— Есть, — согласился мудрец. — Были. Судя по всему, на них работал автор доклада. Но окончательное решение всегда не за ними, а за чиновниками.
— А чиновники получали процент с продаж, — зло усмехнулся Ярцефф. — Строили виллы за Барье… бугром, открывали счета в заморских банках — то есть деньги, затраченные на уничтожение РФ, ещё и вернулись сторицей. А эти всё знали, уже тогда. И, зная, что впаривают согражданам отраву, спешили в последний раз набить карманы — они уже раз нажились на катастрофе, правильно? Ну, в конце позапрошлого века, когда миллиардерами становились за пару лет, и ничего особо не делая. Человек, если в чём-то добился успеха, норовит и дальше действовать так же. Даже если условия изменились. Вот и эти… Подозреваю, того умника по головке не погладили, а доклад утопили в пустом трёпе. И продолжили шакалить… Кого винить в случившемся — Свободный Мир, который устранял врага, как умел, или тех, кому прибыль застила глаза? А может, и не этих шакалов, а лакавших отраву свиней, для которых Богом была реклама?
— Ярцефф! — возмутился Мэтхен. — Получается, мы сами и виноваты? А те, кто отраву сделал, как бы ни при чём? Да за что ты их ненавидишь-то так?
Но Ярцефф не остановился. Остановиться не позволили бессильная ярость — и запоздалый, никому уже не нужный стыд. Мэтхен никогда не слышал от него такой длинной речи, и послушать было, что.
— За что ненавижу? За то, дружище, что они стояли у краников, когда надо было драться за свою землю и своих детей! И за то, что они продали нас, своих потомков, за своё свинское счастье. Вот мой прапрадед. Он воздушно-десантной бригадой командовал, был такой подполковник Николай Ярцев. Он и другие офицеры могли взять, да и свергнуть вороватых ублюдков. Как в Турции, Венесуэле, других странах бывало! Нет — болтали по курилкам: то плохо, это плохо, жилья не дают и армию сокращают. А твои учёными были, микробиологами, так? Могли они противоядие разработать? Могли. Могли до прессы достучаться, книжки написать популярные, да хоть голодовку устроить? Могли. Нет же, за места свои боялись, у кого работа, у кого дети, а у кого квартира. И в итоге всего лишились, понимаешь? И работы, и детей, и квартиры. И страны впридачу. И будущего. То, что мы видели, начиная от Смоленска — последствие ИХ выбора. Понял? Их сознательного выбора. Они думали, что всё образуется, что ЭТИ наворуются вволю, и вдруг сразу резко перевоспитаются. На крайняк — уворованным поделятся, кинут какие-то объедки. А если нет — мол, на наш век хватит, страна богатая, а после нас хоть потоп. На их-то век и правда хватило, почти все умерли ещё в России, не в Резервации. Но детям они оставили всё это. Грязь, краники — и руины. Только руины… И — туристов-охотничков.
Капитан дёрнул головой, будто отгоняя навязчивые видения, Отшельник устало склонил голову, розовые отблески расплескались по стенам. Переведя дух, Ярцефф продолжил:
— А тех, кто не пил зелье, и, значит, не мутировал, Там принимали с распростёртыми объятьями. Как противовес наводнившим Европу мусульманам. Ведь правильно же, Мэтхен? Ну, и я про то же. Именно они виноваты больше всех. Они ведь поняли, к чему всё идёт, оттого из Раши и побежали! Если бы они не уехали, а свои знания и таланты употребили на защиту страны, ничего этого бы не было. И эти выродки, что стирают нас с лица земли, сидели бы в своей Европе тише воды, ниже травы. Под прицелом наших ракет, а то и чего посуровее. Права пидоров бы отстаивали. И кошечек. Если бы… А они решили сбежать от проблем. И теперь всякие Комитеты расового контроля копаются в наших родословных, а наше русское происхождение — клеймо для нас и наших детей. Что ж, справедливо. Мы перестали нуждаться в своей стране, и избавились от неё, а теперь кто-то избавился от нас. Справедливо. Это только справедливо.
Ярцефф вздохнул — как-то потерянно, ничего подобного прежде Мэтхен не видел. Впечатление было такое, будто из командира выдернули стальной стержень. Опираясь спиной на колонну и прихлёбывая пойло, Отшельник, не отрываясь, глядел на капитана. Единственный глаз даже не моргал.
— Мэтхен, у твоей прабабки какая была фамилия? Ну, у той, которая из России в Шотландию приехала?
— Звягина, — произнёс Мэтхен. — Ольга Звягина. Вышла замуж за Эдуарда Мэтхена, хозяина небольшого пивного завода, в 2031 году…
— Вот из-за них, таких «умных», мы сейчас и скитаемся по всепланетной помойке, и не знаем, доживём ли до вечера. Благодаря им мы и не имеем ничего, кроме старья — против плазмострелов и гравилётов. Ведь есть высшая справедливость в мире, согласись! Всё честно!
