…Их долгожданный наследник родился в сентябре 2006 года.
_________________________
* Desmurgio - иммобилизующее заклятие для фиксации поврежденной конечности.
* * Contraabdominalgio - заклятие против болей в животе, которое используется в случае альгодисменорреи (болезненной менструации).
Глава 7.
Почти все воскресенье Драко провел в постели: субботнее происшествие отзывалось в висках гудящей болью, действие Desmurgio прошло, и плечо слегка ныло, а принимать зелья ему не хотелось: желудок с детства плохо реагировал практически на все виды обезболивающих эликсиров. Малфой встал только к вечеру, принял душ и, наскоро перекусив, засел в кабинете: нужно было ответить на письма и просмотреть автореферат коллеги, которому он уже три дня назад обещал отправить сову с отзывом. Самопишущее перо шуршало по пепельно-желтому пергаменту, выводя ровные четкие строчки, Драко негромко диктовал очередное послание, а мысли его были далеко - он непроизвольно косился на ящички резного бюро и тихо ухмылялся. Вчера вечером Малфой отправил-таки к Поттеру своего филина с письмом, а через пару часов птица прилетела обратно. Филин протянул хозяину узловатую коричневую лапу с привязанным пергаментом и негромко заухал - в знакомом с детства звуке Драко почудилось какое-то непристойное ржание. Малфой отвязал письмо, распечатал, пробежал глазами - и почувствовал, как в лицо ударила горячая волна крови. Потом перечитал еще раз, уже внимательнее, хмыкая в особо смачных местах, выбрался из кровати и отправился в ванную, беззвучно проклиная бладжер, лишивший его на некоторое время способности полноценно использовать правую руку… Редкие послания Поттера были коротки, как наверняка и его служебные записки, но поражали емкостью: мало кто мог вместить в полстраницы текста столь подробное описание множества непристойных действий. Позже, отведя душу и успокоив тело, Драко аппарировал в кабинет, где похабное поттеровское письмишко присоединилось к дюжине других, лежащих в самой глубине крохотного потайного ящичка. Он любил иногда перечитать эпистолярные упражнения любовника, посмеиваясь и воображая, как Поттер посасывает кончик пера, размышляя над особо ярким оборотом.
Воскресный отдых оказал свое целительное действие, и утром Драко был бодр, свеж и полностью готов к грядущей рабочей неделе. Поел он в одиночестве: по понедельникам Астория всегда занималась делами питомника и уходила очень рано, а мать последние годы вообще предпочитала завтракать у себя в спальне. Дав Грамблеру необходимые указания, Малфой нырнул в камин и спустя пару минут уже стоял у себя в отделении.
Утро понедельника ожидаемо преподнесло ему неприятный сюрприз. Первым, что он увидел в ординаторской, было перепуганное лицо нового стажера Боунса и до крайности злобная физиономия Пьюси. Остальные коллеги расселись по диванам и стульям, подобно воробьям на заборе, и негромко, нервно шушукались. Воздух сухо потрескивал от скопившейся магии. При виде заведующего все замерли без движения, как будто на колдомедиков наложили массовый Ступефай.
Малфой окинул подчиненных раздраженным взглядом.
- Доброе утро. В чем дело?
- Доброе утро, целитель Малфой! - первой, разумеется, ответила медиведьма Брэнстоун, серьезная и очень исполнительная девица, которая считалась любимицей шефа и по негласному уговору выступала обычно в качестве той самой совы, что приносит дурные вести. - У нас…э-э-э…небольшие проблемы.
- Конкретней, пожалуйста.
Брэнстоун горестно вздохнула.
- Целитель Боунс…был несколько несдержан. У него вчера были первые сутки и…
Круглоглазый встрепанный мальчишка громко, по-детски, всхлипнул, и медиведьма запнулась.
- Та-а-ак, - протянул Малфой и посмотрел в сторону сжавшегося Пьюси, - кажется, я начинаю понимать, коллеги.
Разумеется, он оказался прав. Как все колдомедики мира, работники госпиталя Сент-Мунго были убеждены, что в свое первое дежурство ни один стажер не должен сомкнуть глаз - иначе, по старой и верной примете, в отделение моментально привезут тяжелого пациента. Боунсу, конечно, сообщили об этом и даже предложили Бодрящего эликсира, но глупый мальчишка понадеялся на собственные силы. В час ночи дежурный целитель Пьюси покинул отделение на полчаса, чтобы получить консультацию в «травме» (в этом месте заведующий презрительно скривил губы, и бедная Брэнстоун пошла алыми пятнами), а когда вернулся, обнаружил стажера мирно дремлющим на диване в ординаторской. Целитель… немного рассердился и решил разъяснить Боунсу всю глубину его заблуждений старым, многократно проверенным способом. Он вытащил палочку, наложил Сонорус и заорал спящему в ухо: «Целитель, вставайте! Тяжелый!! На чары не реагирует!!!»
