— Потом будете обмениваться любезностями, — раздраженно сказал Малфой. — Трэверс, не трать свое и наше время.
Маленький доктор соскочил с кресла.
— Да кто там тратит... Сейчас молодой человек бумажечку о согласии подпишет, и все дела. Вы ведь согласны, правильно, мистер?..
— Поттер, — Гарри взял врученный ему бланк и ручку, взволнованный и совершенно не способный вникнуть в текст о добровольном самоубийстве.
Малфой расхаживал по комнате, сунув руки в карманы. На его лице не читалось ничего, кроме холодной скуки.
Кряхтя, доктор Трэверс отпер шкафчик, в котором также не было ничего инквизиторского, кроме каких-то коробочек. Не успел Г. Дж. и моргнуть, как Трэверс раскатал на столе салфетку. На голубом полотне сверкнула опасным блеском маленькая ампула.
— Жалоб нет? Давление в норме? Печень, почки в порядке? — затарахтел доктор. — Диабет? Аллергические реакции, дерматозы?.. Бронхиальная астма? — он ловко натянул перчатки, щелкнув резиной.
— Ну-у... — замычал Гарри, стремительно теряя симпатию к медикаментозной исповеди, — вообще-то я думал, что у меня бронхиальная астма, но оказалось, что у меня...
Доктор вперил в него озабоченный взгляд. Малфой за спиной доктора шагнул к столу.
Белые ухоженные пальцы Ангела Света коснулись маленькой ампулы, лежащей на салфетке. Секунда — и ампула появилась вновь. Рука господина Малфоя скрылась в кармане пиджака.
— Что у меня... у меня...
«Он подменил ампулу!» — в ужасе понял Гарри.
В глазах Ангела вспыхнула и погасла загадочная искра.
— Вегетососудистая дистония, — прошептал Г. Дж., исходя предсмертным потом.
— Что-то принимаете? Нейролептики? Седативные?..
— Н-нет.
— Вот и чудненько, — доктор Трэверс склонился над набором современного инквизитора, ловко отколол носик смертоносной ампулы и всосал в шприц люциферову отраву.
По сгибу локтя обреченного на верную смерть скользнул пахнущий спиртом тампон.
Гарри встретился отчаянным взглядом с Ангелом-убийцей.
Люциус Малфой неожиданно прижмурил глаз — точь-в-точь, как Северус. Уголок красиво-презрительного рта дрогнул в подобии улыбки.
Смертник Поттер моргнул, и видение исчезло.
В голубую вену пленника Вальхаллы медленно входило острое жало иглы.
_________________________________________________________________________________________
* АМОРК — Античный Мистический Орден Розы и Креста.
* * *
Оказалось, умирать приятно.
Восхитительно, божественно приятно.
Как завороженный, Гарри смотрел то на иглу, вонзенную в голубоватую дорожку вены, то на бледно-желтую субстанцию внутри шприца — казалось, не убывающую. Смерть, медленная и томительно-сладкая, приближалась мягкими кошачьими шагами, обволакивая теплом и обещая покой.
Воздух вокруг понемногу сгущался. Плотный, осязаемый, он дрожал мелкой чешуйчатой рябью, колыхался зноем песка раскаленной пустыни. Краем глаза Гарри видел многоцветное сияние, оно пряталось где-то сбоку, но стоило повернуть голову — убегало за спину, в золотистую зыбь, сотканную из радужных пылинок. Жар и удовольствие растекались по телу умирающего невидимыми волшебными потоками.
Доктор Трэверс дарил благословение небытия вот уже минут десять. Или час?* Наверное, целую вечность, отстраненно думал Гарри, нежась в теплом золоте, согревающем вены, бегущем по телу приятными мурашками, наполняющем сердце тихой радостью. Это было не просто хорошо. Больше, чем хорошо. Чудесно и сладко, как оргазм крови.
Г. Дж. Поттер готов был умирать до скончания века.
В тишине, густой и мягкой, слышалось только тиканье часов на стене и дыхание доктора, медленно вводящего в кровь растворенное солнце. Докторское сопение вдруг показалось Гарри бесконечно родным. Он улыбался, разглядывая вспотевший лоб славного мистера Трэверса, милый умный лоб, прорезанный морщинами — самый добрый и симпатичный из всех лбов на свете. Как он мог забыть, неблагодарный, что любит доктора? Обожает! Добросердечный Трэверс спас ему жизнь в день обыска! Теперь он дарит смерть, но ведь это чудесно, потрясающе, так вкусно и нежно!
— Вы такой хороший, — прошептал Гарри, умильно глядя на сосредоточенное лицо маленького человечка. — Спасибо вам, мистер Трэверс. Вы самый добрый человек на земле, сэр, — прибавил он, наполняясь благодарностью — до слез, до переполненного сердца и восторженного трепета в груди.
Доктор буркнул что-то неразборчивое: очевидно, был по природе скромен.
