Свет падал на лицо графа Валмона, пока тот читал странное послание, и Карл пристально смотрел, не в силах разгадать, о чем думает этот человек, некогда казавшийся ему самым искренним и веселым из всех, с кем Карл был знаком.
Экстерриору Талига Марселю Валмону недавно сравнялось пятьдесят пять. Он до сих пор не женился. Было время, когда Октавия, старшая сестра Карла, питала определенные надежды, однако надежды эти так и остались бесплодными. Теперь, пожалуй, стоило радоваться, что чаяния ее не сбылись.
— Как письмо попало к вам? — спросил Валмон, наконец дочитав. — Выяснили, кто его подбросил?
— Я пригласил вас не за этим, граф.
— Прошу прощения, Ваше Величество, — сказал Валмон с легким поклоном. — Я вас слушаю.
— Я желаю знать, что в этом письме — правда, а что ложь. Переписка между Альдо Раканом и Фомой Урготским и его дочерью действительно велась?
— Не совсем, Ваше Величество.
— Письмо писали не они? Тогда кто же?
— Я, — сказал Валмон.
Взгляды их встретились.
Карл этого не ждал. Отрицания, насмешек — с годами граф Валмон стал почти так же язвителен, как герцог Алва. Предположений о том, кто опустился до подобных анонимных посланий. Но не признания — такого простого и шокирующего.
В серых глазах Валмона отражалось солнце.
Карл медленно, осторожно впускал в себя мысль о том, что именно этот человек убил его отца.
Некогда лучший друг маленьких Олларов, а после предмет девичьих грез Октавии и поверенный юношеских тайн самого Карла, тот, кого Октавий и Анжелика до сих пор называли «дядюшка Марсель», вернейший подданый, поставивший благо страны и династии выше собственного блага, женатый на Талиге и своей работе, — этот самый человек целенаправленно погубил Фердинанда Второго.
— Вы покрываете урготов, — сказал Карл неожиданно севшим голосом.
Отошел к окну, скрестил руки на груди. Его предполагаемый брак с Марией, старшей дочерью Великой герцогини Елены Урготской стал бы невозможен, если б оказалась, что мать или дед Марии замешаны в этом деле.
Марсель Валмон был сторонником этого брака. Сам Карл до сих пор так и не решил, как относится к своей пока еще не невесте, хотя переговоры о будущей помолвке шли полным ходом. Принцесса Мария унаследовала неукротимый, решительный характер своей матери. Карл же с юности втайне мечтал, что однажды встретит женщину, подобную той, от которой Оллары вели свой род, и которая навсегда породнила их род с родом Алва.
Однажды Карл рассказал об этом графу Валмону. Тот долго молчал, а потом тихо спросил, говорил ли когда-нибудь Карл об этом с герцогом Алвой. И посоветовал никогда не говорить.
— Вы покрываете урготов, — повторил Карл.
Сама мысль о том, что кто-то готов обвинить себя в убийстве, лишь бы не дать рассориться двум государствам, была бы смешна, если бы Карл не знал графа Валмона. Когда Карл был еще ребенком, говорили о готовящемся браке между тогда еще виконтом Валме и принцессой Еленой, но тот отказался от возможности сделаться однажды принцем-консортом Ургота и встать в один ряд с правителями прочих государств, отказался ради того, чтобы служить Талигу. Быть может, отказался и от собственного счастья. Карл видел этих двоих вместе: герцогиня Елена и граф Валмон и впрямь были очень дружны, и дружба эта казалась делом личным, а не государственным.
— Вы ошибаетесь, Ваше Величество, — говорил меж тем граф Валмон. — Все участие Великого герцога Фомы и его дочери заключалось лишь в том, что герцог Фома дал мне гражданство, титул и возможность прикрыться званием посла, а принцесса Елена — образец своего почерка.
Карл молчал. Солнце нынче было таким ослепительным, что вышибало слезы из глаз, но Карл упрямо смотрел в окно.
Произнося «отец», Карл чаще имел в виду Рокэ Алву, чем Фердинанда Оллара. Незаконнорожденным он себя не считал. Чтобы вообразить, что от кэналлийца могли родиться четверо светловолосых и голубоглазых детей, нужно было обладать фантазией побогаче, чем досталось от природы Карлу Оллару. Но не сказать, будто собственное законное происхождение чрезмерно радовало Карла или его брата и сестер. Все четверо были единодушны в одном: уж лучше бы они и впрямь оказались бы детьми papi Rocio, нежели человека, которого почти не знали и о котором слышали мало хорошего. Отец — это не только тот, кто породил, но и тот, кто вырастил. Рокэ Алва, «папочка Росио», был им отцом не меньше, чем Фердинанд Оллар.
