– А мама считает тебя поэтичной особой, – ехидно улыбнулась Петуния.
Она наблюдала, как расческа скользит по золотистым прядям сестры, заставляя их сиять ещё ярче.
– Не люблю поэзию, – задрала вверх носик Лили, – она скучная. Все эти баллады, оды, панегирики! Такие же лицемерные и надутые, как лебеди. Знаешь, мне кажется, люди настолько привыкают доверять чужим авторитетам, что становятся просто неспособны думать своей головой. Один сказал: «Ах, какое чудо эти лебеди!». Остальные и повторяют, не задумываясь. Даже если и видят, что это не так. Туни, согласись, что лебеди – это гуси!
– Отстань, пожалуйста, – Петуния хотела, чтобы голос её прозвучал строго, но против воли не могла сдержать улыбки.
– Не отстану, – засмеялась Лили, отбрасывая расческу в сторону. Прыгнув на кровать к сестре, она принялась её тормошить. – Признавайся! Я права.
– Прекрати, – сдавленно хихикала Петуния. – Ты навязываешь мне своё мнение, между прочим.
– Ага. И не отстану, пока не навяжу.
– Я хочу спать. Поэтому пусть твои лебеди станут гусями. Да хоть курами! Брысь с моей кровати.
– Спокойной ночи, Туни.
– Спокойно ночи, Лил.
– Я люблю тебя.
– А я – тебя.
***
К концу недели Лили не только перезнакомилась со всеми в классе, но успела записаться в вокальный, театральный и танцевальный кружки.
Петуния объявила, что она не может, как некоторые, менять друзей, словно перчатки, сделала строгое лицо и «надела траур по своей былой жизни», – по выражению Лили. Лили была готова с радостью втянуть в свою вулканическую деятельность сестру, но Петуния заявила:
– Не вижу смысла в том, чтобы как мартовский заяц нестись по всем направлениям сразу.
И осталась при своем интересе. Или при отсутствии такового.
– Пошли с нами на площадку, а? – канючила Лили. – Будет весело.
– И какое же веселье можно затеять в этом детском палисаднике?
– Вовсе и не детском, – возражала Лили. – Дик и Роберт твои ровесники. А Билл, тот даже старше.
– Пусть ваша компания взрослая и крутая. Мне все равно.
– Ну пойдем с нами…
– Куда, скажи на милость?
Лили, оглянувшись, проверила, нет ли мамы в обозримом пространстве и, придвинувшись к сестре поближе, поделилась:
– Дик клянётся, что неподалёку от Ткацкого тупика есть разрушенная проклятая мельница …
– Ой, Лили! – скривилась Петуния. – Ну вот опять ты начинаешь, да? Что за прелесть во всех этих ужасах, не понимаю.
– Там привидения.
– Нет там никаких привидений!
– Ну и пусть нет, – отмахнулась Лили. – Главное, что искать их весело. Пойдешь с нами?
– Пойду.
Лили радостно захлопала в ладоши:
– Вои и здорово! – чмокнула она сестрёнку в щеку, обнимая за шею.
Петуния отпихнула сестру от себя:
– Не люблю я все эти твои телячьи нежности.
– Не люби, – согласилась со смехом Лили. – Главное, что ты со мной. Остальное не так уж и важно.
В восемь часов вечера они встретились с мальчишками на детской площадке. На скамейках ещё сидели мамочки с колясками, но появлялась уже и другая, более сомнительная публика.
Петуния, подозрительно прищурившись, осмотрела новых приятелей. Ничего особенного не нашла: мальчишки как мальчишки.
– Готовы? – спросил невысокий худой пацан в дутой куртке стального цвета, взявший на себя роль вожака.
Петуния ничего не сказала. Она с трудом подавляла желание развернуться и уйти. Не любила она приключения, особенно сомнительные. А иными они, приключения, по определению не бывают.
Гуськом, друг за другом, дети перебрались через небольшую речушку, с трудом пробиравшуюся среди заросших, замусоренных берегов. Петуния, сначала выразительно глянув на помойку, бросила сестре возмущенно–осуждающий взгляд.
Лили похлопала в ответ широко распахнутыми невинными глазами.
От воды тянулись белые туманные испарения.
«Словно призраки», – подумала Лили и прижалась к Петунии. Той, наверное, тоже страшно, но она не станет показывать этого младшей сестре. И спасибо ей за это огромное. Пусть лучше кроит умные, презрительные мины. Тогда и Лили найдёт в себе силы не быть трусихой.
На мальчишек рассчитывать нельзя – они же едва знакомы. Да, мальчишки, они и есть – мальчишки. В решающий момент всегда бросят и сделают ноги, заботясь только о себе.
А вот Петуния, та хоть кричит, ворчит и плюется, но ни за что и никогда её не бросит…
– Мы пришли, – сказал Билл.
