Огромный мужчина поднял ребёнка, держа его практически на одной ладони. Северус слышал, как Хагрид тихо произнёс:
— А что это у тя на лобике? Бедная кроха.
— Дамблдор явится вот-вот, — перед уходом сказал Хагрид, перекрывая плач ребёнка. — Ты… — Хагрид разрыдался, потом заставил себя успокоиться, вытирая лицо о плечо пальто, так как руки у него были заняты. — Хошь, оставлю тя с ей? Пока он тута не объявится?
Северус потерянно кивнул. К этому моменту слёзы у него уже закончились.
Ему нужно было сказать Хагриду тогда, что Лили хотела, чтобы он забрал Гарри. Именно тогда он должен был рассказать Дамблдору о своём родстве с Гарри.
Но он этого не сделал.
В глазах Визенгамота магловский документ не мог бы превзойти права Петунии на кровное родство. Особенно с учётом того, что Дамблдор настаивал, чтобы Гарри жил в родной по крови семье. Хотя Северус, будучи биологическим отцом мальчика, мог бы это оспорить.
Он решил, что не стоит рассказывать Гарри эти подробности.
Зелёные глаза ребёнка озадаченно смотрели на него.
— И что это значит? — Вопрос вернул Северуса в настоящее.
— Это значит, что… Я… — Северус запнулся, чувствуя комок в горле. — Причина, по которой я мог изменить твоё опекунство без участия Министерства, заключалась в том, что я всегда имел на это право.
Гарри отдёрнул руки, и Северус отпустил его.
— Значит… вы отправили меня жить к Дурслям? — прошептал мальчик. Его дыхание снова участилось — начало очередной панической атаки.
— Нет, — Северус хотел предложить мальчику успокоительное, но был уверен, что после прошлой ночи Гарри не примет его. — На самом деле это был Дамблдор. А я, как и весь остальной волшебный мир, слишком доверял кровному родству.
— Но… почему никто не… — прошептал ребёнок.
— Не проведал тебя? — договорил за него Северус. — Честно говоря, потому что Петуния просила нас этого не делать. Одним из условий, на которых она приняла тебя, было то, что мы не будем её беспокоить. И… и Лили любила Петунию. Мне никогда не приходила в голову мысль, что её любовь незаслуженна. Или что кто-то может радикально измениться. Твои дедушка и бабушка всегда были добрыми людьми… Я никогда не думал, что их дочь способна…
За последние несколько дней Северус пришёл к выводу, что Петуния не считает волшебников людьми. Должно быть, она оправдывала своё отношение к Гарри, говоря себе, что у него нет таких острых чувств, как у обычного мальчика.
— Ты ублюдок, — тихо произнёс Гарри. Его трясло всё сильнее, и он схватил со стола палочку.
Северус искренне надеялся, что ребёнок не проклянёт его. За это ему придётся отвечать. В данных обстоятельствах Северус мог бы не обращать внимания на подобные выражения, но…
Голос Лили велел ему вытащить голову из задницы.
Мальчик встал, положил палочку в задний карман. Его зелёные глаза ярко выделялись на бледном лице. Чашки снова разлетелись вдребезги вместе с остальной посудой в буфете.
Пёс, о котором Северус совсем забыл, заскулил, обнюхивая руку ребёнка.
— Ты два года обращался со мной, как с дерьмом, — Гарри проигнорировал собаку. Он расставил ноги поустойчивее и сжал кулаки, готовый к схватке. — Ты позволил Дамблдору отправить меня обратно к Дурслям. Всё это время тебе было наплевать на меня. Что теперь изменилось? — несмотря на то, что мальчика трясло от гнева, его голос оставался тихим.
Засвистел чайник. Северус вытащил палочку, заглушив шум, быстро произнёс заклинание отмены магии, и на кухне воцарилась тишина. Если они с Гарри собираются задержаться здесь надолго, Северусу придётся расспросить Молли о заклинании, гасящем спонтанные выбросы магии на длительное время.
— Ты хочешь знать, как Дурсли обращались со мной? — прошипел Гарри, не обращая никакого внимания на палочку Северуса. — Я не знал своего имени, пока не пошёл в школу. Я думал, что меня зовут Урод. Или Щенок. Или Мальчишка. Петуния называла меня Гарри только тогда, когда ей нужно было пустить кому-нибудь пыль в глаза. Все считали Дурслей такими чертовски порядочными! Они обычно говорили людям, что я ненормальный. Вот почему они всегда оставляли меня с миссис Фигг, когда уезжали в отпуск. Или когда водили куда-нибудь Дадли.
«По крайней мере, он говорит», — с усмешкой подумал Северус. Ему не хотелось иметь дело со всей силой гнева Гарри, но именно он выпустил джинна из бутылки.
