– То есть для тебя это только игра? – она горько усмехнулась и закатила глаза. – Ну конечно. Неужели я могла поверить во что-то иное?
Она была готова к смеху, к циничной улыбке, к ледяному презрению с его стороны – но никак не ожидала, что Реддл внезапно схватит ее за плечи и уставится ей в глаза пылающим, полубезумным взглядом. Вся его самоуверенность как испарилась, а глаза полыхали алым пламенем.
– Игра? – переспросил он низким голосом, почти переходящим в шипение. – Хотел бы я, чтобы все это было просто игрой! Но нет, Миранда, ты ведь… ты как опухоль, как гниль, как болезнь, от которой не избавиться! Ты проникла во все, ты везде, всюду, и я не могу от тебя освободиться! Как ты это делаешь? Это какая-то магия? Амортенция?
– Что?!
Несколько секунд ей казалось, что он сейчас ее ударит. В глазах Реддла появилось выражение, которое она видела там впервые по отношению к себе – то было отвращение.
– Я тебя ненавижу, – заявил он вроде бы спокойно, но лихорадочный блеск багровых глаз выдавал его с головой. – И я найду способ это преодолеть. Избавлюсь от тебя, чего бы мне это ни стоило.
И, отвернувшись от нее, он стремительно отступил прочь. Достал палочку, пробормотал контрзаклинание, снимая блокировку с двери. Затем, не удостоив ее и взглядом, молча вышел.
Миранда продолжала молча таращиться ему вслед, не в силах двинуться с места.
Какого дьявола?
========== Глава 26 ==========
На негнущихся ногах Миранда вышла в коридор и побрела куда-то вглубь замка, не замечая ничего вокруг. Очнулась только на полпути в башню Гриффиндора, и тут же ей в голову пришло здравое соображение, что сейчас еще слишком рано, и в факультетской гостиной сидит множество младшекурсников. Появиться на глазах у малышни спустя час после начала бала, да еще растрепанной, с диким взглядом – нет уж, спасибо! И она отправилась в единственное место, которое сейчас могло стать для нее укрытием – в Выручай-комнату.
Та вновь приняла облик спальни Миранды в особняке Фростов, и она обессиленно повалилась на кровать и закрыла лицо руками. Ощущения были странные – с одной стороны, она чувствовала себя совершенно опустошенной, выжатой досуха, а с другой – ее разрывали на части сильнейшие эмоции, которые она когда-либо испытывала. Как такое вообще возможно? Как один человек может справиться с таким эмоциональным давлением, чтобы его не разорвало на части?
Ее действительно тянет к Реддлу. Можно больше не врать самой себе, не пытаться притворяться – в том, что тогда в подземелье Амортенция для нее приобрела запах именно этого чертова одеколона, не было никакой ошибки. Она и в самом деле что-то чувствует к нему – и это даже не просто притяжение, она просто сошла с ума, когда Реддл поцеловал ее… Что с ней вообще произошло? Почему в один миг она утратила все – здравомыслие, осторожность, самоконтроль, самоуважение, в конце концов?! Почему на первый план в мгновение ока выступили бушующие эмоции, которые смели все ее внутренние барьеры, как цунами? Как она могла повести себя настолько по-идиотски – она, которая всегда гордилась своим самоконтролем, и про которую Вильгельмина Олливандер сказала, что она малоэмоциональна?
Но хуже всего ей было даже не из-за этого. То, что она так растаяла в его руках, позабыла обо всем от его поцелуев – ужасно, но объяснимо. Гормоны, химия, физическое влечение – что угодно, со всеми бывает. Но почему ей стало так больно, едва в ее распаленное сознание закралась мысль, что Реддл только испытывал ее? Почему ей до сих пор так тошно от мысли, что для него это могло вообще ничего не значить?
В какой момент она вообще начала хотеть, чтобы он что-то к ней почувствовал?
Мерлин, это же… просто предательство! Ведь она знает, кто он такой, кем однажды станет, что совершит! Как она может испытывать что-то к нему и – хуже того – хотеть того же от него?! Испытывая что-то к нему, она предает всех, кого знает, кто ей дорог, предает все, чему ее учили с детства, все, во что она верила! Ее вообще ничто не должно связывать с этим человеком! Он убийца, монстр, уже изрядно растерявший свою человечность, и дальше будет только хуже! И ей хорошо известно, что такой человек, как лорд Волдеморт, в принципе не способен на человеческие чувства! Так какого хрена она внезапно захотела от него именно этого?!
