— Че? — Диксон, казалось, удивился моим словам. Не ожидал, что ли? Или, быть может, думал, что он будет трахать Кэрол и меня одновременно? Хорошо, что хоть не вместе? И я ничего не буду иметь против?
— Ниче! — передразнила я его, выпрямляясь и переставая царапать ногтями ствол дерева. — Вали, говорю, к своей домохозяйке и таскай ее на пару с ее муженьком, а меня не трогай больше! И так все руки в синяках от тебя. И губа болит.
Я, может, и еще бы что-нибудь сказала такое, что успела напридумывать себе за эти дни, но Диксон, видимо, решил, что с него хватит слов, потому что резко оказался совсем рядом, вжал меня в ствол дерева и закрыл рот поцелуем.
У меня прямо сразу, вот просто в ту же секунду, отнялись ноги. Я даже обалдела от своей реакции на него, потому что никогда раньше такого со мной не происходило. А здесь просто какое-то физиологическое наваждение. Диксон держал меня за локти, фиксировал телом у дерева и целовал, отнимая последнюю волю и способность соображать. Потому что-то, что я творила дальше, никакого отношения к соображению не имело.
Я вообще не сопротивлялась! Абсолютно! Вот, буквально секунду назад я бесилась, злилась на него, желала провалиться в ад ему вместе с его домохозяйкой, а сейчас отвечала на его поцелуй. Да что там отвечала! Сама! Я сама его целовала, рвала его рубашку с плеч, облизывала шею, прикусывала кожу, когда он, уже привычно сдернув с меня джинсы, кинул в развилку дерева свою жилетку, подсадил меня туда, дернул на себя за бедра, врезаясь сразу на всю длину, до боли и сбитого дыхания. Я прижималась к нему, подаваясь навстречу, сама. Двигаясь и целуя. Сама. Совершенно себя не контролируя.
А он был жесток и груб. Крепко держал за попу, насаживая на себя, рычал сквозь зубы ругательства:
— Сучка, вот ты сучка, бля, носишь всяким хуям черножопым чаи, дрянь маленькая, порву, нахуй, еще раз увижу, ходишь, бля, хуй знает, где, идиотка, не вздумай больше, убью сам, тварь, вкусная такая, блядь, не могу, хочу…
А мне это нравилось. Это был ужас, но мне это нравилось. И я стонала, громко, так, что Диксону опять пришлось зажимать мне рот широкой ладонью. И это мне тоже нравилось.
И вообще, я думаю, что я извращенка. Что я явно больна, потому что такое не может нравиться. Не может нравиться, когда тебя берут вот так, в лесу, где темно и страшно. Возле дерева с царапучей и жесткой корой. Когда говорят такие грубые непристойные вещи. Когда мучают практически, не заботясь о твоем самочувствии. Вообще, такие, как Диксон не могут нравиться нормальным девушкам. Только забитым, на все согласным домохозяйкам. И таким извращенкам, как я.
Он кончил в меня, скотина, не думая даже о последствиях. Я тоже тогда не думала ни о чем.
Молча подождала, пока застегнет штаны, пока найдет мои джинсы. Он помог мне их одеть, практически сам всунул ноги в штанины, дернул молнию. Я была не в силах пошевелиться. Словно все силы высосал из меня, гад.
Диксон взял меня за руку и повел к ферме. Опять, ни слова не говоря.
И только перед тем, как зайти в дом, он сказал мне, все так же, грубо и безапелляционно:
— Спишь сегодня со мной.
И сжал руку. До боли.
Я не успела возразить, да и сознание все еще было в расхристанном состоянии.
Его отвлек Рик, позвал куда-то, а я убежала в комнату Бетти.
Успокоила девушку, заметившую мой взъерошенный вид, сказала, что немного испугалась в лесу, ополоснулась и легла спать.
Может, я и извращенка, но не дура. И к Диксону я точно не собираюсь идти. По крайней мере, пока мы не поговорим, и пока…
Здесь запись обрывалась.
Диксон знал, что случилось дальше, почему Эми не смогла дописать события этого дня. Может, дальше опишет, хотя это уже неважно.
14
31 августа 2010 года
С момента нашего побега с фермы прошел день. Мы в дороге, все, сколько нас осталось.
