- Боги, великий Мерлин! Да он ещё и легиллемент?!
- Вот теперь он точно понял тебя, Перси, и ты жестоко поплатишься за это, - смеётся Блейз.
Я воспринимаю его слова, как просьбу, и с размаха вламываюсь в разум мадам Забини, с удовольствием находя там только обрывки мыслей о конфетах, нарядах, украшениях и балах, а ещё со мстительным удовлетворением, пока она хватается за голову и стонет, вижу её мечту, воплощённую в танце и продолжении банкета в спальне с каким-то блондином-коротышкой, не лишённым, впрочем, определённых мужественных черт. Я прекращаю контакт.
- Зачем, зачем Вы это сделали, месье Северю-ус?! Мне же было больно! И кто Вы такой, чтобы в доме моего супруга, пользуясь его благорасположением, насиловать меня ментально?! Вон! Вон, чёрный ворон!
О, женщины порой бывают так проницательны!
- Перси, успокойся, ты не в праве распоряжаться в моём поместье (Блейз сделал ударение на «моём»). Я дал тебе денег, так аппарируй отсюда сама, и чтобы я твоих непредвиденных расходов не видел до Рождества!
- О, эти жестокие мужеложцы! Ну и оставайся со своим персональным Люцифером, да пожрёт он дух твой без остатка, ты, что, не видишь, в его глазах - твоя смерть?!
- В его глазах я вижу золото, и мне хорошо в нём!
- Ты определённо сошёл с ума, Блези, или этот чёрный маг очаровал тебя - какое золото может быть в нефти, которой залиты его глаза?!
- Самое настоящее, вот только тебе никогда не увидеть подобного. Даже если тебе удастся затащить в постель графа Эсьодуса де Лавижу, в чём я лично очень сомневаюсь!
- Ах, ты! - она замахивается мешочком с местной магической валютой - д`оре - на Блейза, но он выпускает в окно, чуть выше головы женщины предупредительную огненную стрелу, и мадам Забини тут же утихает - видно, такого или подобного рода разбирательства между супругами Забини - не редкость.
Я лишь старательно изображаю испуг перед величием мага Огня Блейза Коэлиса Забини.
Он подходит ко мне и просит по-английски:
- Пожалуйста, Северус, поцелуй меня прямо сейчас!
Уговаривать меня не пришлось - я обнимаю, знаю, бронзовое, тело, и, расстегнув верхние пуговицы его мантии, впиваюсь в шею, оставляя на ней засос, Блейз стонет протяжно, запрокидывая голову, словно желая отдаться мне на глазах этой совершенно лишней здесь и чужой Блейзу женщины, она понимает это и аппарирует. Я отрываюсь от любовника и спрашиваю:
- Свести тебе синяк?
- Не сейчас. Перед аппарацией в МаунтГорроу.
- Ты и она - великолепная пара. Зря вы расстались.
- Я не мог больше жить с ней - посмотри, во что она, и прежде не красавица, превратилась, а изменять тайком, фу, это унизительно.
- А… так - лучше?
- Конечно - мы видимся три, от силы четыре раза в год, она приходит за деньгами сверх ренты, отведённой ей, а это, поверь, немало, ещё я содержу детей с нянями - только моё большое состояние позволяет мне вести такой образ жизни.
- Ну, что ж, иди, занимайся костюмом.
- Мне будет трудно сравняться с тобой! - кричит он, уходя куда-то в дальние покои.
… Я пью замечательное вино с «собственных виноградников Монсеньора Забини», как объсняет мне, разумеется, по-французски, домовой эльф, на вид точно такой же, как и его английские родичи, только картавит немилосердно, из-за чего его почтительная речь кажется лепетом ребёнка, обрабатывают виноградники тоже эльфы, в поместье нет ни одного человека, кроме Монсеньора Забини и его случайных гостей, к которым домовик причисляет и мадам Забини и тех немногих друзей-нумерологов, которых Блейз иногда приглашает на диспуты по злободневным статьям в научных журналах.
Наконец, появляется «Монсеньор» Забини, надо будет так подразнить его во время интимных моментов.
- Прекрасен, как Аполлон. - комментирую я общий вид Блейза.
Он одет достаточно строго, но в этом есть свой шарм и блеск, приоткрывающийся немногим, но, видимо, для них-то он и старается, ну, и для меня, разумеется.
- Да брось, Сев, просто это - тоже церемониальная одежда, но сеньоров Цабиньо, конечно, не идущая ни в какое сравнение с роскошными фалдами сюртуков графов Снейп. Ну ведь, на то они и графы, а мы, так, жалкие алхимики и по совместительству, отравители.
- Я тоже отравитель. Бывший. И что с того? Мне нельзя носить родовую одежду?
- Да нет, я не о том - Цабиньо ве-ка-ми были отравителями, вот в чём суть, а потому и выше простых сеньоров не выросли, и одежда у нас простецкая…
- Давай не будем спорить. У нас ещё есть время?
