с Гарри, — твёрдо сказал Северус, прежде чем она успела закрыть дверь.
Эти слова, или, скорее, тон, заставили Молли остановиться и вопросительно посмотреть на него.
— Поскольку мальчишка вырос в семье маглов, у него нет ни малейшего понятия обо всей этой чепухе с помолвкой. Скорее всего, он решит, что его заставят жениться на твоей дочери, хочет он того или нет. Это не то, о чём он должен беспокоиться в своём психическом состоянии.
Молли вернулась в комнату и прикрыла дверь.
— С ним всё в порядке, Северус? — серьёзно спросила она.
— Нет, — признался Северус. — Даже близко нет.
Молли открыла рот, чтобы задать ещё один вопрос, но Северус оборвал её:
— Я не могу рассказать тебе об этом. Это его дело, он сам скажет, если захочет.
— Ладно, если ты думаешь, что так лучше… — Молли серьёзно кивнула и взглянула на маленькие часы на столе. — Я вернусь позже. Мы ещё поговорим? Да, чуть не забыла, сегодня утром с нами через камин связался Ремус. Вроде как Альбус, — её голос сочился презрением при имени директора, — нуждается в нём сегодня для чего-то, так что мы не увидим его до завтра или, самое позднее, послезавтра. Чёртов старик! — прошипела она, и её карие глаза вспыхнули гневом. — Он счастлив, когда все прыгают перед ним на задних лапках.
— Прости, Молли, — вздохнул Северус. — Мы уйдём утром.
— О, мой милый, я вовсе не хочу, чтобы ты уезжал, — Молли наклонилась и похлопала его по руке, как будто он был одним из её сыновей. — Ты никуда не пойдёшь. Ты с трудом можешь встать с постели, — она снова посмотрела на часы. — Мне пора, мы опаздываем.
С этими словами она пересекла комнату и закрыла за собой дверь.
Северус наконец взглянул на письма, которые держал в руке. На одном был знакомый герб Хогвартса и написанный рукой Альбуса адрес. Другое…
Другой конверт был насыщенного кремового цвета, адресованный ему красивым почерком; такие конверты он видел только на столе Люциуса. На печати — герб швейцарского отделения Гринготтса.
Трясущимися руками Северус вскрыл конверт.
Сэр,
надеюсь, это письмо застанет Вас в добром здравии. Прилагаю полный отчёт, который Вы запросили. Я имел удовольствие в течение многих лет служить роду Принцев и весьма рад, что объявился наследник их состояния…
Северус нетерпеливо перескочил через подобострастное пресмыкательство и перешёл к бухгалтерскому отчёту на следующей странице.
Почерк был совсем мелким, и зачарованная бумага увеличивала написанное, когда он прикладывал палец к каждой строчке.
Просмотрев список, он вдруг понял, почему гоблины писали ему дорогими чернилами на роскошном пергаменте. Если это было правдой (а гоблины никогда не ошибались, когда дело касалось содержимого их хранилищ), Северус был более чем богат — он принадлежал к малфоевскому типу состоятельных людей.
Он никогда по-настоящему не верил своей матери, когда та рассказывала ему истории о своих родственниках Принцах, и всегда полагал, что она приукрашивает правду или просто фантазирует.
Доказательство того, что истории были правдивы, вызвало волну болезненных воспоминаний и напомнило ему о прошлых рождественских каникулах, когда Тобиас и Северус почти непрерывно ссорились.
Тоби потерял работу на фабрике, и чем больше Эйлин пыталась его успокоить, тем хуже ему становилось. Северус был уже такого же роста, как его отец, и больше не позволял этому человеку вымещать гнев на матери.
Хуже всего было в тот день, когда Эйлин получила сову. Она почти никогда не получала сов, но эта постучала в кухонное окно, заставив Тоби закатить истерику, требуя объяснить, почему её родственники не могут пользоваться чёртовым телефоном, как обычные люди. Конечно, Северус кричал ему в ответ, что волшебники не похожи на проклятых маглов, и это хорошо.
Она не могла прочитать письмо в течение нескольких часов после того, как оно пришло, так как пыталась успокоить Северуса и Тоби. Только после того, как Тоби напился до бесчувствия, она смогла распечатать конверт. Прочитав письмо, она сильно побледнела, закуталась в свой зимний плащ и молча вышла из дома. Она никогда не говорила Северусу или Тобиасу, куда ходила, но вернувшись на следующее утро, она словно стала другой.
С тех пор, как Северус поступил в Хогвартс, она всё больше замыкалась в себе, то почти не разговаривала, то внезапно становилась чуть ли не болтливой. В то время Северус испытывал облегчение, потому что ему показалось, что Эйлин стала матерью, которую он помнил с самого детства. Она пела и смеялась впервые за много лет, даже не заботясь о том, что Тобиас пропустил рождественский ужин, потому что валялся пьяный в гостиной. Она просто приготовила ужин для себя и сына. Он вспомнил, что за ужином они пили эльфийское вино — тогда Северус впервые попробовал его.
В последний раз он видел её перед тем, как сесть в поезд, идущий в школу.
— Не беспокойся обо мне, — сказала она с безмятежной улыбкой, — со мной всё будет в порядке.
Той весной Эйлин прислала ему письмо, в котором просила никогда не волноваться за неё — она придумала, как всё исправить. Он понял это так, что она наконец-то набралась смелости оставить своего пьяного мужлана. Как оказалось, она имела в виду совсем другое.
Через две недели после этого письма Дамблдор, Слагхорн и Поппи вызвали его в кабинет Слагхорна и сообщили, что этим утром его мать обнаружили мёртвой.
Подобные известия были, к сожалению, обычным делом в военное время, однако его мать не была жертвой войны.
У Северуса сильнее задрожали руки, и, почувствовав, как по щекам потекли слёзы, он зажмурился, но ни воспоминания, ни слёзы не прекратились.
Министерство провело дознание, признало Эйлин виновной в самоубийстве и конфисковало всё до последнего кната из её сейфа в Гринготтсе. Эйлин Принц похоронили на магловском кладбище, потому что ни одно волшебное кладбище не приняло бы тело самоубийцы.
Северус вспомнил, что первыми, кого он увидел, вернувшись в замок после похорон, были Мародёры.
Блэк набросился на него — уже и не вспомнить, из-за чего всё началось, — и Северус удержался от Непростительного лишь потому, что в центре всего этого оказалась рассвирепевшая Лили.
Он тогда тоже был зол на неё, потому что она так явно встала на сторону Поттера и его дружков, хотя Северус только что похоронил мать. Он вспомнил, как трудно было не разрыдаться перед старой подругой.
«Клянусь, я узнала об этом позже», — печально