— Мне говорили, что мой отец был пьяницей, а мать — шлюхой. Они запирали меня большую часть времени в темноте. Били, если я плакал, или говорил слишком громко, или у меня подгорал завтрак, или я учился лучше Дадли, или просто ДЫШАЛ НЕПРАВИЛЬНО! — Голос Гарри начал подниматься до крика. — Все думали в ту ночь, когда министр вернул меня, что всё в порядке. Он СКАЗАЛ ИМ, что меня нужно наказать. Что Дурсли поступили ПРАВИЛЬНО. И ЧТО ДАМБЛДОР СЧИТАЕТ, БУДТО ДУРСЛИ ХОРОШО ВОСПИТЫВАЮТ МЕНЯ! — он сделал паузу, переводя дыхание. — Я СКАЗАЛ ЕМУ, ЧТО ОНИ СОБИРАЮТСЯ ВЫСЕЧЬ МЕНЯ. А ОН ВЕЛЕЛ МНЕ НЕ ВЫДУМЫВАТЬ ГЛУПОСТЕЙ! — мальчик тяжело дышал, почти задыхаясь. — А ПОТОМ НЕВИЛЛ УМЕР, И ВСЕ ПЕРЕПУГАЛИСЬ. И ЭТО НИЧЕГО НЕ МЕНЯЕТ. И НЕВИЛЛ ПО-ПРЕЖНЕМУ…
При упоминании Лонгботтома гнев Гарри испарился. Его крики перешли в рыдания. Он закрыл лицо руками.
— Лучше бы это был я, — голос его звучал ожесточённо даже сквозь слёзы.
Северус стоял, не зная, подходить ему к ребёнку или нет. Проблема решилась, когда Гарри промчался мимо него, прогрохотав вверх по лестнице и утащив с собой собаку.
— Всё прошло прекрасно, — пробормотал Северус себе под нос.
Понимая, что не осмелится оставить ребёнка надолго одного, он положил часы на стол и не спускал с них глаз, подкрепляясь чашкой чая.
========== Глава 47. Срыв ==========
Гарри взбежал по лестнице в свою комнату, почти завопив от разочарования, когда обнаружил, что не может хлопнуть дверью, защищённой заклинанием.
Хедвиг взмахнула крыльями и тревожно заухала, когда изголовье кровати, на котором она сидела, затряслось от силы магии Гарри. Кресло опрокинулось, треснуло оконное стекло.
Поскольку хлопнуть дверью было невозможно, мальчик сжал кулак и ударил по штукатурке рядом с дверным косяком, оставив на ней вмятину. Было так приятно наброситься на что-нибудь, что Гарри сделал это снова. После третьего или четвёртого удара костяшки пальцев окровавились, оставляя на стене пятна, но он не мог сказать, было ли ему больно.
Сопелка дёргал и тянул зубами хозяина за толстовку. Когда это ничего не дало, он отчаянно залаял. Гарри смутно отметил, как собака с визгом и лаем кинулась вниз по лестнице.
— Гарри! Стой!
Обезумевший ребёнок проигнорировал окрик и снова ударил кулаком. Чьи-то руки сгребли мальчика в охапку, оттаскивая от стены.
— Отпусти меня! — брыкаясь, вопил Гарри. Хедвиг с криком набросилась на человека, который схватил её хозяина в медвежьи объятия, удерживая его руки.
— Ааа!
Это был Люпин. Удивительно, но он держал Гарри, несмотря на то, что тот продолжал вырываться, а Хедвиг кружила по комнате, готовясь атаковать снова.
Собачий лай ещё больше усиливал хаос. Гарри обнаружил, что его оторвали от земли, и забрыкался сильнее, стараясь освободиться. Сопелка лаял на Хедвиг и профессора. Сова закричала и снова спикировала на них, нанеся ещё один удар, судя по воплю Люпина:
— Хедвиг! Я не пытаюсь… ах!
— Довольно! — рявкнул голос Снейпа. — Хедвиг, угомонись, я присмотрю за ним, — твёрдо сказал зельевар. — Сопелка, сидеть!
Хедвиг перестала кидаться на Люпина, дважды облетела комнату и, очевидно, решив довериться Мастеру зелий, снова уселась в изголовье кровати, взъерошенная и настороженная.
Гарри перестал сопротивляться, обмяк и уставился в пол, тяжело и часто дыша.
Сопелка умолк, но стоял, напружинившись и вздыбив шерсть.
— Сопелка! — резко одёрнул его Люпин. Пёс сел.
Державшие Гарри руки ослабли. Невразумительно вскрикнув, ребёнок отшатнулся к стене, разворачиваясь лицом к профессорам.
