— Группа капитана Ярцева, — сказал первое, что пришло в голову. — Отступаем с боями от границы. Сейчас тут, по нашим данным, собрались важные шишки из забарьерских…
— Одинаковцы-то? Ну да. И ещё какого-то урода из наших с собой привезли. В мэрии они все, ну, точно, там.
— А и где их офицеры живут, скажете? Ну, командиры, в смысле?
— Скажу. Но с условием. Возьмите наших с собой, на дело. У нас у всех тут кто-то погиб. Душа у всех огнём горит, за месть всё на свете отдать готовы. Лишними не будем. Мы тут каждую ухоронку знаем, и к корпусу, где их набольшие сидят, прямиком выведем. Сможете напасть на них сзади и порезать без шума.
Что ж, сорок лучше, чем одиннадцать.
— Хорошо, будет вам месть, — произнёс Мэтхен. — Тогда доведёте нас до корпуса и до мэрии. Если захватываем оружие — делим поровну. А после дела разбегаемся, и стараемся друг о друге забыть. Условия нормальные?
— Ага. Да чего там, по-божески. Вы готовы идти сейчас? Тогда, Стась, зови остальных. И пусть всё оружие берут. Повезёт — новых стволов добудем. А нет — и не понадобятся нам пушки.
Собрались новички быстро — но задержка стоила Мэтхену немалых нервов. Зато отряд вырос вчетверо, и у большей части бойцов было огнестрельное оружие. Увы, с автоматами тут было туго — всего пять старых-престарых милицейских АКСУ, с расстрелянными ещё в двадцатом веке стволами, с исцарапанными и почти лишёнными краски магазинами. Как эти монстры ещё стреляли, было загадкой. Ещё десяток щеголял с охотничьим гладкостволом — «Ижаками», «Сайгами», «Бекасами», у парочки имелись пистолеты.
Больше всего народа имело кустарные, зато калибром сантиметра в три, пищали. Толстые, чтобы не разнесло выстрелом, стволы, массивные приклады, заострённые на концах сошки, сами по себе — какое-никакое, а оружие ближнего боя. Но даже без сошек эти монстры весили все двенадцать килограмм, а уж отдача наверняка может повалить слона. Дюжине парней помоложе и паре девок не хватило и такого огнестрела — эти щеголяли самопальными арбалетами, сделанными столь же грубо и примитивно. Мэтхен заметил под ложем арбалетов какие-то чёрные коробки — похоже, кустарщина была самозарядной. Стреляли эти постиндустриальные монстры ржавыми железными болтами. По сути, кусками распиленных и заточенных напильником железных прутьев.
Автоматы имелись только у предводителя, Стася и трёх самых здоровых мужиков.
«Может, не стоит их брать? — мелькнуло в голове Мэтхена. — Обуза же!» Но стоило взглянуть в горящие ненавистью глаза, на примкнутые к пищалям и автоматам, даже к самострелам, острые железные прутья, неважную замену штыков — и он решился. В конце концов, взрослые все люди. Понимать должны, что к чему.
Речей и торжественных проводов на фронт не было. Тут остались только те, кто был готов на всё ради мести. Мэтхен указал в сторону базы и скомандовал:
— Пошли! — Хурсаг продублировал команду для своих, и вся толпа двинулась вперёд. Мэтхен недовольно оглядел воинство: такую орду с огнестрелом просто обязан проштурмовать любой боевой беспилотник, а разведывательный — сообщить на базу. И уж точно никаких шансов проскочить в свете прожекторов шоссе. — Хурсаг! Рассредоточиться бы! Идите не толпой, а цепочкой. И пушки свои зарядите, может, сразу стрелять придётся. Кстати, за забор можно попасть… скрытно?
— Можно! — усмехнулся Хурсаг. — Там через шоссе в старые времена был подземный ход. Он затоплен, но можно пронырнуть.
— А порох как же?
— А презики на что? — грубовато хохотнул Стась. — Когда-то их нам пачками с воздуха сбрасывали. Даже инструкцию писали, может, и по-нашенски. Только ведь всё равно никто читать не умеет. Гадали мы, гадали, зачем эти мешочки, да чем таким липким покрыты — девки их нюхать полюбили, вот дуры! А оказалось, в них порох можно носить! У нас пацаны даже бомбы туда прячут, во как!
— А зачем делали-то всё? Готовились, что ли?
— Да давно уже сделали. Слух тогда прошёл, что чудища с востока в Москву прорвались, и всех жрут. Тогда наш главный на заводе и решил припасти на чёрный день. Чудищ не было, ну, так всё это на заводе и провалялось. Давно это было, может, лет двадцать назад. Мой батяня тогда только ходить учился. Про железяки эти все уж позабыли. А теперь, вишь — пригодилось! Хорошо, вспомнил, а то бы с булыжниками пришлось идти…
Мэтхен слушал тихую, вполголоса, болтовню трёхглазого мутанта, но не мог отделаться от подозрения. Что-то в этой истории не так, но что? А, вот…
— Погоди, а почему вы с этим добром драться не пытались? Понятно, что не выстояли бы — но у нас обычно сперва делают, а потом думают…
Стась виновато потупился, даже как-то ссутулился. Отвечать ему очень не хотелось.
