Истратив силы на обвинительную речь, Гарри затих, разглядывая черные блестящие плитки пола под ногами. Радость, бурлящая в крови веселыми щекочущими пузырьками, неумолимо испарялась.
— В чем смысл «Записок»? Старый дурак считает, меня способна напугать эта чушь?
«Черт, он не должен знать, что это отвлекающий маневр!»
— Наверное, Дамблдор хотел дать вам понять, что дневник у него. Во всяком случае, был, — сказал Гарри, удивляясь, как легко сходят слова с языка. — Не волнуйтесь, я распорядился конфисковать тираж. Книги на складе, помещение опечатано. Ясное дело, Северус хотел вам отомстить, вот только не понимаю, почему он раньше этого не сделал. Наверное, как и Дамблдор, ждал, когда вы взлетите повыше, чтобы упасть побольнее... Это слова господина Альбуса, сэр, — извинился он и поднял взгляд от расплывающихся бликов на сверкающем полу, моргая и морщась — свет утомлял, обжигая веки режущей болью. — Северус и вам нагадил, и над Дамблдором посмеялся.
Мэр молчал, напряженно вглядываясь в его лицо. Глаза его отчего-то сменили цвет — исчез красивый рубиновый блеск, и Г. Дж. с сожалением обнаружил, что они просто карие, цвета каштана.
— Знаете, сэр, — доверительно продолжил Гарри, беззастенчиво рассматривая мэра и краем сознания отмечая грустные метаморфозы: Риддл понемногу делался все обыкновеннее, что огорчало. — Мне нравится мистер Муди. Так вот, Муди считает, что Северуса подослали розенкрейцеры, вот ведь ерунда, а? По-моему, розенкрейцеров не бывает. Они давно вымерли, как мамонты. А Дамблдор говорит, что Шахор — волк-одиночка. Вот скажите, сэр, кому верить?
Гарри притих, удивленный задумчивым молчанием Риддла.
Длинные гибкие пальцы мэра медленно прошлись по серебряной волне прихотливо уложенных волос. Пальцы эти вдруг показались Г. Дж. паучьими и холодными, и он невольно вздрогнул от отвращения, вдруг представив себе, как они скользят по его коже.
— Странное дело, мистер Поттер, — произнес наконец Риддл, глядя в пустоту перед собой. — Вы простите, но беседа с вами наводит на мысль, что вам здорово промыли мозги. Причем со всех сторон. Не знаю, чья тут заслуга, Альбуса или Северуса.
— Ясное дело, старик — великий психолог всех времен и народов, — неожиданно подал голос Ангел.
Гарри быстро обернулся, чего не осмеливался сделать ранее, чтобы не обидеть мэра, и обнаружил, что Ангел перестал светиться. Божественная красота стала земной. Г. Дж. сообразил, что на Земле ангелам не позволено сиять — иначе заметят, и слегка огорчился. Лицо Малфоя казалось измученным. Ангел Света в его земном воплощении выглядел усталым и даже мрачным. Глаза-звезды погасли, под ними легли серые тени.
«Бедный Ангел», — окончательно расстроился Гарри, с участием разглядывая Сброшенного С Небес.
— Люциус, — негромко сказал Риддл. — Оставь нас.
Ангел кивнул и уже направился было к двери, как в его кармане пискнул телефон. Господин Малфой остановился — мэр пригвоздил его к месту прищуренным взглядом.
— Да. Да. Угу, bien, — отрывисто сказал Ангел. — Отставить Хитроу.
Мэр вопросительно поднял голову, сверкнув серебристым руном благородной седины.
— Задержан гражданин Ливана с оригинальным паспортом Северуса Снейпа, — кислым голосом сообщил замминистра. — Снят с рейса Лондон — Бейрут. Морда один в один. Шутка в духе Снейпа.
Риддл раздраженно фыркнул.
Гарри придушенно булькнул, с трудом сдержав смех.
— Гатвик, Эштон, Стандстед! Вокзалы, автобусные станции!..
— Проверяем, — тряхнул сияющими волосами Малфой.
— Если Северус собрался вас шантажировать, он скоро объявится, — со знающим видом вмешался Гарри.
Мэр сделал Малфою знак глазами. Тот коротко кивнул, развернул плечи и вышел.
Гарри вздохнул. Ему хотелось поговорить с Ангелом, разглядеть вблизи потухшие серебристые звезды. Вместо этого пришлось опять вежливо смотреть на того, чьи глаза под тяжелыми веками вновь налились цветом бычьей крови.
В висках тихо и болезненно застучали маленькие молоточки.
— У вас такие симпатичные утки, сэр, — пробормотал Гарри, тщетно пытаясь вспомнить тему разговора.
Северус, Северус, Северус, — безжалостно пульсировали молоточки в крови.
Шатц, Шатц, Шатц, — набегающей волной шумело в ушах.
Что-то было неправильно, нехорошо, больно, тошно... Ну да, Ангел ведь ушел, подумал Гарри.
