Она шумно вздохнула, не в силах сдержать бушующих эмоций, и тело снова отозвалось на подобную несдержанность болью в том месте, где у Миранды находилось с таким трудом излеченное сердце.
Патронус Тома Реддла – ворон…
Она снова посмотрела на Тома – и это слегка привело Миранду в чувство, поскольку никакого счастья лицо Реддла не выражало. Наоборот, оно словно еще больше заледенело, а глаза на миг полыхнули алой яростью – стоило Тому уловить эмоции Миранды. Как и она, он тоже сразу вспомнил то памятное занятие Вилкост, где произошла их вторая встреча… Вспомнил, о чем тогда шла речь, и без всякой легилименции понял, о чем сейчас думала Миранда.
И – чего стоило ожидать – осознание, почему его Патронус принял именно такую форму, не принесло Реддлу никакой радости.
Губы Тома превратились в тонкую полоску, и он, метнув в Миранду выразительный взгляд, пророчащий что-то ужасное, повернулся к лестнице, где по-прежнему стояла Симона. Оставшись без палочки, она сама не могла призвать Патронуса, но остальные пять заклинаний успешно держали дементоров на расстоянии.
– И что теперь? – поинтересовалась Симона, которая явно не заметила стремительной перемены в настроении лорда Волдеморта – в противном случае она бы сообразила, что не стоит еще больше усугублять свое положение и лучше держать язык за зубами. – Поздравляю, вы лишили меня моего последнего оружия. Дементоры мне больше не подчиняются. Дальше что?
– А дальше ты умрешь, – флегматично сообщил Реддл, но Симону эта угроза не напугала. Запрокинув голову, она внезапно громко расхохоталась – без тени страха или наигранности.
– Ты и пятьдесят лет назад говорил то же самое, – сообщила она, отсмеявшись. – Почему ты полагаешь, что на этот раз что-то изменится?
Том молча безо всякого выражения смотрел на нее, и Симона злорадно продолжила:
– Меня не убить! Убьете мое тело – я просто займу новое, только и всего! Кстати, если хотите, можете сделать ставки, кого я выбрала в качестве нового вместилища. Пока я была в Хогвартсе, у меня было время присмотреть, повыбирать… Знаешь, Миранда, жаль, твоей сестре уже шестнадцать. Будь она лет на пять помладше – я бы взяла ее…
Не обращая внимания на очередную вспышку боли в груди, Миранда сделала шаг вперед, сама не зная, что собирается сделать – просто что-то сказать, или проклясть Симону – но Том вдруг, не глядя, вытянул левую руку в сторону, преграждая ей путь. При этом его губы скривила такая улыбка, обращенная к Симоне, что Миранда не стала настаивать и послушно остановилась.
– А если хотите пытать меня – пытайте, – тем временем продолжала Симона. – Я несколько дней разлагалась заживо, отравленная вашим ядом! Вы полагаете, что после этого Круциатус сможет хоть как-то меня впечатлить?
– Интересное предположение… В другой ситуации я бы даже воспринял его как вызов, – теперь Реддл говорил спокойно, почти скучающе, и Миранда поняла, что для Симоны в самом деле уже все кончено. – Значит, твое тело может умереть, а душа привязана к другому человеку, и ты просто займешь его тело?
Симона улыбнулась.
– Но сейчас-то твоя душа в этом теле? – спросил Том тихо и мягко. Его голос звучал вроде бы неторопливо, однако в одно мгновение приобрел те самые волдемортовские интонации, вгонявшие его врагов в дрожь, и Миранда сначала услышала их, и только после этого, похолодев, осознала, какой именно смысл Том вкладывал в данный вопрос.
Ребекка странно пожелтела, она нервно заозиралась по сторонам. Следующей, кто сообразил, что за этим последует, была громко ахнувшая Гермиона, чье лицо теперь выражало отвращение и ужас.
Том небрежно взмахнул палочкой – и серебристый ворон отлетел в сторону, освобождая дверной проем. В холл вплыли друг за другом две высокие фигуры в плащах и капюшонах, и Миранда вновь ощутила волну могильного холода. Приобняв Миранду, Том отступил в сторону, позволяя дементорам беспрепятственно проскользить мимо, на лестницу. Патронус-ворон парил перед нею и Томом, служа надежной преградой между ними и бывшими стражами Азкабана.