- К сожалению, из-за супругов Забини ты опоздаешь. Моя жена слишком долго комментировала тебя, ну, а я слишком долго одевался. Обними меня, мы сейчас аппарируем, вот так, нет, положи руку ниже, ну же, прошу.
- Нет, Блейз, мы не сексом собираемся заниматься, а показываться на людях, так что, крепись.
Я взмахнул рукой, невербально сотворив заклинание аппарации и…
… Мы оказываемся на краю антиаппарационной зоны замка Эйвери.
Нас представляет всё тот же «недостаточно» чистокровный волшебник, прежде преклонив колено предо мною и Блейзом.
Я, всё ещё немного навеселе, не рассматриваю толпу дам и кавалеров, внезапно словно замерших при нашем появлении и спокойно и с достоинством раскланиваюсь с гостями и хозяевами в отдельности - сегодня был только один старец. Я думаю - когда откроет рот, будет ясно, младший или старший, противно шепелявящий Клавдий, прошамкавший что-то мерзкое, опять-таки, о моих глазах, - да что же они все к ним прицепились! - или согласившийся с братом Клоссиус.
Меня придерживает за фалду сюртука Блейз:
- Не ходи к нему, ради Мерлина.
Я останавливаюсь и интересуюсь:
- Это почему же? Должен же я нанести визит вежливости хозяину заведения?
- У него, сэра Клоссиуса, умер брат, он в трауре и может проклясть по ошибке, а сглаз у него получается отменный!
- Ну хорошо, не пойду, а делать-то что теперь, раз хозяин в трауре?
- Видишь, сегодня нет бала, идёт только светская беседа.
- И ты знал? - с пьяной горечью говорю я.
- Нет, увидел только, когда ты соскочил со ступеней в зал и понёсся к опасному одинокому старику. Поверь, Сев, ну откуда бы мне знать об этом? У меня даже камин к замку Эйвери не подключен. И, вообще, говори потише и пойдём знакомиться.
Хотя, что-то ты пьяненький сейчас. Пойдём наверх, я дам тебе Антипохмельного зелья, а после проведём хотя бы полчасика вместе - я так соскучился по тебе, ты даже представить не можешь…
Ну уж нет, такого покровительственного тона со стороны мальчишки я не потерплю!
Мгновенно протрезвев от гнева, я говорю свистящим шёпотом:
- Профессор Забини, не кажется ли Вам, что Вы превосходите рамки своей компетенции? Не смей указывать мне, мальчишка, что делать и куда, а, главное, для чего, идти!
Уж не хотите ли Вы, лорд Забини, использовать графа Снейпа как свою постельную игрушку?!
Кажется, сейчас я взорвусь, но Блейз, глядя на меня откровенно растерянно и, явно не понимая, что из сказанного им вызвало такой шквал страстей, - всё это хорошо читается в его разуме через зрительный, практически безболезненный, контакт, -… такой Блейз - беззащитен, и его становится искренне жаль, во-первых, потому, что произошёл этот конфликт перед целым морем зрителей, а, во-вторых, потому, что я люб-лю Блей-за и не желаю причинять бедному обречённому юноше, который всё ещё надеется на неправильность рунической обработки рассчётов и жаждет жить, причём жить именно со мной, как он сказал, «в счастье», вот пусть и верит в одно ему известное иррациональное «счастье» жизни с Северусом Снейпом, человеком, получавшем от жизни и бриллианты, но собственноручно утапливавшем их в дерьме своего родового проклятья, идущего от прародителя Снепиуса Малефиция… И ему, этому, в общем-то, хорошему и по-настоящему умному юноше представится такая возможность - попасть под это проклятье и умереть, как умер Гарри, как сошёл с ума Рем… Поэтому сейчас мы пойдём наверх, и я снова и снова буду овладевать молодым, гибким, бронзовым, как у древнегреческих богов, телом, а свою душу, сердце и разум он преподнесёт мне сам на красивом блюде из дамасской стали, с гравировкой: «Взявший блюдо сие, да станет господином над сеньором Блейзом Цабиньо»…
И мы идём наверх, в одну из гостевых спален, и занимаемся любовью до полного изнеможения.
Я пока не позволяю Блейзу овладеть собой, скорей из нежелания, чем из реальной боязни за рану, которая, по моим предположениям, должна уже зажить, но овладеть кем-либо - значит, на какой-то момент доминировать, а этого я Блейзу позволить не могу… и не знаю, смогу ли, хотя ведь я всегда стремился, чтобы Любовь была равноправной, чтобы не было в ней господ и слуг и, потому, так переживал пассивность Гарри, но, очевидно, любовь к Блейзу - состояние иное, то ли я стал более недоверчив к людям, то ли это страдальческая страсть Блейза на меня так действует, но я не хо-чу, чтобы он владел мной.
- Се-э-в, - раздаётся уже привычный, - и с каких пор он стал привычным? - голос Блейза, - опять ушёл в себя?