…К сожалению, у мальчишки оказался очень неплохой магический потенциал и, в дополнение к нему, повышенная возбудимость. Выброс стихийной магии вдребезги расколотил всю чайную посуду на столе, обрушил огромное зеркало, которое испокон веку висело в ординаторской и отличалось редкой молчаливостью (за что его и обожали вечно не высыпающиеся медиведьмы), а самого стажера вырубил намертво - Боунс пришел в себя меньше часа назад. Самое неудачное заключалось в том, что Пьюси, испуганный стажеровской комой, был вынужден вызвать помощь из отделения порчетерапии, и, таким образом, слухи о происшествии уже достигли ушей главного. Не то чтобы Драко опасался каких-то репрессий со стороны Сметтвика, но он привык к тому, что его отделение считалось в госпитале образцовым, и к тому же терпеть не мог выглядеть дураком в глазах коллег. Малфой представил себе ехидные рожи Луэллин и идиота Сепсиса - своих основных недоброжелателей - и сцепил зубы от злости. При виде его перекосившегося лица колдотоксикологов прошиб холодный пот: Зануда редко выходил из себя, но если это случалось, его подчиненным приходилось несладко. Разбор полетов занял сорок минут и завершился вполне предсказуемо: Пьюси получил словесное взыскание и два внеочередных дежурства, а Боунс - рекомендацию научиться держать себя в руках, как и подобает грамотному целителю, а в противном случае срочно сменить профессию. Потом Малфой выслушал сводку, раздал больных и, все еще кипя от злости, отправился на понедельничную конференцию заведующих, где всласть поорал на шефа травматологического отделения по поводу ненужных консультаций, вдрызг разругался с Даи Луэллин, попытавшейся съязвить насчет вчерашнего инцидента, и только после этого немного успокоился.
Злость на кретина Пьюси - подумать только, какие проблемы могла создать его шутка, ведь мальчишка-стажер мог запросто остаться сквибом, а это пахло служебным несоответствием! - все не утихала. После рутинного осмотра вновь поступивших и разбора обычных бумаг Драко решил заняться составлением списка необходимых отделению зелий - процедурой, которая обычно была для него равнозначна солидной порции Умиротворяющего бальзама. Он уже потянулся к палочке, чтобы распахнуть дверь и позвать постовую медиведьму, как вдруг камин в углу кабинета ожил и весело брызнул яркими изумрудными искрами. Малфой отложил палочку и нахмурился, проклиная незадавшийся день: неужели главный все же решил прочесть ему нотацию? Он подошел к камину, опустился на колени и удивленно хмыкнул: между дрожащими язычками зеленого пламени висела знакомая белокурая голова.
- Доброго дня, Драко, - увы, но за двадцать с лишним лет, прожитых в Англии, Флер Делакур-Уизли все-таки избавилась от своего прелестного акцента.
- Здравствуй, - Малфой был удивлен, о своих визитах Флер обычно предупреждала его заранее, - что случилось?
- Мне надо с тобой поговорить. Могу я прийти… сейчас?
- Да, конечно, - Драко отошел в сторону.
Голова исчезла, потом камин громко зашипел, и из огненной вспышки появилась изящная фигура в модной серебристо-серой мантии. Супруга Билла Уизли осторожно стряхнула с тонкой ткани пепел и грустно улыбнулась Малфою.
- Прости, что я отрываю тебя… можешь уделить мне пару минут?
- Да, разумеется. Присаживайся.
Бывшая гордость академии Бобатон медленно прошествовала через кабинет и осела в мягкое кресло. Драко уселся за стол, окинул знакомое лицо пристальным взглядом и в очередной раз подумал о том, что даже изрядная примесь вейловской крови не может достойно противостоять неумолимому времени и - в особенности - влиянию семейства Уизли.
Флер почти не постарела, ее манеры, прическа и макияж были безупречны. Опытный взгляд Малфоя, привыкшего к осмотру пациентов, различал довольно мощный Glamour, который наверняка скрывал и тени под глазами, и морщинки у рта, но сторонний наблюдатель не заметил бы и этого. В знаменитых «лунных» волосах, которыми в свое время бредила половина хогвартских старшекурсников, не было ни единой седой прядки. Но весь облик этой женщины был отмечен печатью чудовищной тоски, которую невозможно было спрятать даже под самыми мощными скрывающими чарами.