— Да я вспомнил уже вечером, когда мы за каналом в лесу прятались. Хорошо хоть, вообще вспомнил — отец ведь один раз рассказывал, и то лет десять назад!
Десять лет. Да, серьёзно: десять лет для мутантов эквивалентны тридцати для людей прошлого… и шестидесяти для нынешних. Практически полжизни. Неудивительно, что еле вспомнил. Ну, ничего. Зато отряд получил внеплановое подкрепление, а противник до сих пор их не засёк. Если так повезёт и на той стороне шоссе, очень скоро тут станет жарко.
— Ну, и где этот переход? — поинтересовался Мэтхен. Хурсаг шагал рядом, всем своим видом демонстрируя доверие и готовность повиноваться. Мэтхен не знал, что творится у него в голове, но хорошее вооружение и трофейный камуфляж его бойцов впечатление произвели. — Только не говори мне, что пошутил!
— А я и не шутил, — обиделся Хурсаг. — Смотри, вон ту яму видишь?
Теперь Мэтхен понял. Две подозрительно ровные квадратные лужи с какой-то резко пахнущей белёсой дрянью, по их краям до сих пор торчат ржавые, обглоданные временем опоры рухнувшей крыши. Странно, отчего тоннель не обнаружили пришельцы — но они и прибыли-то сюда часа четыре назад, после долгого и небезопасного перехода. Тут уж не до рекогносцировки — тем более задерживаться они не собирались. Где тоннель кончается, Мэтхен не видел, но его существование сомнению не подлежало.
— Командир, нам что, туда? — спросил Хрюк недоверчиво. — Я видел такую дрянь, от неё потом волдыри будут по всему телу! Так это у нас, а у вас-то, забарьерных…
— Придётся потерпеть, — вздохнул Мэтхен. — Парни, кому-то надо пробраться на тот берег и протащить верёвку, чтобы остальным было легче.
Желающих было много, куда больше, чем требовалось.
— Я хорошо плаваю, — наконец, прохрипел кто-то из людей Хурсага. — И через болота лазил. Я смогу.
— Валяй, — неохотно согласился Хурсаг, толстяк отдыхал после нелёгкого перехода. Он предпочёл бы, чтобы рискнул кто-то их чужаков. Вождя понять можно. — Только осторожно.
Ухватив выданную Мэтхеном верёвку зубами, посельчанин решительно двинулся к луже. Морщась от отвращения, он входил в белёсую массу, что с глуховатым, больше смахивающим на чавканье плеском принимала тело. Вот в «воде» скрылся живот мутанта, потом грудь и спина, и вот уже наверху торчит только неимоверно грязная и мятая кепчонка из кожзаменителя. Вскоре скрылась и она, поверхность в последний раз колыхнулась и застыла, будто прокисшая и прогорклая манная каша.
Ждали долго. Как та самая манная каша, тянулось время. Казалось, Ярцев вот-вот начнёт утюжить противника, а они всё на этой стороне. А ведь капитан специально говорил: времени у них будет совсем чуть-чуть. Стоит немного задержаться, и все там останутся. Местные не помогут — на них вообще надежда слабая. Хорошо, если в самые первые минуты, когда вражеские солдаты и офицеры начнут выпрыгивать из горящих казарм в исподнем, успеют сделать пару залпов. Если у чужаков будет хоть пара минут, чтобы очухаться, будет не атака, а коллективное самоубийство.
— Ну, где он там?! — спросил Мэтхен яростным шёпотом. — Время же уходит!
Всё больше и больше мрачнело лицо Хурсага, да и Стась шёпотом, почти одними губами, матерился. Больше тянуть смысла нет. Вот и верёвка уже минуту, как лежит неподвижно. А ведь парню говорили: дойдёшь до того конца — дёрни её пять раз, чтобы мы знали, что ты дошёл.
— А можно, я попробую? — спросила Хухря. Там, где подсохшая грязь отвалилась, шерсть тревожно мерцала багрянцем. Мэтхен знал, уже в десятке метров этот блеск терялся в смоге. Но местные тревожно косились. Живой фонарь был им в новинку. К Ярцеву она бы обратилась по-уставному, как учил капитан, но Мэтхен… С Мэтхеном, казалось многим, возможны послабления. «Великое дело — авторитет» — подумал Эрхард. — Я умею плавать… И в темнотище вижу…
Ещё бы не видеть, если ты сама себе лампочка! Вон, и остальные заулыбались, для них сказанное Хухрей было изысканной шуткой. Для него — нет. Может, он и отпустил бы девчонку поплавать в залитом отравой переходе. Но под носом у врага… Вот вылезет она на той стороне — и любой дурак сможет увидеть непонятное багровое свечение. И если там не снайпер даже, а самый обыкновенный автоматчик, не говоря уж о счастливом обладателе плазмострела, она не успеет даже вздохнуть. А насчёт «умеет плавать»: вроде бы была в Сафоново крохотная речушка Осьма, да только она давно пересохла. «Где ж ты плавать-то училась, Великанша? — подумал Мэтхен. — И сильно ли тебе это поможет тут, под землёй?»