А осталось нас всего ничего.
Рик, Лори и Карл. Гленн, Мегги, Бет. Кэрол и Эд. Я. Дерил.
Все остальные погибли.
Мертвецы напали неожиданно. Я успела только закинуть вещи в рюкзак, разбудить Бетти.
Я смутно помню все происходящее. Оно отпечаталось в голове неразборчивыми фрагментами, всеобщим хаосом. Помню, как мы с Бетти бежали прочь от горящего дома. А позади, в неровных отсветах пожара надвигались черные силуэты ходячих. Помню, как Бетти, вскрикнув, вырвала у меня руку и побежала обратно, в огонь, зовя отца и сестру. Мои крики ее не останавливали. Я не видела, как погиб Ти. Хершелл. Патриция и ее сын. Я не видела Шейна, не знаю, что произошло с Рендаллом.
Я помню только свои ощущения. Ужас. Растерянность. И какая-то апатия. Я не понимала, что делать дальше, куда бежать. Вперед, в темный лес? Назад, к горящему дому? Я никого больше не видела, только крики слышала невнятные и треск бревен рушащегося дома.
Я думаю, что так и осталась бы там, на поле, если б не Дерил. Он внезапно появился совсем рядом, на своем байке, матерясь забросил меня назад, подстрелил из пистолета парочку близко подобравшихся ходячих и дал по газам.
А я, прижавшись к его спине, глотала слезы ужаса и облегчения.
Все произошло настолько быстро, что даже пишу я, мне кажется, дольше, чем все случилось.
На полдороги к шоссе Дерил остановился, повернулся ко мне, обнял, вытер слезы царапучими жесткими пальцами. Поцеловал. Нежно и утешающе. Говорил что-то, успокаивал. А я позорно ударилась в истерику, разрыдалась до икоты и соплей до земли. А он все гладил меня по спине, прижимал к себе, бубнил что-то. И это было так вовремя, так нужно мне тогда! И он был необходим. Он дарил уверенность, какую-то незыблемость во всем этом ужасе, что творился вокруг. Он дарил спасение.
Дерил перевел взгляд со страницы к тлеющим поленьям. Да, тот гребанный вечер надолго в памяти останется.
В первую очередь диким ощущением страха, так сдавившим сердце, что не продохнуть было. Дерилу казалось, что он выдохнул только, когда девчонку отвез подальше от фермы.
Она ревела, вздрагивая крупно в его руках, а он обнимал ее и чувствовал, как отпускает. Разжимается внутри. Именно в тот момент он осознал до конца, до самого последнего дна, как попал. Как он вперся. Даже мысль о том, что он может ее потерять, что ее не станет, пережимала воздух в легких. Заволакивала глаза красным маревом. Это не было похоже на чувство, что испытал, когда узнал про Мерла. В глубине души Дерил был уверен, что его старший брат-говнюк выберется из любой жопы. Всегда выбирался. А пару раз попадал в такие переделки, что-то приключение на крыше показалось бы мелочью. Нет, конечно потеря руки никак мелочью не могла быть, но, в принципе, опять ведь выбрался. Упер их фургон. И свалил в неизвестном направлении, позабыв про него, Дерила.
Так что за Мерла переживалось, само собой, но спокойно, без истерики.
А вот девчонка заставила дико понервничать. И пробудила стойкое нежелание отпускать ее вообще из рук куда-либо дальше расстояния взгляда.
Дерил вспомнил, как некоторое время там, на дороге, вполне серьезно обдумывал идею укатить с ней вдвоем подальше.
В конце концов, он никому ничего не должен. Она тоже.
Шериф сам разберется с проблемами своей семьи. Он с этим до сих пор очень даже круто справлялся. Вон как с дружком своим заклятым вопрос решил. Можно было бы еще тише, без пыли, огня и горы ходячих трупов на закуску, но тут уж как совпало.
Зато баба его теперь никуда от него не денется, сын в порядке.
Старика ветеринара жаль, конечно, но он сам не захотел уходить, остался прикрывать отход дочек и узкоглазого зятя.
Серая мышь, оказавшаяся на редкость пронырливой, умудрилась свалить одной из первых, буксируя своего толстого хряка на горбу. Хотя…
