– Я это прекрасно представляю, но иной стратегии, нежели глухая оборона до последнего, предложить не могу, – оба долго смотрели друг на друга, но затем медленно сели на места. Мой мобильник снова пискнул, возвещая о пришедшем сообщении, я зачитал его. Бои возле станции Выхино продолжались.
И снова глухое молчание. Которое прервал Эггер, напомнив, продовольствия, несмотря на все предпринятые меры, хватало максимум на месяц, а если учесть панику и вечную неразбериху с талонами, то скорее всего, и меньше. Ему вторил и Мазовецкий, согласившись, что нынешняя система распределения настолько несовершенна, что вызывает не просто нарекания, но уже и бунты, с трудом подавляемые добровольцами. Это пока они еще готовы подавлять, пока они сами на хорошем пайке, да и то, постоянно перебираются через Садовое.
Мобильник снова пискнул.
– Кирилл просит у вас встречи, Денис Андреевич, желательно сегодня. Ему стало известно о смерти Виктора Васильевича, он хочет безотлагательно это обсудить, – президент поморщился, в этот момент мой телефон зазвонил, забыл перевести в режим недоступности.
Звонил как раз патриарх, поинтересовавшись моим здоровьем и равно удаленно делами земными, попросил сообщить президенту о желании встретиться как можно скорее.
– Разумеется, владыка, Денис Андреевич уже в курсе вашего пожелания, как только закончится Совет безопасности, он свяжется с вами сам. Да, мы решили отключить генераторы, дабы держать руку на пульсе событий…. Большое спасибо за молитвы. Ну и за ваших добровольцев, конечно. Я понимаю, что большинство уже бежит внутрь Садового… но ведь они же волей-неволей будут нас и вас охранять.
Патриарх высказал благопожелание окоротить мне язык и отключился. Снова немного молчания, потом Илларионов высказался за отключение сотовой связи, как он выразился, «в интересах национальной безопасности», предложив перейти на коротковолновую связь, при помощи мобильных раций, да, сложно, но этим мы предотвратим дальнейшее распространение нежелательных слухов, фото и видео. Предложение поддержал даже Нефедов, чего я от него не ожидал, однако, вот странно, после предложения дйствпий не оказалось никаких. Вопрос повис в воздухе. Как и все мы. Даже эвакуация президента и высшего руководства власти обсуждалась на том заседании раз, но уже вовсе как знак отчаяния, и договориться ни до чего люди, съежившиеся за слишком великим для них столом, так и не смогли. Решили только сообщить о смерти премьера завтрашним вечером и оставаться здесь, дожидаясь развязки.
Это заняло большую часть ночи, сообщения приходили странные. Яковлеву и Илларионову все больше оптимистические, мне и Нефедову, напротив, весьма мрачные. Последний хотел уже было ехать на место, разбираться, когда стало известно о прорвавшихся в район Вешняки. Его удержали. Все устали, каждому хотелось вырваться из собственной западни, но все старательно пытались сохранить достоинство на будущее, хотя бы на то время, когда войска все же опрокинут и сомнут ворвавшихся в столицу зомби и вернутся на прежние позиции.
Это случилось только к утру, около четырех часов. Дольше всех и кровопролитнее бои шли в Выхине, отчасти там и решалась судьба последнего бастиона, патриарх позвонил, сообщая, что выделит до полутора тысяч добровольцев со своим благословением, возможно, это и помогло залатать брешь и зализать раны.
До следующей крупной стычки, поскольку добровольцы ушли обратно, в пределы Садового. Куда вскоре стали ломиться жители спальных районов и беженцы из палаточных городов вблизи «пятого кольца» до смерти напуганные угрозой. В некоторых случаях стычки перерастали в стрельбу на поражение, Денис Андреевич бледнел, выслушивая новости, кусал губы, не представляя, что лучше предпринять. И все собравшиеся, съежившиеся, продолжали сидеть и ждать.
Очнулись, лишь когда стало окончательно ясно, что ситуация переломлена, и нашествия, по крайней мере, в ближайшее время не будет. Президент послал Яковлева изучить ситуацию на местах, меня откомандировал узнать потери и настроения, всех разогнал по делам, а сам остался с Нефедовым наедине.
Мое путешествие оказалось самым кратким, уже по выезду за пределы Садового, на Ленинградском проспекте, машину стали закидывать чем придется, я решительно развернулся и поспешил вернуться под защиту войск, ибо здесь не пахло даже патрулями. Народ еще не узнал о смерти Пашкова, но вести о прорыве, успешно ликвидированном, заставляли его нервничать и хвататься за оружие, тем более, что об этом, как об успешной операции с самого утра начали твердить все оставшиеся каналы.