Ну и вообще… Она устало потерла переносицу пальцами, просто пытаясь осознать то, что только что произошло. В голове, как наяву, звучали голоса ее родных и знакомых – и все они задавали ей один-единственный вопрос: «Лорд Волдеморт, Миранда, ты серьезно? Из всех мужчин на свете…».
Миранда застонала и закрыла лицо руками. Надо забыть этот день, как дурной сон! Честное слово, ей после их милой встречи в Тайной комнате не было так плохо, как сейчас!
Даже в эту секунду он находился рядом. Губы до сих пор помнили его поцелуи, пальцы до сих пор ощущали мягкость темных волос. Стоило ей закрыть глаза – и красивое бледное лицо всплывало в памяти само собой, она снова слышала это хриплое дыхание, слова, которые он ей говорил срывающимся шепотом…
Он был всюду. Проник в ее сознание, как смертельный вирус, как…
«Ты как болезнь, от которой не избавиться».
Она вздрогнула и распахнула глаза, уставившись в белый, украшенный лепниной потолок ее комнаты дома в Грейт-Хэнглтоне. Почему он сказал ей это? В памяти всплыло еще одно слово, которое он бросил ей в гневе.
Амортенция.
Причем здесь это? Он что, решил, что она пыталась его приворожить? Но к чему такое дурацкое предположение? То, что она привлекательна для Реддла в чисто физическом смысле, не означает, что дело сразу в любовной магии! Он-то должен это понимать, вряд ли он никогда раньше не испытывал ни к кому влечения!
Но ведь Амортенция – это, в первую очередь, любовное зелье…
Сердце Миранды пропустило удар, когда ей внезапно пришло на ум, что это все могло значить. Неужели… Нет, этого не может просто быть, для нее это слишком большая честь, чтобы он… Но, с другой стороны, он сам сказал… Свои последние слова Реддл произнес бессвязно, ничего не объясняя, точно не мог совладать с эмоциями…
Он признал, что она ему небезразлична. Он утратил самообладание и в гневе бросил ей это признание. Он сказал, что хотел бы, чтобы это все оказалось только игрой, но, выходит, для него все по-настоящему…
Однако вместо какой-либо радости или гордости Миранда ощутила новую тревогу. Мерлин, но ведь это только добавляет ей проблем! Это не милый и добрый Игнотиус Пруэтт, это мать-его-сам-Волдеморт! Если он сам осознал, что его чувства к ней начали выходить из-под контроля, то ничего хорошего ее точно не ждет! От него не стоит ждать цветов и комплиментов, он, скорее, просто убьет ее, чтобы избавиться от наваждения! Как он, наверное, зол сам на себя – и за то, что начал испытывать столь презираемые им чувства, так еще и направлены они оказались на девицу сомнительного происхождения, с которой его связывают весьма непростые отношения! Любовь, привязанность для Тома Реддла – не ценность, не то, чем стоит дорожить, это обуза, слабость, от которой он захочет избавиться!
Собственно, именно это он ей напоследок и сказал.
Она застонала. Что ж, что называется, за что боролась – на то и напоролась. Ей хотелось подыграть Реддлу, усыпить его бдительность, чтобы он по неосторожности дал ей оружие против себя – пожалуйста, только теперь сама не жалуйся…
Под утро Миранда вернулась в башню Гриффиндора. Бал давно закончился, весь замок спал, и она добралась до спальни без новых приключений. Начинался обычный школьный день, и можно было возвращаться к своей излюбленной тактике – пытаться любой ценой избегать Тома Реддла. Правда, теперь вновь становится актуальным вопрос, дозволит ли он ей дожить до конца учебного года…
Следующим утром Миранда притворилась крепко спящей и пролежала в кровати до последнего. Все соседки давно ушли на завтрак, а она лишь за десять минут до начала урока поднялась, привела себя в порядок и оделась. Убедившись, что выглядит она вполне сносно, Миранда пошла на Травологию.