Над детьми высился огромный мельничный остов, темный и зловещий. Оттого, что вокруг не раздавалось ни звука, только шелестела вода, было жутко. Огромное, кое–где просевшее, покосившееся мельничное колесо, бог весть, сколько времени не бегущее по кругу, полоскало на своих балках обрывки ткани.
Клонившееся к земле солнце высвечивало черную громаду, визуально её увеличивая.
– Хочешь сказать, мы пойдем внутрь? – с вызовом обернулась Петуния к Биллу.
– Да, – кивнул мальчик.
– Это старые развалины, – заявила Петуния. – Соваться туда попросту опасно.
– Не хочешь – как хочешь. Пошли, Лили?
– Я все родителям расскажу! – предупредила Петуния.
– Какая вредная у тебя сестра, Лил. Идешь ты или нет? Или завтра следует рассказать всей школе, что ты понтуешь, а на деле «пшик»?
Лили в нерешительности перевела взгляд с сестры на заброшенную мельницу. Мельница и возможные призраки пугали её не так сильно, как выбор.
Пойти и разозлить сестру?
Не пойти и стать посмешищем?
– Я пойду, – она выдернула ладошку из руки Петунии.
– Молодец! – похвалил Билл. – А ты сиди тут. Трясись как заяц. Трусиха!
– Лучше быть трусихой, чем дурой, – презрительно парировала Петуния.
Лили не обернулась на сестру, когда уходила с мальчишками. Совесть мешала.
Внутренний голос не просто говорил – он орал о том, что она ведёт себя неправильно. Во–первых, предаёт Туни. Во–вторых, идти куда–то одной с мальчишками…? Папа бы её за это выдрал.
Десятилетняя Лили Эванс смутно представляла, что является причиной подобных ограничений. Но вот мама говорила, что девочки могут попасться насильникам, которые ловят и мучат детей, делают из них фарш и котлеты.
Но ведь её ровесники насильниками быть не могут? Зачем им делать из Лили котлеты? Они не голодные.
За речушкой, на том берегу, высился лабиринт кирпичных домов. Даже отсюда было видно, что в некоторых из них окна либо выбиты, либо просто заколочены.
Они протиснулись внутрь мельницы через щель, образовавшуюся между стеной и просевшей, покоробленной, сгнившей дверью. Внутри было ожидаемо темно. Пахло мокрицами и плесенью. Свет от карманных фонариков не разгонял темноту. Он делал её более страшной и пугающей. Кружки фонариков, мельтешащие по стенкам, вызывали в памяти желтые глаза невидимых чудовищ.
– Вон на той балке, говорят, и повесился отец старика Тобиаса Снейпа из Ткацкого тупика.
Голос мальчика звучал плоско, глухо, будто стены его поглощали.
– Повесился? – охнула Лили. – Зачем?!
– За ним Белая Горячка пришла, вот он и повесился, – презрительно заявил Билл.
Он явно храбрился. Но голос выдавал, что и ему страшно.
– А я слышал, он повесился, когда узнал, что его невестка – ведьма, – возразил его друг с модной, пижонской стрижкой.
– Заливай!
– Сам слышал, как мама божилась миссис Коуп, будто она видела, как Эйлин Снейп летала верхом на помеле.
– Я тоже слышал, что эта Эйлин – настоящая колдунья, – поддержал друзей третий мальчик. – Стоит ей пройти мимо дома, как молоко скисает, даже если оно в холодильнике. Ещё говорят, она по ночам свиньёй оборачивается и бегает по округе.
– П…почему…? – заикаясь от страха, спросила Лили. – П…почему свиньёй?
– Не знаю, – пожал плечами Дик, тот, у которого была модная стрижка. – Говорят, что когда отец нынешнего старины Снейпа встретил свинью около дома, он её лопатой как даст! Свинья – визжать! У неё на заднице во–о–о–т такой след остался! А утром, когда невестку сына встретил, у той нога в крови! Смекнул старик, в чем дело. Да и повесился с горя…
Мальчишки, беспорядочно стреляя светом от фонарика, осторожно двинулись вперёд. Лили старалась не смотреть наверх, туда, где повесился неизвестный и оттого более страшный мистер Не–Помню–Как–Вас–Зовут.
Стайка зверьков, налетевшая на них пищащим смерчем, показалась напуганным детям демонами. Они с воплями кинулись к выходу. Лили споткнулась обо что–то, с треском под ней провалились доски и девочка с визгом полетела вниз. При приземлении острая боль пронзила ногу.
На крик отозвалась Петуния. Девочка, вместо того чтобы убежать за мальчишками, спасаясь от неведомой опасности, кинулась на помощь младшей сестренке, бесстрашно вбегая в Проклятую Мельницу.