Симона вскрикнула – но крик сразу же перешел в полузадушенный всхлип, и теперь Миранда могла впервые своими глазами наблюдать, как человек впадает в оцепенение из-за близости этих существ. Даже такая старая опытная колдунья, как Симона, оказалась не в силах сопротивляться их воздействию без волшебной палочки. Миранда видела потрясение на лицах друзей, она видела, как Гарри дернул волшебной палочкой, явно намереваясь отправить оленя на помощь Симоне – но стоило Патронусу сорваться с места, как тут же еще несколько дементоров сделали попытку прорваться в дом с главного входа. Гарри пришлось торопливо отозвать оленя назад – и промедли он еще несколько секунд, то добычей для дементоров стал бы уже сам Поттер. В том же положении оказались и Рон с Гермионой, и Джинни. Силы их Патронусов хватало на то, чтобы удерживать целые полчища тварей в стороне от своих создателей, но помочь в спасении еще одного мага уже не могли.
И потому им оставалось только зачарованно наблюдать, как высокая фигура останавливается перед безучастной Симоной, в то время как второй дементор продолжал парить неподалеку, забирая из Симоны те крохи положительных эмоций, которые в ней еще оставались. Миранду передернуло от омерзения, когда она увидела склизкую, покрытую струпьями костлявую руку, впившуюся в белое предплечье Ребекки Паркинсон. Голова, скрытая под черным капюшоном, медленно наклонилась к лицу Симоны – со стороны это даже напомнило любовников, собирающихся слиться в поцелуе, и к горлу подкатила тошнота. Симона не кричала, не пыталась вырваться – и Миранда даже была отчасти рада, что та уже не отдавала себе отчет в происходящем.
– Вот и все, – негромко произнес Том, наблюдавший за этой… казнью совершенно равнодушно. В его голосе не отразилось никаких сильных эмоций от увиденного – только, пожалуй, удовлетворение от такого финала. И это шло разительным контрастом с тем, что Миранда видела на лицах друзей – Рон приобрел нежно-салатовый оттенок, Джинни зажимала себе рот. Гермиона явственно боролась с дурнотой, а Гарри не отрывал широко распахнутых глаз от того, что осталось от Симоны. Жестокость увиденной расправы впечатлила даже их – людей, кто лучше всех знал, на что способен лорд Волдеморт. Когда дементор отпустил ее, колдунья просто села на землю – живая, она дышала и даже находилась в сознании, но ее лицо, ее глаза… Миранда ни у кого никогда не видела такого бессмысленного, пустого лица, лишенного всякого выражения.
Погоня Симоны за бессмертием обернулась против нее самой. Ведь то, что в итоге произошло с ней, было куда хуже, чем смерть…
Том взмахнул палочкой – и Патронус-ворон взмыл воздух, отгоняя дементоров прочь. Те отступали неохотно, уходить не желали – но справиться с этой магией никак не могли. Серые фигуры в капюшонах убрались прочь, а затем Миранда заметила, что и Гермиона не сводит взгляда с серебристой птицы, и в ее глазах отражается то же понимание, что сегодня испытала и Миранда. Она запоздало спохватилась, что правильные выводы из увиденного могут сделать, в общем-то, все, кто находился в доме – ведь о форме Патронуса Миранды было известно всем присутствующим.
Но сделать их явно предстояло гораздо позднее… В холле в один миг так сгустилось напряжение, которое не шло ни в какое сравнение с тем, что царило здесь пять минут назад, хотя дементоры по-прежнему держались неподалеку и сдавать позиций не собирались. Том замер неподвижно на одном месте, не сводя мрачного взгляда с Поттера. Лицо его превратилось в маску, челюсти плотно сжаты – и Миранда ощущала в нем такую из последних сил сдерживаемую жажду убийства, которой не чувствовала в Томе никогда раньше. Тисовая палочка в тонких бледных пальцах чуть подрагивала.
Гарри тоже был бледен, но не утратил присутствия духа, в очередной раз очутившись лицом к лицу со своим смертельным врагом. Хотя беспокойство все равно проступало на его лице – но то был страх за друзей, не за самого себя. На Реддла Поттер смотрел прямо, без вызова или показушной бравады. Пожалуй, Миранда впервые могла понять, что то Пророчество, которому Том придавал столь огромное значение, действительно странным образом переплело судьбы двух людей – поскольку между Томом Реддлом и Гарри Поттером сейчас ощущалась невидимая, но прочная связь, с которой те двое ничего не могли поделать. Связь, которую не сможет до конца постичь никто третий.
