тебя. Ты обо всем позаботился, Кронос не убил тебя. Мак понимает, что гнев уже не нужен, но не знает пока, куда его девать. Но он справится. Ты его друг и он дорожит тобой. Он уже слишком многих потерял. И, судя по тому, что творится, потеряет еще немало.
Отвернувшись, Митос задумчиво посмотрел на очертания надгробий в тумане. Чуть погодя он мрачно заметил:
— Ты хотел услышать мою версию.
Расслышав в его голосе напряжение, Джо умиротворяюще ответил:
— Только если ты хочешь рассказать.
Митос коротко кивнул. Джо мог разглядеть лишь одну сторону его побледневшего лица.
— Кронос… я был мелким полевым командиром, когда встретил Кроноса. Он был сильным, сказал, что видит во мне что-то… Сказал, что может сделать меня великим… — он запнулся и со свистом втянул воздух. — То была паршивая тысяча лет. Что я только ни творил, и почти все было… малоприятным. Я видел, кто он, и в чем его сила. Он мог заставить кого угодно сделать что угодно. И я присоединился к нему. Не по принуждению или из страха. Я сделал это добровольно.
Помолчав несколько минут, Митос обернулся проверить, не ушел ли Джо. Он боялся, что ушел. Но тот стоял неподалеку и терпеливо слушал.
— Ты у наблюдателей выучился слушать, Джо? Все эти столетние истории о далеких временах… Полезный навык для бармена.
Джо невозмутимо повел плечами:
— Это природный талант.
На губах Митоса появилась едва заметная улыбка и Доусон ухмыльнулся. Но передышка оказалась короткой. Слова просились наружу, и Митос подчинился их зову:
— Жизнь важна. Она драгоценна и, одновременно, ничего не стоит. Было легко предпочесть мою жизнь жизням остальных. Со временем мне это даже стало нравиться. А когда появился Кронос… — он пожал плечами и невесело усмехнулся. — Власть над телом дается легко — человек или подчиняется, или умирает. Но мы получали власть и над разумом тех, кто трепетал перед нами. Мы забавлялись, играя их душами. И это — настоящая власть. Быть кошмаром во плоти… — услышав в собственном голосе жажду, желание, вкрадчивый, притаившийся в глубине сознания и, казалось, навеки позабытый голод, Митос остановился.
Когда он заговорил снова — сухо и нарочито небрежно — голод был обуздан и смирен.
— Вот от чего мне, в конце концов, пришлось отказаться. И это было едва ли не самым трудным, что мне когда-либо приходилось делать.
Он помялся, провел рукой по коротко стриженым волосам и продолжил:
— Я не оправдываю себя. Я сделал то, что сделал, и сожалею об этом. Но однажды нужно поставить точку. Наступает момент, когда смертям пора прекратиться… а потом — когда пора прекратить расплачиваться за содеянное. Люди меняются. А если не могут измениться, то погибают, — он пожал плечами. — А я хочу жить.
Джо смотрел на него молча, и Митос уже готов был закричать, лишь бы не слушать эту тишину, но вдруг тот ухмыльнулся и тягостное напряжение исчезло, словно его и не было.
— Идем. Я угощу тебя пивом.
Митос улыбнулся, а потом вдруг замер и огляделся. Сквозь клубящийся туман неподалеку проступил знакомый силуэт. Митос вздохнул.
— В другой раз, Джо. Я зайду попозже. А сейчас нужно с этим покончить, — и направился к Маклауду.
— Митос?
Тот обернулся:
— Что?
— Будь с ним помягче.
Митос снова улыбнулся невеселой, полной горькой иронии улыбкой висельника.
Оставшийся позади Джо покачал головой, глядя на уходящего друга.
— И с самим собой тоже, приятель, — пробормотал он.
Я жду здесь и не понимаю, кем ты хочешь, чтобы я был. Ты ненавидишь тьму, но я — не она. А ты все равно видишь только ее.
Savatage «Not What You See»
Приблизившись к Маклауду, Митос постарался взять себя в руки и не казаться слишком уязвимым.
— Я думал, тебя уже нет в городе.
— Ты похоронил их, — невпопад отозвался горец.
«Да, и можно было не надеяться, что ты поймешь».
— Может, я не доверяю даже мертвому Кроносу.
Маклауд ничего не ответил. Молчание затянулось и, наконец, Митос решил подтолкнуть разговор:
— Ты пришел только чтобы это сказать?
— На твоем месте я бы не стал рассказывать об этом Кассандре. Думаю, она предпочла бы оставить их тела на растерзание собакам, — натянуто произнес Маклауд.
Митос плотнее запахнул плащ.
— Я не планирую с ней встречаться, — и принялся ждать, когда же горец заговорит о том, ради чего явился.
Но тот молчал, скользя взглядом по окружающим памятникам и не глядя на собеседника.
Митос подождал еще.
Наконец он мягко произнес:
— Дункан.
Тот немедленно обернулся — Митос очень редко называл его по имени.
— Просто скажи то, что собирался сказать.
— Как я могу теперь тебе доверять? — вырвался у того отчаянный вопрос.
— Иными словами, ты хочешь услышать от меня, что я не виноват, — Митос вздохнул — вопреки происходящему, он словно разочаровался в чем-то. — У меня нет для тебя объяснений, Маклауд. Ты или доверяешь мне, или нет, — он бессильно развел руками. — Я не тот, кем был раньше.
Горец отвернулся, а когда заговорил, голос его прозвучал глухо и напряженно.
— Ты вернулся к ним.
— Чтобы выжить. Я очень давно понял, что сделаю почти что угодно, лишь бы остаться в живых.
Маклауд по-прежнему смотрел куда-то в туман.
— А если бы Кронос победил?
— Я бы продолжал выживать, — пожал плечами Митос.
— Даже если бы тебе пришлось стать тем, кем ты был раньше, — это был не вопрос, но где-то в глубине все еще таилось отчаянье, не заметить которое было невозможно.
Митос помедлил.
— Так вот в чем дело, — он еще плотнее запахнул плащ — чертов туман пробирал до костей. — Ты хочешь знать, заплатил бы я душой за возможность выжить.
Они замолчали, и молчали до тех пор, пока оба не испугались, что тишина не закончится никогда, что вот-вот они задохнутся под тяжестью всего, что не могли высказать.
Маклауд первым стряхнул наваждение.
— Туман рассеивается, — заметил он.
Так оно и было — белесая пелена поднималась, превращая небо в безликое серо-белое поле, а Митос даже не заметил.
— Я не знаю, Маклауд, — сказал он после долгой паузы. — Я не знаю, какую цену мне пришлось бы заплатить на этот раз. Не знаю, пришлось бы мне жить без души, — худощавое плечо под тонкой тканью плаща едва заметно дернулось. — Однажды пришлось.
— Но раз ты не знаешь, как я могу узнать? — в неуверенном, хриплом голосе Маклауда послышалась боль.
Митос устало улыбнулся — разговор вернулся к тому, с чего начался.
— Тебе придется просто поверить мне.
— Поверить тебе, — горько усмехнулся горец.
Митос вдруг понял, что устал