— Ага, честнее не придумаешь, — не выдержал Отшельник, ненадолго выпуская капельницу из клювика и пережимая её хилыми пальцами: ни капли заветного пойла не должно пропасть. — Когда в детей из танков стреляют, это ну просто совсем честно…
— Честно, — выдержал взгляд Ярцефф. Или всё-таки Ярцев? Мэтхен и сам только сейчас осознал свою принадлежность к этому миру — не по собственному выбору, как раньше, а по праву рождения. Он вернулся на родину. А раньше был как бы в эмиграции. — Но и всё, что мы с ними сделали и сделаем — тоже будет честно. И если в итоге Свободный Мир навернётся с воза с миллионами жертв — будет честно и справедливо. Нашей вины в этом не будет.
— Ладно, я тоже виноват, — вздохнул Отшельник. — Мне следовало понять раньше. Пак-то понял, а он знал меньше меня. Что теперь делать будете?
— Бубу, — усмехнулся Ярцефф. — Эта свинья заслуживает виселицы, но придётся поджарить из плазмомёта. Да, и можно вас кое о чём попросить?
— О чём? — опешил Мэтхен. Чтобы командир чего-то просил, он тоже слышал впервые.
— Хватит фыркать. Ярцефф, Ярцефф… Мы не в Еврофедерации, правильно? Так и зовите меня по-русски. Ладно. Хватит подделываться под чужаков!
И уже выходя из комнаты с Отшельником, Мэтхен расслышал бормотание командира:
— Должен же хоть кто-то не предать…
Мотор торжествующе взревел, прянула вниз, тая в свинцовом смоге, безжизненная земля. Жужжа, заработали кондиционеры, они были встроены в систему управления и включались автоматически, как только герметичные двери захлопывались. Воздух внутри стремительно свежел, у мутантов кружились головы.
— Отключить? — спросил Ярцефф.
— Да нет, командир. Всё нормально — может, последний раз в жизни дышим, а дышится здорово.
— Ты это брось! — серьёзно ответил капитан. — Нам ещё жить и жить! Сдохнем — кто их города жечь будет?
Пока был «Брэдли», всё было нормально: после «девяностого» бывшему танковому экипажу не составило проблем пересесть на новую технику. Но даже старый гравиплан — техника другой эпохи. Той, когда центр России уже стал Зоной, а остальную Землю под шумок прибрал к рукам Свободный Мир. Ничего подобного ни Дудоня, ни Клеопатря, ни Жуха и Хрюк не видели. Но по штату в гравилёт этого типа требовалось трое. Командир, он же оператор плазмопушки, оператор пеленгатора, он же пилот-водитель, и то, что в танке называлось стрелок-радист.
Заменить бывших танкистов оказалось некому — остальных пришлось бы учить ещё полгода. А времени нет, в Москве творится безумие. Мутанты со всех концов Подкуполья собрались в бывшую столицу, чтобы послушать нового оратора — того самого Бубу, которого Отшельник называл Чокнутым. Его речи не отличались разнообразием — всё те же судии праведные, призывы покаяться, сакраментальные, распявшие Христа жиды… Но в них был огонь, была страсть — и на этот огонь простодушные мутанты слетались, как бабочки. Если верить показавшему очередную «картинку» Отшельнику, они заполонили весь центр бывшей столицы. Тысячи… Десятки тысяч… Толпятся на пустырях, в развалинах, в русле изрядно обмелевшей и вонючей реки, на холме, где ещё стоял полуразрушенный Кремль… На том, что навигатор определил как Red Place, вообще не было просветов. Только огромная колонна, уходящая в смог метров на пятьдесят, а то и сто, на верхнем конце которой высилась огромная бронзовая голова. Кому поставили этот памятник? Мэтхен напрасно копался в памяти.
— Проклятье, — заскрежетал зубами Ярцефф, услышав доклад Мэтхена. — Их же одним ударом накроют! А где эти? Отшельник может показать?
Мэтхен ненадолго замолчал: Отшельник шарил мыслезрением по окрестностям.
— Так… Наши знакомые из Смоленского отряда в Апрелевке, но утром точно к Кольцу выйдут. Ближе к полудню окажутся в центре. Остальные чуть подальше, но обольщаться не советую: будут в центре самое позднее завтра к вечеру: задержать-то их некому. Северо-западный отряд ближе всех, занял Химки, передовое охранение вышло к бывшей Кольцевой дороге, в центре Москвы будут не позже завтрашнего полудня. В отряде почти сотня одних танков при поддержке четырёх гравилётов и десятка вертолётов, а ещё РСЗО и самоходки. Они могут не ждать остальных, а начать зачистку сами.
— А если придержать, у тех, кто в Москве, будет время рассредоточиться и спрятаться, — вставил Ярцефф. — Главное, чтобы они поняли, что происходит. Ладно, там дальше?