— Утки. Лучше утки и овцы, чем люди, — Риддл облокотился на спинку кресла, хмуро разглядывая размякшего гостя. Гарри умом понимал, что сполз, оплыл и почти лежит, и это наверняка выглядит некрасиво, но поделать с собой ничего не мог: руки и ноги неотвратимо наливались тяжестью, тело вдавило в кресло так, будто он весил в три раза больше обычного. Как дядя Вернон.
— Животные честны, — продолжил мэр. Голос его смягчился и звучал сейчас до странности искренне. — Животные не умеют предавать. Не плюнут в душу, не посмеются, не осудят.
Гарри молчал, слегка удивленный. Он попытался было отыскать в себе крупицу ненависти к сидящему перед ним человеку, убийце родителей, нацисту и шовинисту, но не обнаружил ровным счетом ничего. Сердце, еще недавно переполненное радостью, опустело, налившись тупым равнодушием.
Гарри обмяк в кресле, слушая голос Риддла — тихий, с легкой хрипотцой.
— У меня была семья, отец и мать, как у всех, — сказал Риддл.
Его пальцы дернули узел галстука, пытаясь ослабить элегантную удавку.
— Их уничтожила ложь. И я это запомнил. На всю жизнь.
— Я не лгу вам, — прошептал Гарри, завороженный негромким хриплым голосом.
— Надеюсь, — бровь Риддла шевельнулась серебристой рыбой. — Я бы не стал учинять вам подрывающий здоровье допрос, будь я до конца уверен в вашей искренности. К сожалению, в этой проклятой жизни нельзя доверять никому, — он вперил взгляд в камин, где среди седеющих углей потрескивал и переливался оранжевыми нитями притаившийся огонь.
— Дамблдор кичится своей общительностью, друзьями и связями... — пробормотал Риддл. — Бред! Всем нужны деньги, помощь, своя рука... Всем что-то нужно, — с досадой прибавил он и опять умолк, все так же глядя в пышущую жаром пасть камина.
— Так всегда бывает, — посочувствовал Гарри, борясь с подступившей головной болью. Дивный мир понемногу терял краски. Поблекли огни на сверкающих плитах пола, оранжевое золото превратилось в прозаичные желтые обои. Шоколад, текущий по стенам, оказался при рассмотрении шкафами темного дерева.
— Мы никому не нужны — такие, как есть. Пока нас не полюбит кто-нибудь, — поделился откровением Гарри.
Мистер Риддл неожиданно сел очень прямо, положив руки на подлокотники кресла, вновь напомнив Г. Дж. о гордых властелинах и королях.
— Нас никогда не полюбят, — с презрительной улыбкой сказал мэр. — Не стройте иллюзорные замки, дорогой Дориан.
«Опять Дориан!» — Гарри рассердился бы, но сил почему-то не было.
— Чем вы сильней, мистер Поттер, тем меньше вас любят, — бесстрастно сказал мэр. — Но тем больше завидуют и тем больше задаются целью уничтожить. Помните об этом.
— Вы совсем не такой, как я думал, сэр, — прошептал Гарри. — Вы такой, каким я мечтал быть. Когда-то. Но теперь... О нет, не хочу, — совсем тихо прибавил он, охваченный странным, почти мистическим чувством, будто знает Риддла давным-давно.
Мэр вытянулся в кресле, закинув руки за голову. По его лицу прошла гримаса усталости и странной обреченности.
— Правильно делаете, что не хотите. Откровенно говоря, я всё это предвидел, — он равнодушно прикрыл тяжелые веки. — Нельзя показывать, что ты действительно лучше других, даже если это в самом деле так. Не поймут, позавидуют, осудят, уничтожат. Придет вчерашний друг, ревнивец и завистник, всадит нож в сердце, по самую рукоятку.
— Северус не завистник, — Гарри потер разболевшиеся виски, борясь с подступающей тошнотой. — Вы убили... Вы убили Адама.
Слова перестали свободно стекать с языка. Одеревеневшие губы с трудом шевелились.
«Что со мной?» — отстраненно подумал Гарри, не в силах по-настоящему удивляться.
— Я не убивал Адама, — как сквозь глухую тканевую завесу услышал он. — Зачем?.. Я вообще мало интересовался тем, кто он, очередной мотылек?.. Прилетел, сгорел... Белла, это была Белла, только у нее были ключи от комнат! Чертовка мне их вернула, но вполне могла успеть сделать копии. Странно, почему я раньше... Белла не покидала здание, и это ввело меня в заблуждение. Мальчишка не смог бы достать дневник без ее помощи. Пусть Северус не пытается ее прикрыть!
Как сквозь вату, до Гарри донесся смех Риддла, негромкий и густой.
— Белла?.. Она хорошая, — пробормотал Г. Дж., борясь с густеющей тяжестью в голове. — Я думал, она шлюха, но нет... Она умная. И красивая. И честная. Я ее боюсь. У нее грудь здоровенная, ужас.
Издалека донесся низкий рокот — то ли смеялся Риддл, то ли билась о камни морская волна.
— Северус подлец, — услышал Гарри, мягко проваливаясь в бездонный колодец. — Убил во мне остатки веры в человека. Я не питал никаких иллюзий по поводу дружбы, но Северус имел наглость подарить мне эту иллюзию. И теперь... Что ж, он за это заплатит. И он, и Белла.