Потребовались эти письма, чтобы Карл задумался об отце, о том человеке, без которого не было бы ни Октавии, ни Октавия, ни Анжелики, ни самого Карла. Лишенный всего, вынужденный отречься от престола, заключенный в тюрьму, ждал ли он помощи — или заранее смирился со своей гибелью? Думал ли он, что хоть кому-то из подданных нужен, что хоть кто-то из них станет бороться за своего короля? После суда, наверное, даже герцог Алва раскаялся в том, что пытался спасти Фердинанда. До чего же одинокой была его смерть.
— Отправляясь в Олларию, вы уже знали, что собираетесь сделать? — бесцветным голосом спросил Карл.
— Я собирался освободить герцога Алву.
— Идея убить короля пришла вам в голову потом?
— Да, Ваше Величество, — ответил Валмон после некоторого молчания.
Карл резко развернулся к нему.
— Почему, ради всего святого? Почему? Вы действительно мстили ему за суд? Или решили, что такой король Талигу не нужен?
— Скорее второе, Ваше Величество, — просто сказал Валмон.
Карла пробрала дрожь. Теперь он не мог отвести взгляд от человека, стоявшего перед ним.
Карл знал о том, что случилось с его дедом, Франциском Вторым, в несчастливый миг согласившимся выпить шадди в компании своей жены и Алваро Алва. Теперь знал и то, что случилось с отцом, и невольно думал о том дне, когда и его решат убрать с трона — продуманно или по случаю.
Он уже не был мальчишкой. В этом году ему исполнилось двадцать шесть, и ему казалось, что он сумел стать неплохим королем. Но только сейчас он понял: до сих пор от бед его уберегало не то, что он был хорош, а то, что на его стороне находились самые могущественные люди государства. И вот теперь Карл рисковал с ними рассориться. Не только с Валмоном, но и с герцогом Алвой, которого до сих пор многие считали некоронованным королем Талига.
С теми самыми людьми, которые Карла вырастили.
До чего же страшно обнаружить, что близкий тебе человек когда-то хладнокровно обрек на смерть твоего отца. И, может быть, обречет тебя, если потребуется. Любым человеком можно пожертвовать ради Талига, не так ли, дядюшка Марсель?
— Я не могу отдать вас под суд, — сказал Карл медленно, — не могу публично обвинить. То, что вы сделали, недоказуемо. Но я не желаю, не желаю, слышите? Я не желаю терпеть ваше присутствие в пределах моей страны. Вы покинете Талиг немедленно и никогда больше сюда не вернетесь.
Ответом на его яростную речь был лишь полупоклон, совершенный в полнейшем молчании.
— Напоминаю вам, — сказал Карл, с трудом удерживаясь от того, чтобы стиснуть кулаки и ударить этого скользского человека, — что Кэналлоа — тоже часть Талига. В Алвасете отсидеться вам не удастся. И на заступничество герцога Алва можете тоже не рассчитывать.
— Я поеду гораздо дальше, Ваше Величество.
— Дальше Кэналлоа? — презрительно переспросил Карл. — На Марикьяру?
— В Багряные земли.
— Вас не пустят дальше Межевых островов. Мориски делают исключение лишь для кэналлийцев, а вы все-таки не кэналлиец, даже если в Кэналлоа вас и считают за своего.
Пустая, «посольская», как называла ее Анжелика, улыбка появилась на губах Валмона.
— Я уже бывал в Агирнэ, Ваше Величество. Надолго мой визит не затянулся, но все же он был. Кроме того, пять лет назад, во время Гайифской войны, случай позволил мне спасти жизнь нар-шаду Зегины. Мы смешали кровь по морисским обычаям и стали побратимами. Меня примут не только в Агирнэ, но и в остальных «звездах».
Карл никогда не слышал ни о визите Валмона в Агирнэ, ни о спасении нар-шада Зегины. Валмон мог блефовать. Известный политический игрок, он славился своим умением вводить людей в заблуждение.