Когда я вернулся, узнал о встрече патриарха с президентом, Кирилл потребовал себе новый канал, взамен утерянного дециметрового, а так же обращения к нации сразу после слов президента. Встреча началась через час после моего отъезда и к моменту, когда меня закидывали камнями и стреляли по шинам, уже закончилась. Свое он получил сполна, что неудивительно, Кирилл обладал почти гипнотическим даром убеждения, да и ночные заслуги его миссионеров из «Московской Руси» не могли не сыграть свою роль.
Немедля по прибытии, я был принят президентом, очень хотелось попенять Денису Андреевичу на столь легкую сдачу позиций, но одного взгляда на президента хватило, чтоб прикусить язык. И начать свой рассказ без промедлений.
– Я бы поостерегся давать информацию о смерти Виктора Васильевича именно сейчас, – добавил я напоследок, к словам о бензиновом кризисе и бесконечных стычках за продовольствие, о дезертирстве с постов на «пятом кольце» и попытках прорваться в красную зону. Как выяснилось, поздно, Денис Андреевич уже подготовил речь. Слава богу, не совместную с патриархом, чего я больше всего опасался: Кирилл уже начал метить себя на место Пашкова, оттирая всех прочих на задний план, так что нынешняя его «пятиминутка ненависти» протяженностью часа два как минимум, должна стать коронной в этом вопросе. И предназначалась не столько мирянам, сколько жителям Садового.
Как остановить рвущегося к власти попа, я не представлял, все мои попытки повлиять на Дениса Андреевича мягко пресекались своими же. Вечером в новостях появились сообщения о вчерашней смерти премьера, а затем выступление патриарха. Надо отдать должное людям с Первого канала, на время выступления выключившего вещание на город, а вместо этого вставившего концерты Рахманинова.
Что произошло после официального извещения, можно было узнать, просто высунувшись в окно. Город охватила паника, заработали мародеры, десятки магазинов стали их легкой добычей в первые же часы после выступления. Утром начались мятежи, подавлять их пришлось всеми силами, снимая части с охраны «пятого кольца», счастье, на нас никто пока не пытался напасть, видимо, та сторона тоже переводила дух и зализывала раны – я говорю о живых. Через день беспорядки пошли на убыль, а к тридцатому числу и вовсе прекратились. Какая-то фаталистическая апатия охватила всех, как проживающих, так и управляющих и стерегущих. Все ждали неизбежного, никто не мог предугадать точной даты, но в том, что это дата означит собой черту, вряд ли кто сомневался. И казалось бы странно было ничего не предпринимать в подобной ситуации, никак не реагировать на надвигающуюся угрозу. Странно…, но в то же время, почти естественно. Я сам чувствовал себя вынутой из воды рыбой, приходя ежеутрене к президенту, точно на молитву, выдавал Денису Андреевичу сводку на сегодня, а когда вспоминал о самом важном – о предполагаемом переселении верхушки в бункер под Жуковским или в убежище в Медвежьих озерах, разговор тихо угасал, как бы сам собой.
Но тридцатого Медвежьи озера пали, не то по неосторожности, не то… трудно назвать причину сейчас, связь внезапно прервалась, в самый разгар боя, кому достался этот бункер – живым или мертвым, ответить не мог никто. Оставался последний путь, вот тут кстати проснувшийся Илларионов, коему формально и принадлежал бункер, доложил президенту о мерах по спасению оставшихся в живых. Не больше полутора тысяч человек, поскольку на базе осталось лишь два вертолета «Ми-26» и не так много горючего, если запустить каруселью, хватит как раз на десять, максимум на двенадцать полетов, это следовало учитывать. Министр обороны предложил Денису Андреевичу перебираться немедля, чтоб не думалось, а они уже потом, президент оборвал его на этом «чтоб не думалось», высказав в адрес Александра Васильевича несколько нелестных слов.
– Мы небольшими сроками довольствоваться не можем, – подвел черту Илларионов. – К сожалению, исследования лабораторий Владислава Георгиевича закрыто за отсутствием персонала. Так что, будем исходить из года… – он вздохнул и развел руками. Разговор завершился. Я тоже вышел, снова навалилась апатия, я ушел в кабинет.
Новый месяц ознаменовал собой начало конца. Очень скорого, мы все этого ждали, все боялись, но, когда началось, не посмели поверить. Все, кроме Нефедова, едва узнавшего о ночных прорывах, приказавшего заблокировать сотовую связь немедля. Это последнее, что он сумел сделать, все прочее было уже не в его власти. Мертвые прорвали оборону «пятого кольца» практически на всех основных магистралях, войска, не ожидавшие как столь решительного натиска, так и внезапного отключения связи, как ни прискорбно, но раций выдать им так и не успели, дрогнули, добровольцы пытались их сдержать, мне стало известно о нескольких крупных сражениях, разыгравшихся в Бибиреве, Медведкове и Тушине, но унять вырвавшийся на свободу страх не удалось: поздним утром мертвые почти беспрепятственно вошли в город. В запасе у нас оставался лишь заградительный кордон по всему периметру Садового и сутки, может, несколько на бегство в никуда.
