День тянулся невыносимо медленно. Старшекурсники после бала напоминали сонных мух, и преподаватели, похоже, поняли, что ничего толком от студентов не добьются и давали им задания на повторение. Миранда вяло обстригала Зубастую Герань, потом на Защите от Темных Искусств села рядом с Макгонагалл и все два урока не поднимала головы от пергамента, выполняя данное Вилкост задание. Реддл тоже был в классе, она ощущала его присутствие, но упорно делала вид, будто его не существует.
Вместо обеда Миранда отправилась навестить Игнотиуса, с которого уже сняли гипс, и мисс Блумфилд собиралась отпустить его вечером. Тот встретил ее довольно прохладно – должно быть, новость, что она пошла на бал с Реддлом, уже дошла до его ушей. Но стоило Миранде сказать, что она ушла спать после первого же танца, Пруэтт повеселел и разговаривал с ней куда более благосклонно. Миранде все больше хотелось есть, в животе что-то тянуло от голода, но смелости спуститься в Большой зал она в себе так и не нашла, и через сорок минут поплелась на Трансфигурацию.
На уроке Дамблдор одобрительно ей сообщил, что за последнюю контрольную работу поставил ей «Превосходно» и вообще доволен ее успехами. От этих слов ей стало еще невыносимее.
Еле высидев этот день до конца, Миранда вернулась в башню Гриффиндора, где до вечера корпела над уроками, проигнорировав еще и ужин. Симона и Мэри наседали на нее с вопросами про Реддла, но потом через проем в стене показался Игнотиус, чье появление было встречено всеобщим ликованием и радостными криками. Позабыв об обычных вечерних делах, весь факультет принялся отмечать выздоровление капитана команды, который даже успел оправиться до следующего матча. Миранда принимала участие в праздновании и поздравлениях, но действовала больше машинально, мыслями же она была далеко отсюда. Пришла в себя, только когда услышала позади тихий стук в окно. На подоконнике сидела незнакомая сова, которая при виде Миранды молча протянула ей лапу. Она приняла свернутую записку и угостила птицу тыквенным печеньем, которое вместе с прочим угощением кто-то из деятельных пятикурсников уже притащил с кухни. Сова благодарно ухнула и скрылась в темноте за окном.
Миранда развернула записку. Та была совсем короткой, но она почувствовала, как сердце застучало чаще.
«Зал Славы на четвертом этаже. Розье передает тебе привет.
P.S. Если ты решила уморить себя голодом, то это не самый надежный способ самоубийства».
Первым ее порывом было швырнуть клочок пергамента в огонь и уйти спать, будто ничего не было, но здравый смысл победил. Реддл знал, что она пытается держаться от него подальше, и знал, что просто так она на встречу не пойдет. Поэтому и написал про Розье – тот явно достал Реддлу информацию о Нормане Фитцджеральде. То есть встречу Реддл затеял чисто деловую.
Какое-то время она боролась с искушением послать к черту и Фитцджеральда, и тех, кто напал на нее на Рождество, и Реддла вместе с ними, но в камин записка так и не полетела. Вместо этого Миранда сжала ее в кулаке, признавая свое поражение, и молча направилась к портрету Полной Дамы. Будь что будет.
Отбой уже был, и ей на полпути пришлось спрятаться за пустые доспехи в одном из коридоров, чтобы не попасться на глаза Аполлиону Принглу, проходившему мимо. Поскольку за весь день у нее во рту маковой росинки не было, Миранда всерьез опасалась, что завхоз ее обнаружит: уж очень громко бурчало у нее в животе…
Двери не были заперты, но тяжелые створки точно вздохнули, когда Миранда их толкнула. В Зале Славы было полутемно, горел один-единственный факел, но даже в полумраке ее внимание сразу привлекла знакомая высокая фигура. Реддл стоял, прислонившись к единственному участку стены, не занятому полками и стеллажами с наградами. Пламя факела тускло отражалось в серебряных, золотых, медных и бронзовых поверхностях, и все вместе это создавало таинственный мерцающий эффект. При ее появлении Том отступил от стены и приблизился к ней; выглядел он так же опрятно и аккуратно, как и всегда. При взгляде на строгий серебристо-зеленый галстук, застегнутые до горла пуговицы и прическу волосок к волоску, Миранда почувствовала, как горят щеки. Вчера она своими руками испортила этот идеальный вид…
Чтобы не встречаться с Реддлом взглядом, она по-детски отвернулась – только для того, чтобы обнаружить в витрине слева от нее табличку «Том Марволо Реддл. За особые заслуги перед школой. 1943». Нигде ей от него не скрыться…
– Идем, – спокойно велел Реддл, решив, к счастью, сделать вид, будто все как обычно. – Сюда может кто-нибудь зайти.