Тело Г. Дж. медленно, но верно теряло вес. Всё внутри пело и ликовало — казалось, он парит над полом вместе со стулом. Гарри с сожалением вздохнул, когда выскользнула из вены игла — волшебная, удивительная, остренькая и изящная, самая красивая иголочка, которую ему доводилось видеть. Один блеск чего стоил, восхищенно подумал он. Чудо человеческого гения, надо же было додуматься, тонким комариным носиком проникнуть в вену, надо — напустить туда чего-нибудь, надо — набрать крови. Из всех человеческих изобретений игла — это самое важное, нужное и...
Он повернул голову, отыскивая взглядом Ангела.
Комната вела себя странно. Стены медленно уплывали вдаль, мебель ожила и отчего-то вздумала уменьшиться. Чем больше Гарри вглядывался в кресло, тем сильнее оно отодвигалось.
— Они меня боятся! — захихикал Гарри. — Доктор, у вас такие смешные трусливые вещи! Ну что я им сделаю, скажите, а? Могу, конечно, и вашу комнату разбомбить, как свою. Они это чувствуют, смотрите, стол поехал, вот дурак! И шкафчики хотят смыться, у них колесики, да? Или маленькие лапки? Кстати, я знаю, что вы там внутри храните, мистер Трэверс! Сто кило белого порошка! — не выдержав, Гарри запрокинул голову и расхохотался. — Вы его без рецепта гостям раздаете? Героин, кокаин, ЛСД...
— Идемте, мистер Поттер, — послышался Чудесный Голос.
Гарри с трудом сфокусировал взгляд на светлой фигуре. Ангел Люциус неотвратимо отдалялся вместе с мебелью.
— Не уходите, мистер Ангел! — взмолился умирающий. — То есть, не улетайте! Не исчезайте! Пожалуйста!
— Госссподи, — страдальческим голосом сказал прекрасный Люцифер.
Неожиданно он оказался рядом. Ангельская рука, крепкая, сильная и какая-то на удивление приятная (интересно, у всех ангелов такие красивые мужские руки или только у падших?) скользнула под локоть Гарри. С другой стороны подключился доктор Трэверс. Не чувствуя тела, Г. Дж. счастливо воспарил над землей. Впрочем, иначе и быть не могло — ведь сам Ангел коснулся его, чтобы отвести в Лучезарную Долину.
— Какой я дурак, — доверчиво сообщил Гарри Ангелу. — Боялся умереть, вот кретин! Если бы знал, что это так круто, я бы уже сто раз... Ой, что я говорю, — захихикал он, перебирая ногами по воздуху: очевидно, они шли по облакам. — Сто раз не получится, а жалко!
Гарри повернулся к доктору — другу и спасителю. Движение головы повлекло за собой хвост длинной сияющей радуги.
— Доктор, спасибо вам, — от всего сердца сказал Гарри. — Наконец-то я умер, фух!
— Мистер Малфой, может, мне поприсутствовать? — с каким-то беспокойством спросил доктор. Очевидно, хотел убедиться, окончательно ли умер пациент. — Не нравится мне это.
— Мистер Риддл навряд ли позволит. Если что, мы вас вызовем.
Голос Ангела Света, мелодичный и густой, проникал под кожу, подбираясь к сердцу и заставляя его сладко сжиматься.
Гарри вперил взгляд в благородный ангельский профиль, сраженный божественным совершенством. Вблизи губы Лучезарного казались мягкими и нежными, а светлая кожа будто бы светилась. Нос Ангела, точеный и правильный, с красивым вырезом ноздрей, привел Г. Дж. в неописуемый восторг. И всё же лучшей частью ангельского лица были серые глаза в лучиках светлых ресниц. Почему он решил, что глаза Ангела холодны как лед? Эти сияющие звезды, со странными цветами, заключенными в серебряную оправу? Черт, это же очевидно, как же он сразу не догадался?.. Звезды всегда холодны, ведь они мерзнут в космическом просторе. Бедные, бедные звезды. Они тянут невидимые руки к солнцу, а оно далеко, бесконечно, невыносимо далеко, и звезды не могут согреться, эти прекрасные серебряные цветы Сада Вселенной, они только подставляют свои лепестки лучам, которые идут к ним миллионы, миллионы световых лет... Поэтому глаза ангелов Света холодны и печальны. Чем дальше злой бог-садовник прибрал их от солнца, тем больше в глазах-цветах блеска стали, кристаллов льда, суровости и...
— Господин Ангел, — прошептал Гарри, потрясенный космическим откровением. — Я вас люблю. Какой вы красивый! Вам холодно, правда?
Лучи ангельских ресниц затрепетали.
— Смотрите под ноги, мистер Поттер, — пробормотал Ангел и перевел взгляд блестящих звездных глаз на доктора. — Если что, вколете кофеин.
Гарри повис на локтях добрых провожатых, пытаясь поджать ноги, как ребенок, которого родители переносят через лужу. Доктор почему-то пошатнулся.
— Вы еще и кофе колете? — хихикнул Г. Дж, перепрыгнув «лужу». — А суп можете? О-о, а овсянка пролезет в шприц?
