было так недавно. Недавно по меркам человека, мир которого не был разрушен в одну-единственную проклятую секунду.
А мир Гермионы грудой блестящих осколков валялся у ее ног, утонувший в кристально чистой крови. Ничего больше не осталось — ни счастья, ни желания делать что-либо, ни сил существовать дальше, все утонуло в слезах, с которыми она засыпала и просыпалась изо дня в день. Не было больше никаких эмоций, осталась лишь сплошная глухая пустота, которая огромным камнем лежала поверх сердца, точнее, поверх того, что когда-то можно было называть сердцем. А сейчас на его месте не было ничего, кроме холодного северного ветра, который яростно бился о стены ее поломанной души.
Гермиона подняла руку к шее и нащупала тяжелый перстень, что висел на серебряной цепочке. Она сжала его тонкими пальцами, наслаждаясь тем, как приятно он холодит кожу. Этот холод не был пробирающим до костей, он, скорее, был теплом, маленьким огоньком посреди арктической пустоши, которая впилась своими ледяными когтями в девушку, не отпуская из своих смертельно болезненных объятий. Гермиона провела пальцем по силуэту маленькой змейки, инкрустированной изумрудами, которая свернулась кольцами.
Вспышки заклинаний озаряли воздух разноцветными искрами вокруг девушки, взгляд которой бешено метался по толпе, смешавшейся в единое бушующее целое, в поисках одного человека. Крики ярости и боли, предсмертные стоны, летящие проклятия смешались в безумный смертельный коктейль, пропитывающий насквозь своим ужасом. Гермиона бежала, прорываясь сквозь месиво из людей, атакующих друг друга. Уже было невозможно определить, где Пожиратели смерти, а где люди из Ордена, потому что битва перестала напоминать простое сражение. Это была война, самая настоящая война, окрашивающая стены Хогвартса в кровавый оттенок. И нельзя было сказать, чистая эта кровь или грязная, ведь это теряет смысл, когда ты тонешь, захлебываясь, в реках алого цвета.
Гермиона, уклонившись от очередного изумрудного луча, рассекшего воздух в паре сантиметров от ее плеча, выбросила ответное заклинание, не имея ни малейшего понятия, достигло ли оно цели. Она отказывалась думать, сколько людей было ранено своими же соратниками, ведь в сумбурном шквале тел все стали на одно лицо. Хоть в этой битве и было две стороны, но на самом деле каждый тут был сам за себя. Эта была война первостепенно за себя, за свою жизнь, за возможность дышать. Гермионе было омерзительно осознавать в себе это великое чувство эгоизма, ведь ее идеей фикс на тот момент было совершенно не само сражение.
Она искала его. Пыталась выглядеть в этом океане смерти платиновые волосы, пусть и припорошенные пылью и грязью, но все такие же блестящие. И казалось, что если она не увидит его сейчас же, то сердце вылетит из грудной клетки, ломая ребра.
— Грейнджер! — громкий крик с нотками отчаяния, которые она слышала впервые, раздался где-то слева от нее. Этот голос она узнала бы из тысячи.
Все вокруг перестало существовать, когда она стала из последних сил прорываться сквозь бойню. Еще немного, и она найдет его… Совсем немного, а дальше она больше не будет одна. Дальше она перестанет бороться только за себя с обезумевшей толпой, которая готова сожрать целиком, стоит только оступиться, допустив ошибку.
Шаг.
Еще один.
Заклинание.
Снова.
И вот она видит его. Запачканные светлые волосы прядями свисают на бледное лицо. Из раны, рассекающей левую бровь, стекает кровавая дорожка. Губы сжаты в тонкую линию. Льдистые глаза с несвойственными им беспокойством и тревогой скользят по толпе. Он ищет ее.
— Малфой! — Гермиона не узнала свой голос, осипший и трясущийся, когда его фамилия сорвалась губ. Будто шепот среди криков отчаяния. Казалось, она потеряла возможность не только дышать, но и двигаться, когда ее глаза встретились с его. Она была готова утонуть в этом бушующем океане, что было бы ее спасением, которого она так долго жаждала.
Драко оттолкнул от себя Пожирателя, налетевшего на него. Короткая вспышка изумрудного цвета вылетела из его палочки, заставляя мужчину в плаще безжизненным телом осесть на пол. Малфой перешагнул тело, будто то и вовсе не являлось пару секунд назад живым человеком, и направился напрямую к Гермионе, которая в свою очередь почти что бежала навстречу. Слезы, которым она не позволяла вырваться на волю до этого момента, дорожками стекали по ее бледным щекам, окропляя сухие потрескавшиеся губы. Сердце бешено билось в груди и рвалось ему навстречу.
Она нашла его. Нашла.
Если бы не слезы на глазах, она бы заметила фиолетовую вспышку раньше. А дальше мир вокруг смазался, будто кто-то провел кистью по неуспевшим застыть масляным краскам.
Битва осталась где-то в отдалении, почти исчезла, лишь призрачными звуками напоминая о себе. Но девушка не слышала и не осознавала ничего, кроме того, что Драко медленно осел на пол и теперь неподвижно лежал на холодном каменном полу. Весь мир сжался до размера пылинки, и единственное, что могла видеть Гермиона, — платиновые волосы, окрашивающиеся в темно-бордовый цвет растекавшейся вокруг крови, отражающей блики заклинаний.
Грейнджер уже не помнила, как преодолела последние метры, отделяющие ее от Драко. Так близко, но, оказалось, слишком далеко. Слишком долго. Слишком поздно.