Она без возражений последовала за ним. Вместе они вышли из Зала Славы, миновали коридор, и Том открыл незнакомую ей дверь. Там открылся заброшенный класс, в который, похоже, уже лет сто не ступала нога человека. Парты и скамьи были небрежно свалены в кучу, в углу стоял резной шкаф. Со всех поверхностей свисали клочья паутины, окна были такими грязными, что через них было невозможно разглядеть полную луну, ярко сиявшую в небе. От их шагов в воздух облачками поднималась пыль, и Миранде немедленно захотелось чихнуть.
– Что тебе удалось узнать? – спросила она, едва Реддл закрыл за ними дверь. Их сразу окружила кромешная тьма, и они одновременно подняли волшебные палочки с «Люмосом».
Он смерил ее долгим взглядом, который ей не удалось расшифровать. Том точно раздумывал, в каком ключе стоит повести разговор, и Миранда снова почувствовала прилив раздражения.
– Я не в настроении для твоих игр. Если ты позвал меня для этого, то я пойду.
– А ты набралась наглости, – он насмешливо приподнял брови. – Не слишком-то вежливо так говорить с тем, кто спас тебя от Гриндевальда, не находишь?
Миранда ощутила, как ее сердце упало.
– Ты в этом абсолютно уверен? Фитцджеральд в самом деле был помощником Гриндевальда?
Реддл чуть прищурился.
– «В самом деле»? Ты вроде говорила, что к тебе это не может иметь отношения!
– Когда мы вернулись в школу, Дамблдор обмолвился, что убийство в Лютном переулке может быть связано с Гриндевальдом, – быстро сказала Миранда, не собираясь открывать Реддлу прочие детали ее разговора с профессором. – Так что ты узнал?
Он помедлил еще пару секунд, но потом, похоже, решил сменить гнев на милость.
– Норман Фитцджеральд был весьма посредственным волшебником и вел совершенно непримечательную жизнь. Абсолютная серость. Клерк в Министерстве магии. Семьи не было, ни с кем близко не общался, хобби неизвестны, с коллегами время не проводил… В общем не человек, а полная пустышка. И это при том, что Хогвартс он закончил весьма успешно, был одним из лучших студентов Пуффендуя. Догадываешься, к чему я?
– Он был невыразимцем? – догадалась она быстро.
– Именно. Чем конкретно он занимался в Отделе Тайн, неизвестно, но два года назад он уволился и пропал из поля зрения. Однако в конце прошлого лета он купил портал до Гавра, и известно, что оттуда он отправился в Руан, а оттуда – в Париж. В последний раз его видели в компании некоего Тодора Добрева в Париже. Добрев должен быть тебе знаком, у него характерная внешность – лицо испещрено множеством мелких шрамов, из-за чего кажется рябым. Добрев известен как один из самых верных последователей Гриндевальда. Он, если что, болгарин, так что, по-видимому, та палочка из бука и пера феникса принадлежала ему. Что скажешь?
Миранда глубоко вздохнула, собираясь с мыслями.
– Фитцджеральд отправился в Париж сам или под Империусом?
– Кто знает, – Реддл только развел руками. – Сейчас это установить едва ли возможно, да и не уверен, что это важно. Ну? Ты мне ничего не хочешь объяснить?
– А что ты хочешь услышать? – осведомилась Миранда сердито и устало. – Я понятия не имею, на кой черт я сдалась Гриндевальду! Я до сих пор не могу поверить в то, что ты мне сказал. Это как-то дико! Зачем я самому известному темному магу столетия?!
О том, насколько двойное дно было у этой фразы, она предпочла не думать. Реддл его все равно не обнаружил.
